Руководство по истории Русской Церкви

Борьба Стефана против увлечений протестантством; дело Тверитинова и Камень веры.

С самого начала XVIII столетия в Москве образовался кружок вольнодумцев, тронутых протестантским еретичеством. Они отвергали почитание святых и мощей, чудеса, пророчества, авторитет Церкви со всею ее иерархией, соборами, преданиями и учением святых отцов, не признавали таинств, поминовения усопших, почитания святых икон, монашества и всей обрядовой стороны религии. Во главе этого кружка стоял лекарь Дмитрий Тверитинов, учившийся в Немецкой слободе и заразившийся там протестантскими идеями. Эти идеи он усвоил, впрочем, не целиком, а вперемежку с своими собственными домыслами; он, например, не принял самого основного догмата протестантства об оправдании человека одной верой без дел закона, а доказывал напротив, что человек только и может спастись своими делами и заслугами, без которых его не могут спасти никакие посредники и ходатаи. Самым рьяным его последователем был его родственник, цирюльник Фома Иванов. Новая московская ересь до своего обнаружения свободно распространялась около 14 лет и успела найти себе многих последователей из разных классов общества, проникла даже в московскую академию. В 1713 г. первым попался в ней своему начальству один из учеников академии Максимов, а через него духовная власть добралась и до других еретиков. Митрополит Стефан немедленно пустил дело в розыск и повел его гласно, на всю Москву, привлекши к содействию себе Преображенский приказ. Петр был очень этим недоволен, потому что такое шумное дело могло подействовать неприятно на живших в России иностранцев, да на многих и русских деятелей реформы, тоже не совсем чуждых Тверитиновских замашек, могло, кроме того, усиливать и без того уже сильное недовольство немецкими новшествами в народе. Он распорядился поскорее взять это дело из рук Стефана, переведя его расследование из Москвы в Петербург. Здесь, по желанию царя, оно кончилось живо и легко для еретиков — удовольствовавшись одним только отречением их от своих мнений, петербургский суд препроводил их обратно в Москву с распоряжением от царя немедленно присоединить их к церкви и затем все дело потушить. Но Стефан этим не удовольствовался, а разослал присланных еретиков по монастырям и принялся собирать против них новые улики. На беду, самый фанатичный из них Фома Иванов, содержавшийся в Чудовом монастыре, дерзнул на возмутительную выходку, всего более им повредившую: придя однажды в церковь, он бросился с косарем на резной образ чудотворца Алексия и изрубил его. После этого московский собор 1714 г. предал всех еретиков проклятию. Они отданы были на церковное покаяние, а Фома сожжен на костре. Раздраженный всем этим делом, царь сделал Стефану тяжкий выговор через Сенат. По поводу ереси Стефан написал большое сочинение против протестантства — «Камень веры»; сочинение это не было пущено в печать.

Особенно дурно отозвались на положении Стефана, да и всей вообще иерархии два политических дела 1718 года — дело царевича Алексея и дело его матери, бывшей царицы Евдокии Лопухиной. В них замешано было несколько важных лиц из духовенства. Дознано было, что духовник царевича Яков Игнатьев был злейшим врагом Петра, внушал Алексею ненависть ко всем делам и к самому лицу его отца, однажды на исповеди, когда Алексей со страхом признался ему, что желает отцу своему смерти, успокоил его, говоря: «Мы и все желаем ему смерти»; что духовник царицы Евдокии Федор Пустынный, ростовский архиерей Досифей и юродивый Михаила Босой говорили ей о близкой смерти Петра и скором возвращении ее на царство, подкрепляя свои уверения разными пророчествами и видениями; что царевич, бежав за границу, писал оттуда письма Досифею, Крутицкому митрополиту Игнатию Смоле и Киевскому Иоасафу Краковскому; что он более всего надеялся на духовенство и говорил своим приближенным: «Когда будет время без батюшки, тогда я шепну архиереям, а архиереи приходским священникам, тогда меня и нехотя владетелем учинят». Был заподозрен в связи с царевичем и сам Стефан, которого партия царевича и сам он считали своим и на которого рассчитывали, что он снимет с царевича присужденное ему царем пострижение в монашество. По окончании розысков Яков Игнатьев, Федор Пустынный и Досифей были преданы смертной казни; Иоасаф Краковский умер скоропостижно еще раньше розыска на дороге из Киева в Петербург; Игнатий Смола по старости был уволен на покой (уже в 1721 г.) в Нилову пустынь. Во все время розысков царь находился в таком же страшном раздражении, как во время стрелецких казней, и высказывал крайне резкие отзывы о духовенстве. В 1718 году он решительно высказал мысль об отмене патриаршества и об устройстве для церковного управления духовной коллегии, наподобие учреждавшихся тогда же государственных коллегий. Яворский уцелел во время розысков — ему предназначалось даже место президента в новой духовной коллегии; но отношения к нему царя были окончательно испорчены — президентом он должен был сделаться только номинальным. Петр убедился, что не все и киевляне могли ему сочувствовать, и стал приближать к себе из них новых людей, более соответствовавших его видам.

