Том 7. Письма

Понудил себя — побывал у Сергия на Толге и у Нафанаила, Строителя в одном маленьком монастыре в Ярославле. Не очень благосклонно глядит на них здешний Архиепископ. Видя, что меня Старец Архиерей очень полюбил (я у него был три раза и {стр. 355} обедал в два дня), Сергий просил меня замолвить за него словцо. Оказывается, что в колодец преждевременно кастить не надо.

7-го и 8 сентября.

Напиши мне, как адресовать к Степану Федоровичу Апраксину.

№ 12

Истинный друг мой,

Отец Игнатий!

Извещаю о себе, что лечусь — и кажется, с успехом. Должно быть, я сильно простудился прошлого осенью, ездив в Черменецкий монастырь. Не хотел — а приходится: прикажи мне сшить подрясник из синеватого лицемору и подложить серой саржей — и верх и подкладка шелковые. Все это можно взять у Степанушки; вели так сделать, чтоб не более как на две четверти он был ниже колен и пошли по почте, адресуя посылку Его Высокобл<агородию> Николаю Никандровичу Жадовскому [ 219] в Яросл<авль> с передачею мне. Тот подрясник, который на мне, очень рвется, а других, т. е. суконных и на вате шелковых носить не могу — непременно холодный. Это следствие здешнего воздуха, который гораздо легче Петербургского. И в комнатах держал гораздо свежее до начатия декокта. Теперь очень слаб, а аппетит гораздо лучше. Христос с тобой.

Твой преданнейший друг

Архимандрит Игнатий.

10 сентября

Также вели по моим колодкам сапожнику, который шил обыкновенно мне сапоги, сделать две пары с пробковыми подошвами и пришли по почте.

{стр. 356}

№ 13

Истинный друг мой,

Отец Игнатий!

Благодарю тебя за постоянное уведомление о себе и о обители. Слава Господу Богу, что у Вас идет все благополучно. Мое здоровье поправляется, но крайне слаб от действия декокта. Захватил же я жестокую простуду в Петербурге, и она была замаскирована, как говорил мне наш добрый Иван Васильевич. Теперь от действия декокта выходит простуда, а вместе с тем пропадают те болезненные припадки, которые я прежде признавал чисто геморроидальными. Лицо и глаза очень переменились — посвежели.

Послушника Кирилловского согласись принять, также и чиновника из Опекунского совета. А плац-адъютанту Иготину скажи, что от печали не должно идти в монастырь, в который можно вступать только по призванию. Все, сколько их знаю, поступившие в монастырь по каким-либо обстоятельствам внешним, а не по призванию, бывают очень непрочны и непременно оставляют монастырь с большими неприятностями для монастыря и для себя. А потому решительно откажи. Пол в Яковлевской церкви переправьте — доброе дело. К К<нягине> Горчаковой я писал; в то же почти время, как она вспомнила о мне, и я вспомнил о ней.

Татьяне Борисовне <Потемкиной> я тоже писал. При свидании скажи мой усерднейший поклон. Не пишу им потому, что ужасно слаб, — все лежу, никуда не выхожу из комнаты с 5-го сентября. Степану получше; когда я кончу курс декокта, то и его хочу заставить попить: потому что по пробе оказалось полезным. Не время ли представлять его в мантию. Если время, то вели приготовить нужные бумаги и прислать сюда к подписанию.

Относительно дела с Пафнутием будь осторожен и терпелив; так нужно вести себя относительно людей лукавых. Пожалуй, сделают по желанию твоему; а потом этим обстоятельством, как фактом, будут доказывать, что ты неоснователен в твоих действиях. А много ли надо, чтоб уверить дураков в чем-нибудь. Пусть Пафнутий действует как хочет и скучает как хочет: потому что он, несмотря на все мои убеждения, начал сам действовать вопреки всем моим истинно дружеским и благонамеренным советам.

Я и прежде думал, также и тебе говорил, что хотелось бы О<тца> Марка сделать келарем и поручить ему огороды или то, что было у О<тца> Израиля. А то у них огороды поупали. За {стр. 357} огородником нужны глаза. Приедет Данило Петрович в Петербург, то вы меня уведомьте немедленно о его приезде; мне надо написать к нему и поблагодарить его за всю дружбу его ко мне. Пожалуйста же, не забудь об этом. Ты не пишешь: послал ли три экземпляра Валаамского М<онастыря> в Бородинский монастырь. Если не послал, пошли, пожалуйста; если ко мне не послал, тоже пошли; еще пошли два экземпляра в Вологду на имя Ее Превосх<одительства> Елизаветы Александровны Паренсовой [ 220].

Прилагаемый при сем конверт запечатав, доставь по надписи. Тут вложена коротенькая брошюрка поэтическая: Воспоминание о Бород<инском> Монастыре. — Прочитай. Если напечатают и тебе представят несколько листочков: то штук двадцать отправь в Бородинский М<онастырь>, несколько ко мне, а прочий раздели по братии и знакомым. А мне бы хотелось, чтоб напечатали.

Всем кланяюсь и братии и знакомым. Христос с Вами.

Архим<андрит> Игнатий.

18-е сентября

Побывай у В<еры> Иван<овны> Анненк<овой>. И свези просфорок и булок. — Лучше всего в 12-й час пополудни.

№ 14

Истинный друг мой Отец Игнатий!

Извещаю тебя, что здоровье мое лучше и лучше; лицо и глаза совсем переменились; только от декокта чувствую себя временем слабым и должен много лежать. Ногам тоже гораздо лучше. Приложенный при сем конверт, запечатав, доставь А. А. Александровой [ 221]. Тут маленькое мое сочинение для них; прочитай его, только другим не давай. Степану тоже гораздо лучше. Когда Сисой совсем поправится, то хочу заставить Степана попить декокт; потому что от нескольких его приемов ему сделалось лучше.

Христос с тобою. Тебе преданнейший друг

А<рхимандрит> И<гнатий>

1847 года. Сент. 22-го дня

{стр. 358}

№ 15

Поздравляю тебя, истинный друг мой, с праздником Богоспасаемой обители нашей. Дай Бог, чтоб Вы провели этот день в радости и благополучно. Надеюсь, что милосердый Господь устроит это. К нашей обители есть милость Божия: потому что в ней, хотя и не столько, сколько следовало бы, есть люди, имеющие намерение быть приятными Богу. Господь посылает и искушения: кому посылаются скорби, тот, значит, есть часть Божия; а кому идет все как по маслу — тот часть диавола. А когда Господь восхощет взять его из части диаволовой, то взимает посланием скорбей. Скорби — чаша Христова на земли. Кто на земли участник чаши Христовой — тот и на небе будет участником этой чаши. Там она — непрестающее наслаждение. Четырнадцать лет, как мы с тобою плывем вместе по житейскому морю. Не видать, как они прошли; не увидаем, как и остальная жизнь пройдет. Временная жизнь, когда в нее вглядишься, только льстит. Блезир, как Русские говорят, — не более того.

Лечусь; всего перебирает; чувствую облегчение; но ослаб, должен долго лежать.

Присылаю письмо кронштадтского плац-Адъютанта, как оно ко мне пришло. Согласись, что очень странное, наверное, он в умоповреждении. Лучше советовать ему в Оптину, где ныне и Шемякин. Христос с тобою.

Тебе преданнейший друг

Арх<имандрит> И<гнатий>.

25 сентября