Апокалипсис Иоанна

Последнее обращение относится к церкви Лаодикийской: «так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия» (14). Это созвучно вступительному свидетельству о Христе (I, 5) в самом начале книги. Конец обращений к отдельным церквам естественно совпадает с исходным и общим его введением. Это обращение имеет общеувещательный характер и лишено отдельных черт конкретности. Оно рисует упадочное духовное состояние церкви и замечательно по содержанию именно в этом отношении. Что вызывает гнев Божий? Умеренная теплопрохладность, самоудовлетворенная и самоослепленная? «Ты ни холоден, ни горяч, о, если бы ты был холоден или горяч. Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды, а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и ниш, и слеп, и наг» (15-16). В этих словах с потрясающей силой осуждается то духовное мещанство, обмирщение церковной жизни, которое в своем самодовольстве не примечает своей ограниченности и слепоты духовной. Это церковное лаодикийство, которое всегда является духовною угрозой, подстерегает церковность на всех путях ее, едва ли может быть приурочено лишь к одной какой-либо церкви или эпохе, напротив, это предостережение должно быть отнесено ко всем им, ибо все они подвержены этой опасности и нуждаются в духовном самоврачевстве, которое образно и описывается (ст. 18), и обобщается в таком обращении: «кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся. Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду» к нему и буду вечерять с ним, и он со Мной». Этот призыв и это обетование относится, несомненно, ко всем христианам, страждущим лаодикийством, как евангельское благовестие: «приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. XI, 28). Побеждающему же в этой духовной борьбе с собою самим обещается великая небесная награда: «дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел со Отцем Моим на Престоле Его», т. е. царствие Христово. Обращение к Лаодикийской церкви, как и ко всем другим церквам, последний раз подтверждается общим призывом: «имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам» (III, 22). Таким образом, все частные к ним обращения объединяются и обобщаются, приобретают общеэкклезиологическое, а не только историческое значение, последнее же является лишь поводом к их выражению.

Итак, как же следует нам относиться к этому седмичислию «асийских» церквей, имеющих свои собственные имена и при этом получающих еще и свои особые, хотя бы и самые общие, характеристики? Зачем и почему мы их находим, так сказать, на заглавном месте Откровения, в качестве прямых его адресатов? Эти надписания, надо сознаться, в настоящее время значительно поблекли и стерлись. Требуются особые усилия истории и археологии, чтобы хоть приблизительно разгадать их конкретное значение. И даже при самых больших достижениях научной экзегезы это достигается в степени недостаточной, почему остается безответным и тот общий и основной вопрос: почему именно эти, а не другие церкви избраны из всей пестроты мест и имен, которые могли здесь напрашиваться? Этот выбор остается исторически зашифрованным и мистически непонятным, как некая тайна в тайне Апокалипсиса, обращенного прежде всего, конечно, к современникам, но затем и к христианам всех времен и народов. Этот выбор, в этом смысле, является для нас случайностью, не имеющей в наших глазах внутренней целесообразности или мистической необходимости. Легко можно представить себе, что если бы Откровение было созерцаемо и записано не на асийском Патмосе, но в Риме, Элладе, Африке или какой-либо другой местности, то и имена, как и вся историческая ориентация, оказались бы иными, как иными являются, например, обращения посланий ап. Павла. Не следует здесь до конца отдаваться таким соображениям относительно выбора семи «церквей» на основании исторического контекста и можно допускать здесь наличие некоторой не раскрытой, еще ждущей раскрытия мистической тайны. Но при этом мы должны все же со всей экзегетической искренностью и честностью сказать, что при постижении всего внутреннего значения и содержания Апокалипсиса эта седмица имеет более формальный и фактический характер, нежели духовный. Даже Евангелие от Иоанна, как и его же послания, не имеет такого надписания, которое было бы аналогично обращению к семи ангелам асийских церквей, и однако от этого отсутствия не теряет своей силы и значительности. Позволительно поэтому видеть здесь скорее черту литературного стиля, свойственного апокалиптической письменности, нежели относить к содержанию по существу. К этому надо прибавить еще и следующее соображение. Не только большинство этих географических и исторических имен, но и все они отошли в историю. В настоящее время, и уже на протяжении многих веков, они просто не существуют и о себе ничего не говорят. Однако это никоим образом не значит, что Откровение в целом, как и в этих нарочитых главах II-III, чрез то потеряло силу и перестало существовать для христианства всего мира. Мы не можем даже сказать, что от этого исторического забвения, сделавшего эти исторические имена стершимися и нечитаемыми, умалилось и самое содержание этих глав и значение этих обращений. Пусть историки напрягают усилия, чтобы дать исчерпывающее экзегетическое истолкование этих имен со стороны географии и истории, — это, во всяком случае, поучительно и является долгом благочестивой исторической любознательности. Этого же нельзя, однако, сказать относительно настойчивых попыток мистического истолкования этих церквей и городов, символически понимаемых в качестве последовательных характеристик разных эпох в истории Церкви, при всей бесплодности и произвольности этого священногадания, духовно и богословски — надо признаться — безвкусного. Пред лицом этого тупика, я который ставит нас подобная экзегеза, надо изменить самую постановку вопроса, и предпочтительнее искать в обращении к семи асийским церквам уже не конкретного и частного, но общего, типологического значения. Мы должны извлекать из них не то, что уже не соответствует никакой исторической действительности и чего уже нет в истории, но то, что сохраняет для нас, как и для всех времен христианства, свое общее учительное значение, — как пророчество, нравоучение, обличение, ободрение, чем так богато и ценно содержание этих семи писем, хотя и написанных по не существующим уже адресам. Но есть один общий и бесспорный адресат всех семи писем, призванный к их принятию: это — вся Церковь Христова, в седмеричном образе своих даров и служении. Только в таком смысле становится понятным место этих писем с их включением в общий план Откровения. То, что содержится в отдельных обращениях и обетованиях на языке и в символах уже минувшей эпохи, остается во всей силе и для наших дней, и для всех времен: Откровение подается церквам единой Церкви и теперь, и каждая из них может и должна смотреться сама в это духовное зеркало, находить и себя в нем, слышать суд и о себе самой. Таким образом, эта седмеричная экклезиология должна быть выделена и обобщена как особое учение о Церкви тайнозрителя, существующее вместе и наряду — но, конечно, не вопреки, — экклезиологической доктрине других священных книг, в частности и в особенности ап. Павла.

Что же касается конкретных именований отдельных церквей, то их истолкование принадлежит, с одной стороны, археологии и церковной истории, а с другой, относится к ее мистике. Она остается еще и доныне сокрытой для постижения, которое станет доступно в полноту времени. Экзегеты ставят также вопрос, насколько органическою частью Откровения являются эти главы II-III с обращением к отдельным церквам, причем некоторые из них видят в них самостоятельное целое, может быть, возникшее ранее или вообще независимо от общего плана Откровения и лишь позднее в него включенное. То или другое решение этого частного вопроса, однако, не влияет на оценку значения этих глав в общем плане Откровения. Они представляют собой род экклезиологического к нему введения мистического и исторического характера.