Новый эклогион

Когда наступил следующий Великий пост, то, увидев, как другие монахи снова уходят в пустыню, преподобный не подумал ни о гневе игумена, ни о возможном изгнании из монастыря, ни о прочих последствиях, но тоже пошел, ибо для того, кто хотя бы раз вкусил сладость и мед безмолвия, оно становится навсегда желанными, заставляя презирать все прочее, и к нему одному (безмолвию) стремиться. Вкусив этого меда однажды, преподобный был не в силах оставаться в монастыре и лишиться столь великого блага. Поэтому, придя в безмолвное место, он не захотел более возвращаться в Лавру и полностью предался безмолвию. На весьма высоком месте он построил столп и, совершенно отрекшись от всего вещественного и земного, взошел на него, как воин, свободный от всяких тягот, чтобы вести великую «брань не против крови и плоти… но… против духов злобы поднебесных» (Еф.6:12). Он много лет провел на столпе, мужественно подвизаясь против демонов, и добился великих побед над ними.

Однажды, сойдя со столпа и идя по равнине, преподобный услышал глас, говоривший ему:«Лазарь, ты должен вернуться на родину». Удивившись, он осмотрелся кругом и, никого не увидев, подумал, что это сказал бес. Но и в следующий раз, когда ему случилось проходить это место, он услышал тот же голос и подумал, что это может быть Божественный Промысл. Чтобы в точности убедиться в этом, он остался там еще на некоторое время, и еще раз услышал голос. Тогда преподобный пошел к обитавшим поблизости подвижникам, которые провели в пустынях всю свою жизнь, с юных лет до старости, и поведал им о голосе, который слышал, спросил, что ему делать. Когда же они сказали ему, что голос тот был от Бога, он ушел в Иерусалим и, взяв в спутники монаха добродетельной жизни по имени Павел, пришел в Севастию. Там они разделились: Павел отправился в Трапезунд, а преподобный Лазарь — в Рим, куда уже давно желал пойти поклониться двум верховным апостолам.

Проходя по дороге через какие–то заросли, он встретил огромных медведей. Очень испугавшись и не зная, куда бежать от опасности, он прибег к помощи Бога. Воздев очи и руки к Небу, он произнес слова из псалма Давида:«Боже мой не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет» (Пс.21: 12). Спаси меня, Господи, от уст кровожадных зверей и от смерти исторгни душу мою». Как только он произнес эти слова, то (о чудо!) увидел, что медведи склонили главы и, смиренно свернув на одну сторону дороги, уступили место преподобному, как своему хозяину, ибо добродетель даже зверям внушает уважение.

Хотя человек Божий остался невредимым от чувственных зверей, мысленный зверь, диавол, не в силах этого вынести, превратился в огромного черного пса и побежал за преподобным. Иногда он забегал вперед и грозил растерзать его зубами, а иногда бежал позади и злобно лаял, делая вид, что сейчас схватит за ноги. Так поступал треклятый в течение трех дней. Когда же понадобилось преподобному зайти в селение, чтобы купить еды на дорогу (у него не было с собой хлеба, ибо он никогда не заботился о завтрашнем дне), пес стал мешать ему. Долгим лаем он привлек деревенских собак, и раззадоривая их, первым бросался на святого, а за ним бросались на него и все остальные. Преподобный вынужден был оставаться голодным весь день и всю ночь, потому что мог подойти к селению из–за донимавших его бесов. Однако, с помощью Божией, преподобный избавился от этого искушения; враг устал противиться великой душе и, пристыженный в своей немощи, был прогнан, как бы бичом.

Промыслом Божиим став выше искушений врага, преподобный достиг Ефеса, где пришел к местному епископу в беседе с ним открыл свое намерение идти в Рим.