Новые приближенные царя — Феодосий и Феофан.

В Новгородской епархии он заметил хутынского архимандрита Феодосия Яновского, родом из польской шляхты. Во время гонения на черкас он уехал из Москвы в Новгород к митрополиту Иову, который тогда собирал около себя ученых людей для просвещения своей епархии и принял пришельца очень милостиво, сделав его у себя одним из первенствующих архимандритов. Это был светский, развязный и весьма либеральный монах, он понравился царю с первой же встречи. В 1712 году Петр сделал его александро-невским архимандритом, правителем духовных дел в Петербургской области и доверенным своим человеком по духовной части. Царь не обращал внимания ни на шаткость религиозных убеждений своего любимца, ни на его светскую жизнь, которая производила соблазн в народе и духовенстве, видел в нем только умного человека, умевшего приспособиться к требованиям времени, борца против суеверий и раскола и удобного помощника в церковных реформах. В 1716 году митрополит Иов скончался, и на место его в 1721 году царь указал посвятить Феодосия.

В 1716 году был вызван в Петербург другой, еще более образованный монах из Киева, Феофан Прокопович. Еще в киевской академии он отличался необыкновенной даровитостью, любовью к наукам, многознанием и живостью характера. Из Киева он отправился учиться за границу, где, отрекшись конечно от православия, учился во Львове, Кракове и Риме. Иезуитское воспитание не только не увлекло его в сторону латинства, но возбудило в его душе полное отвращение и от схоластики, и от иезуитов, и от всей системы католичества. В 1704 г., воротясь в Киев и снова присоединившись к православию, он поступил на службу в академию и постепенно проходил в ней должности учителя, префекта и ректора. В 1706 году царь, при посещении Киева, в первый раз слышал его приветственное слово и заметил его. В 1709 году Прокопович опять приветствовал Петра с полтавской победой; в слове его были прославлены победы царя над шведами, не забыта была и простреленная в бою шляпа Петра, вставлено ловкое сравнение Полтавской битвы (в день преподобного Сампсона 27 июня) с победой Сампсона над львом (герб Швеции). Петр никогда еще не слыхивал такой живой и современной предики; карьера Феофана была после этого упрочена. Вызванный в 1716 г. в Петербург, он постоянно говорил здесь проповеди, в которых пояснял слушателям современные события и преобразовательные планы Петра, и вошел в еще большее доверие у царя, чем Феодосий. Понятно, что он сделался после этого первым кандидатом на архиерейство; но в то же время своими резкими обличениями суеверий и обрядовой религиозности народа он возбудил против себя среди духовенства серьезные подозрения в протестантстве, которые разделяли и некоторые киевские ученые, и сам местоблюститель. Двое из этих ученых, ректор московской академии Феофилакт Лопатинский (приехавший в Москву еще в 1704 году) и префект Гедеон Вишневский (вызванный в 1714 году), отыскали в его киевских лекциях протестантские идеи и подали на него Стефану донос, а Стефан доложил об этом доносе царю с присовокуплением собственного мнения, что Феофан не может быть епископом. Петр дозволил Прокоповичу самому оправдаться против обвинений, и Феофан так в этом успел, что Стефан должен был просить у него извинения. В 1718 году Феофан был поставлен епископом во Псков и сделался правой рукой Петра во всех церковных реформах. В то время как местоблюститель вместе с великорусскими иерархами сетовал об уничтожении патриаршества, Феофан, по поручению царя, писал регламент для духовной коллегии.