Иисус Христос или путешествие одного сознания (главы 1 и 2) (СИ)

-У тебя есть знакомые в онкодиспансере?-Для опытов нужна раковая сыворотка.

Трифон Сигизмундович работал именно там. Сейчас, идя с Андреем, я шел к Вадику и за этим.

-Нет.Это в лабораториях надо спрашивать.А зачем тебе она?Пашке Краснову в суп подбросить?Ха-ха-ха.

Я побледнел. Андрей, было засмеявшись, смолк и нахмурился. Я не произнес больше ни слова. "Ноги моей там больше не будет",-решил я про себя. Я был, что называется, раздет догола. Я не знал ни что ответить на плевок, ни не имел сил хоть как-нибудь защититься. Это случай был первым обращением моего сознания к высшим силам, хотя к ним за помощью тогда я не обращался. Просто знал, что просто так это ему не пройдет. Занятия гимнастикой я не прекращал. Но ловкости и гибкости, получаемых от нее, мне было мало. Выручил Толя Страхов. Он имел первый разряд по самбо и дружеские отношения с тренером своей секции-Виктором Ивановичем Курашовым.

-Давай к нам,-сказал Толя. Меня долго упрашивать не пришлось. Это было тем, что мне было надо. Чувства от захвата противника всколыхивали память детства, нагрузка стала абсолютно иной, но что было самое главное - я привыкал к непосредственной близости противника и к готовности его постоянного противодействия. Таких возможностей у меня не было давно. Досадным было лишь то, что моя запоминающая способность стала мне изменять. Боль не давала моему вниманию ни надолго выходить вовне для познания, ни долго удерживать увиденное. Теперь мне надо было десятки раз повторить элемент, чтобы не забыть его к следующей тренировке. И то вспоминали его больше мышцы, чем голова.

-Я же показывал тебе это,-удивлялся Толя, знавший мое прежнее схватывание на лету. Мне оставалось лишь молчать, работать, иногда отшучиваться. После первой тренировки моя грудь впервые за прошедший год сделала глубокий вдох. Он сопровождался сладостной истомой от потягивания налитых новой нагрузкой мышц. Гимнастика давно мне такого не давала. -Я вам обоим мозги прочищу,-думал я о Павитрине и Сатпремове.

Игорь тоже был моим одноклассником. После школы, как и все дети интеллигентных родителей нашего класса, кроме меня, он пошел в ВУЗ - в пединститут на ФВС. Через год он почувствовал, что это не его призвание.

-Пойдем к Игорю, у него сейчас подавленное состояние, поддержим его,-сказал я Вадику.

-Откуда ты знаешь?-удивился он. -Он же бросил институт после года учебы.Он опять на распутье в сомнениях.

-...?-посмотрел на меня Павитрин.

Лицо Игоря было мрачнее ночи. К нашему уходу оно несколько просветлело. Выйдя на улицу, я увидел, что душа Вадика также чем-то пополнилась. После стресса, идя как-то по городу, я за спиной услышал со знакомыми интонациями свист. Однако, спектр его гамм обрадовал бы и не всякую собаку. Свист был требовательным, я же расслабленным. С запоздалой реакцией, что этого не надо было делать, я обернулся. У него и выражение лица несло те же гаммы чувств: 2-3 встречи после стресса, во время которых лишь киваниями головы, поддакиваниями и отрывистыми ответами я поддерживал и вел разговор, зарекомендовали меня в его глазах слабым и закрытым душой. Такое отношение ко мне рождало у меня желание ответить тем же.

Почти каждую ночь, которую я ночевал дома, я ложился в постель с книгой, несмотря ни на что. Читать полноценно я не мог. Изо всех сил напрягая внимание, я выхватывал из книги информацию и пытался ее исчерпывающе переработать. Но единственное, что я мог сделать своей головой - это одно-два, от силы 3 логических колена, после чего информация под давящей меня тяжестью автоматически приказывала долго жить незаметно для меня уходила из поля моего внимания, и я ничего не мог поделать, чтобы ее удержать.

Один мой сокурсник -Саша в то лето становился большим начальником-командиром линейного стройотряда "Проводник" на поезде " Москва-Благовещенск".

-Поехали со мной,-говорил он мне.

-Я не один.