Подивившись кротости преподобного, его простоте, сладости слов и благодати Святаго Духа, сиявшей чрез него, архиерей был пленен любовью к нему и стал возражать против его путешествия в Рим. Тогда преподобный, по совету ефесского епископа, отказался от своего намерения, но отказаться от безмолвия и жить у архиерея никак не соглашался. Уйдя от епископа, он пришел в монастырь Оровог откуда когда–то отправился в Иерусалим. В начале своего там пребывания преподобный скрыл, кто он такой, но потом братья стали просить его рассказать о себе, ибо сами не узнали его. Тогда преподобный сказал, что он и есть тот Лазарь, который некоторое время назад ушел от них. Тотчас же весть о том, что Лазарь снова вернулся в обитель, разошлась по окрестностям, и все устремились в монастырь, чтобы посмотреть на него, особенно же его мать, уже оплакавшая смерть его отца.

Кроткое лицо преподобного и его душеполезные слова вызывали в людях душевный восторг, ибо наряду с прочими добродетелями слово его, по апостолу (Кол. 4: 6), было «всегда с благодатию, приправлено солью». Говорил же благословенный ласково, с большой добротой, так что мог умягчить и жесткую как камень душу. Потому многие из тех, кто слушал божественные речи дивного Лазаря, плакали от радости. Однако людские толпы нарушали его покой, и Лазарь решил уйти из монастыря в тихое место. Пробыв на родине еще немного дней в благодарность матери за ее любовь (ибо он видел, как она печалилась от разлуки с ним), он ушел в поисках тихого места. Узнав, что напротив Галлисийскои горы есть небольшой монастырь с храмом святой мученицы Марины, он отправился туда. Место было весьма тихое, а в монастыре он обнаружил двух своих родных братьев. Ефесский епископ очень обрадовался, когда узнал о том, что любимый им Лазарь пришел туда, так как всегда желал общаться с ним. Придя в монастырь, он радостно приветствовал Лазаря и назначил его игуменом, а братьям заповедал слушаться преподобного, как отца, и никогда, даже в самом малом ему не противиться.

На безмолвии божественный Лазарь стал предаваться еще более суровым подвигам и с еще большей ревностью заботился о стяжании всех добродетелей. Ему нравилось, заботил чтобы о его подвигах никто не знал, ибо он справедливо рассуждал, что совершать подвиги добродетели напоказ и ради человекоугодия то же самое, что и вовсе не совершать их. Он говорил, что творящие добродетель ради стяжания славы человеческой не получат никакой награды, как говорит Святое Евангелие: «не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф. 6: 1). Многие люди, если бы не было хвалящих их, конечно, не стали бы даже и пытаться быть добродетельными, но те, кто творят добродетель втайне от людей и известны лишь Богу, такие приимут многократную славу. Итак, насколько выше слава Божия славы человеческой (потому что первая — вечна и нетленна, а другая — временна и тленна и не сопутствует человеку постоянно, ибо прежде кончины таких людей их лицемерие обнаруживается), настолько выше и тот, кто творит добродетель втайне. И хотя преподобный именно поэтому и скрывал свои добродетели, показывая себя нижайшим всех в речах и поступках, все выходило как раз наоборот. Подобно тому, как некто, стоя на базарном помосте, созывает всех трубными звуками и потому становится заметным, так и божественный Лазарь, хотя и скрывался, все равно был виден всем, но не из–за трубных звуков, а из–за подвигов добродетели.

И в монастыре к преподобному постоянно приходили бесчисленные толпы народа. И всегда первым его делом было напитать спасительным словом души приходивших к нему, а затем и пищей телесной. И так он поступал всегда, даже если не хватало еды для себя и братии, даже если на всех был только один хлебец, и это у каждого вызывало изумление. Преподобный отличался таким человеколюбием, что превосходил в этой добродетели самых знаменитых мужей. Те творили милостыню от избытков, или уделяли немного от своих нужд и раздавали неимущим, но ровно столько сколько надо было дать, чтобы самим не зависеть от других. И только преподобный великодушно отдавал другим пищу, в которой нуждался сам для подкрепления ослабевшего поста и уставшего от трудов тела, не заботясь о себе и считая своей пищей то, что он питал нуждающихся. Это и есть в собственном смысле слова, милостыня. Ибо человеколюбивое расположение заключается не в том, чтобы давать от избытков, но чтобы отдавать то, что необходимо тебе самому и добровольно раздавать нищим то, в чем сам испытываешь недостаток.