Поместный собор Русской Православной Церкви в Троице-Сергиевой Лавре и Избрание Патриарха Пимена

25 мая 1971г. Москва

Во вторник 25 мая, около шести часов вечера я прибыл самолетом Аэрофлота в Шереметьевский аэропорт в Москве. Из Брюсселя я вылетел один, так как два других соборных члена от нашей Епархии, диакон Сергий Рейнгарт и В.Е.Драшусов, не участвовали в Архиерейском совещании 28 мая, а поэтому вылетали на три дня позже. В Амстердаме ко мне присоединился мой викарный епископ Дионисий Роттердамский, и мы много в самолете, хотя и с некоторой осторожностью перед возможными микрофонами, беседовали с ним о предстоящем Соборе. Между нами обнаружилось полное согласие во взглядах, хотя владыка Дионисий как один из самых молодых епископов по хиротонии, да к тому же и советский гражданин (после последней войны), до этого он был эмигрантом, опасался открыто высказывать свои взгляды на предстоящем Соборе.

В самолете я разговорился и сидящим рядом с нами инженером из Киева, лет сорока, возвращавшегося с какого-то научного конгресса. Насколько он был верующим и церковным человеком, трудно сказать, во всяком случае он был на пасхальной заутрене во Владимирском Соборе и знал по имени Киевского митрополита Филарета. Инженер живо интересовался предстоящим Собором и выборами Патриарха.

-"Наверное, будет несколько кандидатов, а кто намечается? Выборы будут, конечно, тайные?" - спросил инженер.

Мне было стыдно отвечать, что, по-видимому, будет всего один кандидат, митрополит Пимен (в лучшем случае еще Никодим) и что выборы будут открытыми. На лице моего собеседника изобразилось недоумение и разочарование.

-" А почему так? - спросил он.- Разве это по церковным правилам...?"

-" Нет, - ответил я. - Но еще ничего не решено окончательно, все зависит от самого Собора". Инженера мой ответ несколько успокоил.

По приезде и при прохождении паспортного контроля в аэропорту со мною произошел небольшой инцидент, истинный смысл которого мне был долгое время не ясен. Лейтенант-пограничник, пристально всматривался в мой паспорт и вертел в руках листок моей визы, спрашивал (почему-то?), откуда я приехал и какова цель моего приезда... Я сказал, что прилетел из Бельгии, по приглашению Патриархии, на Собор. "Подождите! У Вас что-то виза не в порядке!" Заставил меня подождать еще, а потом подозвал находившегося рядом майора и передал ему молча мой паспорт и визу. При этом я заметил, что он ему ничего на это говорил и не спрашивал. Майор взял мой паспорт, отошел в сторону, стал ко мне спиной (я не видел что он делал), но не прошло и трех минут как он повернулся ко мне, и сказал: " Все в порядке, но пройдите к следующему окошку контроля". Он заставил меня прождать еще некоторое время у этого окна, потом подошел и сам выдал мне мой паспорт. Смысл этих манипуляций мне был не понятен, виза у меня была в полном порядке.

- " Вы, наверное, на Собор приехали? - спросил он меня. -Какие будут кандидаты? Говорят, что многие хотят Пимена?"

- " Митрополита Пимена.- поправил я его. - Да его многие желают".

-" А какие другие кандидаты?"

Признаться, мне было стыдно отвечать на этот вопрос, что видимо, будет только один кандидат митрополит Пимен, и я сказал нечто неопределенное. Но отрадно было вновь почувствовать, что даже у таких людей как этот майор, выборы Патриарха живо интересуют советских людей. Но почему лейтенант пытался оспаривать "законность" моей визы, понять не могу. Может быть, у него была инструкция не допускать меня в это время в СССР, а может по неопытности профессиональной? Все остальные формальности прошли гладко, никакого осмотра багажа и обычное заполнение декларации о валюте.

По прошествии контроля меня и епископа Дионисия (у него никаких проблем с паспортом не было) нас встретили представители Патриархии и служащие "иностранного" Отдела - священник Владимир Есипенко и диакон Андрей Юрченко. Выяснилось, что из-за многочисленных делегаций приглашенных на Собор, администрации Патриархии было трудно выделить для каждого заграничного архиерея особо сопровождающего. Поэтому о. Владимир был назначен сопровождать как меня, так им епископа Дионисия, чему я был безмерно рад, так мне это давало больше свободы в передвижениях.( Впрочем, оговорюсь заранее, что о. Владимир оказался одним из лучших сопровождающих, с которыми мне пришлось иметь дело при моих посещениях СССР. Когда я говорил ему, что в нем не нуждаюсь и он - свободен, то он ничем меня не стеснял и был всегда рад).Меня также приехал встречать мой старший брат Игорь Александрович Кривошеин, живший к тому времени с семьей в Москве. И мы все вместе с о. Владимиром Есипенко, епископом Дионисием, и моим братом отправились на машинах в гостиницу "Россия". Из разговоров по дороге выяснилось, что многие архиереи, в том числе наш Экзарх, митрополит Антоний, уже прибыли в Москву, хотя большинство еще не съехалось.