-Бери, кого считаешь нужным. К тому времени между нами была уже дружба, начавшаяся на подготовительном отделении.Отзывчивый ребенок располагающе сочетался в Саше с его силой.

-Опять сел передо мной шеей доску закрывать,-вгонял его под смех парней в приятное смущение я на подготовительном отделении. Наши с ним отношения давали мне существенный покой в институте. Я чувствовал, что они не раз сдерживали чрезмерно активных акселератов из близких Краснову друзей. Я в долгу не оставался. Сашин уклад мышления основывался на понимании, что не всегда можно выразить словами. По этой причине почти каждая сессия несла ему ссоры с преподавателями, требующими полноты словесного образа понятий.

-Уйду из института,- в сердцах бросал он, и я чувствовал, что его окончательное решение колеблется действительно на лезвии бритвы. Я начинал рожать бальзам. Если эти роды не проходили, я начинал разговаривать с ним по-мужски. Я чувствовал, что ему для душевного покоя и успеха в жизни нужен именно институт. Неужели для этого жаль было потратить время на 10 минут морали или провести вечер совместной подготовки. В такие минуты у меня рождалось былое красноречие.

В ту весну я рассказал Саше о случившемся со мной как мог. Я ни о чем не просил. Просто предупреждал его о правильном меня понимании в случае чего для наших дальнейших отношений.

-Поехали в проводник?-спросил я Наташу. Оказалось, что она со своей подругой -Таней Королевой планировала такую поездку еще в начале этого года. Саша записал в свой блокнот нас всех троих.

Эта весна была весной моего окончательного разрыва с группой. Краснов, не сказав никому ни слова и собрав все необходимое и приготовленное к вручению 8-го Марта, перед праздниками уехал домой. В последний день занятий на каждой перемене девушки ловили каждую нашу миграцию, ожидая наше кучкование для поздравления. Наиболее темпераментные презрительно "ставили на место" задир сильного пола. Неудобство испытывал не я один. Но был еще один шанс-9 марта. К нему Краснов и приехал. Но я собрал у парней деньги и, пожертвовав началом одной лекции, сбегал в "Детский мир" и купил несколько наборов энтомологических открыток. Поздравительные я подписал еще дома. После последнего занятия, когда у девчонок иссякла вера, и они, разочарованные, стали вставать, я подчеркнуто любезно попросил их остаться. Краснов, понятно, не входил в число заговорщиков, но и быть девушкой он тоже не не хотел. Он выбежал за нами в коридор и стал, заглядывая к нам через плечи, задавать глупые вопросы. Кто-то ему и отвечал. Распределив открытки, мы вошли в кабинет. Я не выкладывался, как в прошлом году. Я был серьезно на них обижен. Я просто выполнял свой долг. Они ведь меня поздравляли. Как приятно было смотреть как меняются их лица, два дня за минуту до этого смотревшие на нас как на неудачников. Но я не просто поздравлял. В поздравлении в отместку за такое двухдневное к нам отношение я пожелал им помимо прочих благ более внимательно относиться к своим юношам и приходить болеть за них на все спортивные состязания, включая и лыжные, которые только что прошли. У наиболее темпераментных девушек лица стали проигрывать силу.

- Да, вот так то, поняли?-стали восклицать Игорь Сергеев и Андрей Шуляк, ожидавшие от меня дежурных слов и обрадованные переменой отношений в нашу пользу. Добрая осенняя ссора с группой была прервана. До скоро случившегося отчетно - перевыборного комсомольского собрания.

На нем присутствовала и наша куратор. Краснова опять оставляли профоргом. Более того, он уверенно называл своими грехами лишь самые незначительные из них и бессовестным голосом обещал их исправить. Все проголосовали "за". Сказать сразу мне не дали. Пришлось сесть.

-Не понял, почему вы его выбираете опять? - спросил я. - Он сильно изменился с прошлой весны? Его чуть не сняли с практики, он смылся из колхоза, по прежнему редкий гость на первых парах и уборках территории. Мой голос дрожал, я заикался, порой прерывался, но быстро собирался с силами и выпаливал новую порцию информации.

-Тебе надо пересмотреть свое отношение ко мне,- с улыбочкой сказал Паша, видя мое состояние и, кажется, что-то поняв.-В нем явно просматривается тенденциозность.