Евангелие в памятниках иконографии

Притча о блудном сыне (Лк. XV, 11–32). Евангелие № 74, согласно общему характеру своих иллюстраций, передает буквальный смысл притчи: сын, стоя перед отцом, сидящим возле палат, выпрашивает у него свою часть наследства. На той же миниатюре — он пасет свиней и, взобравшись на дерево, бросает свиньям листья. Ниже — возвращение блудного сына: отец сидит в палатах, сын падает перед ним ниц; направо отец обнимает сына; тут же надевают на него новые одежды и сапоги (л. 143). Далее, слуга закалывает тельца и печет его на вертеле, другой слуга приносит сосуд с вином (л. 143 об., ср. елисаветгр. Ев.). Вообще в памятниках византийских нам неизвестны изображения, раскрывающие внутренний смысл этой притчи; но греческий подлинник дает ей именно эту постановку: храм и престол; вблизи храма стоит и молится старший сын, а младший ест и пьет с блудницами; внутри храма Христос приобщает блудного сына, а апостолы помазывают его миром и дают ему крест. Вокруг же престола чины ангельские выражают свою радость игрой, на цитрах, органах и трубах. Вне храма Христос обнимает блудного сына и лобызает его лицо; с другой стороны [1487] Христос зовет старшего сына и говорит ему на хартии: «Чадо, ты всегда со мною и все мое — твое». Сын, смотрит на Него, оборачиваясь назад [1488]. Согласно этому описанию, изображается притча и в русских памятниках XVII–XVIII вв., но русские изображения отличаются от него некоторыми подробностями. Вот для образца икона из коллекции С.-Петербургской духовной академии·, храм в виде шаблонных палат, без ясных признаков христианского храма; в нем на высокой кафедре сидит Христос и одновременно подает обеими руками частицы евхаристии двум стоящим по сторонам апостолам; оба апостола в нимбах — один в типе ап. Петра, другой — молодого Иоанна. Ниже раскинут обширный шатер и в нем за столом сидят пирующие, среди которых — блудный сын с чаркой в руке и женщина; дьяволы черные, с торчащими волосами, стоя за столом, подстрекают пирующих; возле стола — бочки с вином и музыканты, забавляющие гостей игрой на разных инструментах. Еще ниже блудный сын стоит перед богачом, сидящим перед палатами на возвышенном троне с жезлом в руке; направо он пасет свиней, далее Христос держит его в своих объятиях; а вверху на правой стороне развязка притчи: раб закалывает тучного тельца. Христос повелевает ангелам дать блудному сыну одежду и сапоги, которые он тут же и надевает на себя; голова его украшена нимбом. Роскошные палаты и в них обширный стол с яствами; за столом множество праведников в золотых нимбах. Это рай. Направо Христос беседует со старшим сыном, представленным в золотом нимбе, в типе ап. Петра. Все эти эпизоды притчи имеют вид отдельных изображений, расположенных среди обширного ландшафта. Фигуры иконописные, но правильные, отделка деталей весьма тщательная [1489].

Притча о богатом и Лазаре (Лк. XVI, 19–31). В кодексе Гр. Богослова № 510 притча эта изображена перед словами Περί φιλοπτωχίαζ (л. 149): богач в роскошных одеждах едет на богато убранном коне; впереди на пути лежит обнаженный и покрытый струпьями Лазарь — праведный, в нимбе; пес лижет струпья его. Направо и налево смерть Лазаря и богача: первый спеленутый, в нимбе, лежит одиноко, второй в роскошном гробу; женщина оплакивает его. Внизу богач в огне, показывает рукой на свой засохший язык; а Лазарь сидит на лоне Авраама, и ангелы служат ему. В Евангелии № 74 (л. 145 об.) отмечен один последний момент притчи: рай с деревьями, в середине этимасия; Авраам держит Лазаря на лоне; направо богач сидит в огне и указывает рукой на свой язык (елисаветгр. Ев., рис. 94). То же в афоноиверскам Евангелии № 1 (л. 309 об.), с опущением этимасии; и в гелатском (л. 197) [1490]; а в лаврентиевском Евангелии (л. 144) прибавлено изображение Спасителя, поучающего народ в притчах. В греческом подлиннике: палаты и в них стол с различными явствами. Человек в блестящих и богатых одеждах, с кубком в руке, сидит за этим столом; множество рабов служат ему, принося различные яства. Вблизи он лежит на одре и демоны исторгают душу его. Вокруг него плачущие женщины и дети. Внизу у дверей палат лежит на земле обнаженный и покрытый язвами человек; псы лижут язвы его, а над ним Давид с арфой и чины ангельские, принимают душу его при звуках труб и органов. Далее ад, а в нем богач среди пламени, говорит: отче Аврааме помилуй мя; напротив него рай и в нем Авраам с Лазарем в недрах. Авраам отвечает богачу: чадо, помяни, яко восприял ecu благая твоя в животе твоем, и Лазарь такожде злая [1491]. В том же духе изображена притча и в стенописях афонских соборов Каракалльского и филофеевского. В памятниках русских эта притча известна по гравюрам XVIII в., рисунки которых составлены под влиянием иностранных образцов [1492]; нередко можно встретить ее и в гравюрах новейших. Из западных миниатюр упомянем об ахенском Евангелии [1493] и рукописи национальной библиотеки № 9561 (л. 155–156); в последней богач, пирующий за столом и мучимый в огне, представлен в короне.