Не стану описывать гостиницу "Россия", в которой я остановился впервые. Грандиозная по размерам, с ее бесконечными коридорами и огромными "Банкетными залами, с претензиями на ультра-модерн в смысле обстановки; в нее как впрочем, и во всех советских гостиницах, всегда что-то не действовало. То электричество в номере, то вода в кранах или в уборной... Зато телефон работал всегда безотказно и можно было говорить из номера непосредственно с городом или даже с заграницей.

Как и другим архиереям мне предоставили отдельный номер, к сожалению духовенство и миряне прибывшие на Собор, помещались в номерах на двоих. Наиболее "важные" гости Собора были размещены в западном корпусе, самом роскошном, а "сверх важные" были поселены в гостинице "Советская" (бывший "Яр", перестроенной после революции), увеличенной и считавшейся самой фешенебельной по тем временам в Москве. Среди гостей этого отеля были Патриарх Александрийский, а также американские делегаты Виллебрандс и Блейк. Впрочем, как мне объяснили позднее, это странное расселение или изоляция "сверх важных" гостей от других членов, было сделано специально, дабы они не могли общаться с членами Собора, и находились под специальным контролем.

Но в самой гостинице "Россия" никакого видимого контроля не было, и мы могли свободно видеться друг с другом и переговариваться по телефону.

В первые дни, когда еще не съехались все приглашенные, мы все столовались в одном из больших ресторанных залов, а позднее в огромном "банкетном" зале. Обедали в три часа дня, а ужинали вечером поздно, около девяти часов. Еда в первые дни была сравнительно скромная и без вина, а с переходом в "банкетный" зал - более изысканная и с винами (болгарскими и румынскими). В гостинице был размещен своеобразный "штаб" Патриархии (с сотрудниками "иностранного" отдела) по координации и помощи всем гостям. Он обеспечивал нас автомобилями, Шоферами, размещением по гостиничным номерам и пр. Во главе этого "штаба" стоял протоиерей Михаил Сырчин. Я его знал по его недавнему посещению Брюсселя вместе с архиепископом Минским Антонием. Архиепископ Антоний отзывался мне о нем как о "менее хорошем", чем другой его спутник, протоиерей Михаил Турчин, подобная характеристика о. Михаила строилась на том основании, что когда арх. Антоний прибыл в Брюссель с "визитом", о.Михаил впервые полчаса позвонил в советское посольство и сообщил о прибытии их делегации. Ко всему прочему, во время их пребывания в Брюсселе, о. Михаил Сырчин вел себя так, что можно было подумать, что он был доверенным лицом в советских учреждениях. Он был ко всему прочему человеком обаятельным, деловым, энергичным и производил впечатление скорее симпатичного человека. На него была возложена довольно трудная и ответственная миссия во время Собора.

Мне дали его "секретный" телефон, потому что номер телефона официальный, постоянно был занят. В будущем это могло сослужить мне определенную помощь, если мне нужно было договориться о некоторых встречах, я мог ему звонить непосредственно. Хотя чаще всего я прибегал к помощи сопровождавшего меня священника Владимира Есипенко.

В этот день приезда, размещение в гостинице, паспортные формальности (паспорта как обычно отбирали) заняли столько времени, что было поздно ехать в церковь, как мне хотелось на вечернюю службу отдания Пасхи, чем я был огорчен. Вместо этого пришлось пойти на ужин в ресторанный зал гостиницы, где я встретил еще немногочисленных приехавших на Собор архиереев митрополита Филарета Киевского, архиепископа Ионафана Тамбовского, бывшего Экзарха в Америке, епископа Варфоломея Кишиневского, епископа Феодосия Черновицкого, епископа Савву Переяславского и нашего Экзарха, митрополита Антония. Было приятно встретиться со старыми знакомыми, но в этот вечер особенно интересных разговоров не получилось, но, тем не менее, мы смогли обсудить несколько важных моментов. Митрополит Антоний сказал, что на следующий день будет видеться с митрополитом Никодимом и, что это инициатива исходила от последнего. Владыка Антоний сказал, что собирается говорить по всем острым вопросам - тайное голосование, единая кандидатура, постановления 1961г. Более того, он добавил, что хочет попросить встречу с Куроедовым и объяснить ему какое отрицательное впечатление производит на Западе выбор Патриарха открытым голосованием, и что это, в конце концов, невыгодно даже для престижа советского правительства. Скажу прямо, что я тут же выразил сомнение в эффективности разговора с Куроедовым и добавил, что" Лично я ни с Куроедовым, ни с Макарцевым встречаться и обсуждать эти темы не намерен". Я спросил митрополита Антония, как он отнесся к моему письму к митрополиту Никодиму. Он ответил, что вполне одобрил его содержание и по его словам ряд архиереев в СССР, а именно архиеп. Вениамин Иркутский, архиеп. Павел Новосибирский, архиеп. Леонид Рижский, архиеп. Кассиан Костромской и еп. Михаил Астраханский - письменно высказали Предсоборной Комиссии свое несогласие с постановлениями 1961г и настаивали на их пересмотре." Видимо Ваше письмо, вселило в них надежду и смелость",- добавил Владыка Антоний.