Сумма теологии. Том II

Согласно первому мнению, можно, строго говоря, допустить, что небесная твердь была создана во второй день, причем даже и в смысле субстанции. В самом деле, создание субстанции элементов – это одно из дел сотворения, а вот придание формы уже существующим элементам – дело различения и украшения.

Однако же вера в то, что небесная твердь была создана в смысле субстанции во второй день, несовместима с мнением Платона, согласно которому создание небесной тверди подразумевает сотворение элемента огня. Ведь такое создание относится к делам сотворения, по крайней мере, по мнению тех, которые утверждают, что бесформенность материи предшествовала по времени ее оформленности, поскольку первая обретаемая материей форма является формой элементов.

Наименее же совместимым с верою в то, что субстанция небесной тверди была создана во второй день, является мнение Аристотеля, поскольку само упоминание о днях обозначает последовательность времени, тогда как небесная твердь [Аристотеля], будучи по природе неразрушимой, обладает материей, не восприимчивой к изменению формы, и, следовательно, она не могла быть сделанной из материи, существовавшей раньше по времени.

Таким образом, производство субстанции небесной тверди надлежит относить к делам сотворения, а ее оформление в определенном смысле приписывать дню второму, причем это не будет противоречить ни одному из двух [последних] мнений; в самом деле, сказал же Дионисий, что свет солнца был бесформенным в течение «первой триады наших дней», и только затем, в день четвертый, обрел свою форму [359].

Если, однако, мы согласимся с Августином, утверждавшим, что этими днями просто обозначалась последовательность в порядке природы, а отнюдь не последовательность в порядке времени [360], то, независимо оттого, какое из вышеприведенных мнений мы разделяем, ничто не воспрепятствует нам признать, что субстанциальное оформление небесной тверди состоялось во второй день.

Другим возможным объяснением того, что должно понимать под небесной твердью, созданной во второй день, является следующее: речь идет не о небе звезд, а об облачной части атмосферы, которая получила название тверди из-за своей плотности и густоты воздуха. В самом деле, как заметил Василий, «о теле говорят как о плотном», т. е. твердом, «прежде всего для того, чтобы отличить его от математического тела» [361]. Если, таким образом, принять это истолкование, то оно не будет противоречить ни одному из вышеприведенных мнений. Такой подход, между прочим, рекомендовал в свое время и Августин, давая этому следующее пояснение: «Со своей стороны не могу не похвалить такого рода старания, ибо высказанное и вере не противно, и легко может быть доказано с помощью наглядных примеров» [362].

Ответ на возражение 1. Согласно Златоусту, словами «в начале сотворил Бог небо и землю» Моисей как бы предваряет свое повествование сообщением о делах Бога в целом, а уже затем начинает разъяснять их последовательно, по частям; это все равно, как если сперва сказать: «Этот вот дом был построен вот тем строителем», а после добавить: «Вначале он заложил фундамент, далее возвел стены, и, наконец, надстроил крышу» [363]. Приняв такое толкование, мы, тем самым, избавимся от необходимости думать, что когда говорится: «В начале сотворил Бог небо и землю», и когда читаем, что небесная твердь была создана во второй день, речь идет о разных небесах.

Мы можем также думать, что небо, о котором говорится как о сотворенном в начале, – это совсем не то небо, которое было создано во второй день, причем в данном случае имеются различные объяснения. Так, Августин говорит, что сотворенное в первый день небо – это неоформленная духовная природа, а небо второго дня суть небо телесное [364]. Согласно Беде и Страбону небо первого дня – это эмпирей, а небесная твердь, созданная во второй день, суть небо звезд. Согласно же Дамаскину небо первого дня было беззвездной сферой, той, о которой говорят философы, называя ее «девятой сферой» и первым движущимся телом, которое движется суточным движением, в то время как под небесной твердью, созданной во второй день, он понимает звездное небо [365]. Августин упоминает еще об одной теории, а именно: что небо первого дня суть небо звезд, а небесная твердь второго дня – облачная часть атмосферы, которая названа небом со-именно. То же, что это слово в данном случае используется со-именно, явствует из сказанного о том, что «назвал Бог твердь «небом», что подобно тому, как в предшествующем стихе говорится о том, что «назвал Бог свет «днем» (поскольку словом «день» также обозначается 24-часовой интервал). О других примерах подобных толкований можно прочесть у раввина Моисея.

Что касается второго и третьего возражений, то ответом на них является все вышесказанное.

Раздел 2. Есть ли воды над небеснойтвердью?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что над небесной твердью нет никаких вод. В самом деле, вода по природе тяжела, а тяжелые вещи естественным образом устремляются вниз, а не вверх. Следовательно, над небесной твердью нет никаких вод.

Возражение 2. Далее, вода является жидкой, а жидкости, как показывает опыт, не могут опираться на сферу. Поэтому, коль скоро небесная твердь – это сфера, над нею не может быть никаких вод.

Возражение 3. Далее, вода – это элемент, предназначенный для производства составных тел на их пути от несовершенства к совершенству. Но тела составной природы находятся на земле, а не над небесной твердью, поэтому находящаяся там вода была бы бесполезной. Но ни одно из дел Божиих не может быть бесполезным. Следовательно, над небесной твердью нет никаких вод.

Этому противоречит сказанное [в Писании] о том, что Бог «отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью» ( Быт. 1:7).

Отвечу словами Августина: «Авторитет Писания неизмеримо выше всяких человеческих измышлений. Следовательно, какими бы эти воды ни были и каков бы ни был их модус существования, несомненно одно: они там есть» [366]. Что же касается природы этих вод, то тут мнения расходятся. Так, Ориген полагал, что те воды, которые находятся над твердью, суть духовные субстанции [367], поскольку сказано [в Писании]: «Хвалите Его… воды, которые превыше небес!» ( Пс. 148:4); и еще: «Благословите Господа, все воды, которые превыше небес» ( Дан. 3:60). На что ему возражал Василий, говоря, что эти слова означают не то, что эти воды суть разумные твари, а то, что «через умное видение их созерцателями исполняется слава Творца» [368]. Следовательно, при таком понимании и огонь, и град, и прочее им подобное может быть использовано в тех же целях, хотя никто не приписывает им ничего подобного [369].

Таким образом, должно держаться мнения, что эти воды материальной природы, но их более точное определение будет зависеть оттого, какое мы примем мнение относительно небесной тверди. В самом деле, если под небесной твердью понимать состоящее из четырех элементов небо звезд, то естественно предположить, что и наднебесные воды состоят из элементов воды. Если же под небесной твердью понимать небо звезд, но не состоящее из четырех элементов, а какой-то иной природы, тогда и воды над твердью, следует думать, будут по природе отличаться от элемента воды; например, если Страбон утверждал, что одно небо названо эмпиреем, то есть пламенеющим, исключительно вследствие его сияния, то другое небо, находящееся над звездным, вполне можно было бы назвать водяным вследствие его прозрачности. Опять-таки, из того же предположения, а именно что природа небесной тверди отлична от природы четырех элементов, и при этом твердь отделяет воды от вод, можно заключить, что [в данном случае словом] «вода» обознается не элемент, а бесформенная материя. Августин, кстати, в самом деле утверждал, что о любом предмете, отделяющем тело от тела, можно говорить как об отделяющем воды от вод [370].