94 Миниатюра елисаветградского Евангелия

Притча о мытаре и фарисее (Лк. XVIII, 10–14). Первый пример ее в мозаиках церкви Св. Аполлинария (Apoll. Nuovo) в Равенне [1494]. Храм иерусалимский — в виде четырех колонн с завесой между двумя средними колоннами. Возле колонн стоят мытарь и фарисей — оба в одинаковых одеждах (туника и верхняя одежда наподобие древней фелони): первый стоит прямо и воздевает руки, второй смиренно склонил свою голову. Гораздо резче и определеннее выражена противоположность между мытарем и фарисеем в позднейших византийских памятниках. Жертвенник с киворием; перед ним стоит гордый фарисей и с пренебрежением указывает рукой на мытаря, стоящего смиренно с преклоненной головой и крестообразно сложенными на груди руками; голова мытаря украшена нимбом: Евангелие № 74, л. 148; елисаветградское Евангелие; лаврентиевское Евангелие, л. 147. В греческом подлиннике·, храм с лестницей; в нем перед жертвенником стоит фарисей, старик с большой бородой, в пышных одеждах, на голове его плат (μανδήλιον); он смотрит на небо, правую руку простирает вверх, левую к мытарю; на голове его сидит демон высокомерия. Против него стоит мытарь; глаза его опущены долу; он ударяет себя в грудь; над ним ангел, благословляющий его [1495]. В русских памятниках: храм — шаблонные палаты, внутри которых виден жертвенник и завеса, закрывающая св. святых; за жертвенником стоит первосвященник с длинными волосами, в остроконечной шапочке, в широкой, накинутой на плечи одежде, под которой видна на груди его золотая, украшенная камнями доска. Перед жертвенником стоит толпа евреев: впереди ее фарисей в двух роскошных одеждах, с жезлом в руке, гордо подымает свою голову; позади смиренный мытарь с понуренной головой, печальным лицом и сложенными на груди руками. Такова икона на холсте из коллекции С.-Петербургской духовной академии. В некоторых русских памятниках (стенописи Спасопреображ. монаст. в Яросл.; рукоп. Вахрамеева, л. 734) иерусалимский храм имеет вид русской церкви с главами и крестами.

Притча о десяти девах (Мф. XXV, 1-13). Первое, хотя и неполное, изображение этой притчи относится к III в.; разумеем фреску катакомб Агнии [1496] в аркосолии гробницы Лаврентии. Изображение, вероятно, намекает на то, что Лаврентия дева; ввиду этой цели художник обратил внимание на одних только мудрых дев. Центр изображения — оранта = символ усопшей; по сторонам ее — направо пять мудрых дев с факелами в руках и сосудами с запасным елеем, стоят у дверей; налево те же пять дев сидят за брачным столом. Соседние изображения (добрый пастырь, Адам и Ева, Даниил во рве львином, три отрока в пещи и эпизоды из истории прор. Ионы) свидетельствуют о христианском характере этого изображения. Другое полное и более ясное изображение в катакомбах Кириака IV в. (рис. 95) [1497]. Центр изображения — Христос с бородой, в нимбе; одесную Его пять мудрых дев в туниках, с пылающими факелами в руках; слева пять неразумных дев с погасшими и опущенными вниз факелами. Христос жестом правой руки приглашает мудрых дев. Этот последний памятник показывает, что в IV в. было уже довольно распространено изъяснение жениха притчи в смысле Христа, ясно выраженное в толкованиях Иоанна Златоуста [1498], Феофилакта Болгарского [1499] и в церковных песнопениях («се жених грядет в полунощи»).