Сумма теологии. Том IX

Ответ на возражение 2. Воля посредствует разуму и вожделению и может подвигаться каждым из них: в воздержанном она подвигается разумом, а в невоздержанном – вожделением. Поэтому как своему первому двигателю воздержанность может быть усвоена разуму, а невоздержанность – вожделению, хотя при этом обе они непосредственно находятся в воле как в присущем им субъекте.

Ответ на возражение 3. Хотя страсти не в находятся в воле как в своём субъекте, тем не менее, воля способна противиться им, и таким вот образом воля воздержанного противится желаниям.

Раздел 4. ЧТО ЛУЧШЕ, ВОЗДЕРЖАННОСТЬ ИЛИ БЛАГОРАЗУМИЕ?

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что воздержанность лучше, чем благоразумие. Ведь сказано же [в Писании], что «нет достойной меры для воздержанной души» ( Сир. 26:19). Следовательно, никакая добродетель не сравнится с воздержанностью.

Возражение 2. Далее, чем большей является добродетель, тем большей награды она заслуживает. Но очевидно, что воздержанность заслуживает великой награды. Так, [в Писании] сказано: «Кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» ( 2 Тим. 2:5), а между тем воздержанный, которые подвержен неистовым дурным влечениям, подвизается больше, чем благоразумный, в котором подобные страсти умеренны. Следовательно, воздержанность является большей добродетелью, чем благоразумие.

Возражение 3. Далее, воля является более возвышенной способностью, чем вожделение. Но воздержанность находится в воле, тогда как благоразумие, как было показано выше (3), находится в вожделении. Следовательно, воздержанность является большей добродетелью, чем благоразумие.

Этому противоречит следующее: Туллий [435] и Андроник считают воздержанность присоединённой к благоразумию как к главной добродетели.

Отвечаю: как уже было сказано (1), у воздержанности есть два значения. Во-первых, она может означать отказ от любых половых удовольствий, и если понимать воздержанность именно так, то она в абсолютном смысле возвышенней благоразумия, как это явствует из того, что было сказано нами выше (152, 5) о превосходстве девства над целомудрием в абсолютном смысле. Во-вторых, воздержанность можно понимать как означающую стойкость разума, противящегося дурным влечениям, когда они в человеке наиболее сильны, и в этом смысле благоразумие гораздо возвышенней воздержанности, поскольку благо добродетели заслуживает похвалы в той мере, в какой оно сообразуется с разумом. Но благо разума в благоразумном преуспевает гораздо больше, чем в воздержанном, поскольку в первом чувственное пожелание, если так можно выразиться, покорно смирившему его разуму, тогда как в воздержанном чувственное пожелание упорно противится разуму посредством своих злых устремлений. Поэтому воздержанность можно сопоставить с благоразумием как несовершенное с совершенным.

Ответ на возражение 1. Приведённые слова можно понимать двояко. Во-первых, в том смысле, в каком воздержанность означает воздержание от всяческого сладострастия, и тогда «нет достойной меры для воздержанной души» в роде целомудрия, в котором брак, целью которого является плодородие плоти, сопоставляется с воздержанием девства или вдовства, о чём уже было сказано (152, 4, 5). Во-вторых, их можно понимать как сказанные в общем смысле, в котором воздержанность означает любое воздержание от беззакония, и тогда «нет достойной меры для воздержанной души» потому, что её нельзя измерить золотом или серебром, которые оцениваются по весу

Ответ на возражение 2. Сила или слабость вожделения может быть обусловлена двумя причинами. Так, подчас она бывает связана с телесной причиной, поскольку одни люди бывают наделены более склонным к вожделению темпераментом, чем другие; кроме того, и возможности для получения удовольствий, которые воспламеняют вожделение, у людей разные. В таких случаях слабость вожделения уменьшает заслугу, а сила – увеличивает. С другой стороны, слабость или сила вожделения может быть связана с заслуживающей похвалы духовной причиной, например пылкостью горней любви или – как это имеет место в случае благоразумного – стойкостью разума. При наличии такой причины слабость вожделения увеличивает заслугу, а сила вожделения уменьшает её.

Ответ на возражение 3. Воля гораздо более сродни разуму, чем вожделеющая способность. Поэтому благо разума в благоразумном, в котором добродетель заслуживает большей похвалы потому, что она простирается как на волю, так и на вожделеющую способность, представляется бо́льшим, чем в воздержанном, в котором она простирается только на волю.

Вопрос 156. О НЕВОЗДЕРЖАННОСТИ

Теперь мы рассмотрим невоздержанность, под каковым заглавием наличествует четыре пункта:

1) к чему относится невоздержанность, к душе или к телу;

2) является ли невоздержанность грехом;

3) сравнение невоздержанности с распущенностью;

4) о том, что хуже, невоздержанность в гневе или невоздержанность во влечении.

Раздел 1. К ЧЕМУ ОТНОСИТСЯ НЕВОЗДЕРЖАННОСТЬ, К ДУШЕ ИЛИ К ТЕЛУ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что невоздержанность относится не к душе, а к телу. В самом деле, половое различие исходит не от души, а от тела. Но половое различие обусловливает различие невоздержанности; так, философ говорит, что женщин не называют воздержанными или невоздержанными [436]. Следовательно, невоздержанность относится не к душе, а к телу.

Возражение 2. Далее, то, что относится к душе, не связано с телесным темпераментом. Но невоздержанность зависит от телесного темперамента, поскольку, по словам философа, «невоздержность в первую очередь свойственна людям резкого, то есть холерического, а также меланхолического темпераментов, невоздержанность которых проистекает из необузданности их воображения» [437]. Следовательно, невоздержанность относится к телу.

Возражение 3. Далее, победа касается победителя в большей степени, чем побеждённого. Затем, о человеке говорят как о невоздержанном потому, что его «плоть желает противного духу» ( Гал. 5:17) и побеждает. Следовательно, невоздержанность касается тела в большей степени, чем души.

Этому противоречит следующее: человек отличается от животного по преимуществу в том, что касается души. Но они отличаются со стороны воздержанности и невоздержанности, поскольку, как говорит философ, воздержанность и невоздержанность зверям не усваивается [438]. Следовательно, невоздержанность главным образом относится к душе.

Отвечаю: вещи, как правило, усваиваются их непосредственным, а не сопутствующим причинам. Но то, что относится к телу, может являться только сопутствующей причиной невоздержанности; так, неистовые страсти могут возникать в являющемся способностью животного тела чувственном пожелании вследствие телесного расположения. Однако такие страсти, какими бы неистовыми они ни были, являются скорее обстоятельством невоздержанности, чем её достаточной причиной, поскольку доколе человек может пользоваться разумом, дотоле он сохраняет способность противиться своим страстям. Впрочем, если страсти столь велики, что лишают возможности пользоваться разумом (как это имеет место в случае обезумевших от неистовства своих страстей), сущностные условия воздержанности и невоздержанности теряют силу, поскольку в таком случае люди утрачивают суждение разума, которого придерживается воздержанный и не придерживается невоздержанный. Из всего этого следует, что непосредственную причину невоздержанности надлежит усматривать со стороны души, которая оказывается не способной разумно противиться страсти. Это, согласно философу, может происходить двояко. Во-первых, когда душа уступает страстям прежде, чем разум принял о них решение; он называет такую невоздержанность «необузданной» и «опрометчивой». Во-вторых, когда человек недостаточно силен в своём следовании разуму и не придерживается принятого решения, по каковой причине этот вид невоздержанности он называет «бессилием» [439]. Отсюда понятно, что невоздержанность по преимуществу относится к душе.