Духовный мир

з) Наказанное кощунство,

а) Недавно жандармской полицией станции «Завидово», Николаевской железной дороги, производившей дознание о причине смерти крестьянина Тверской губернии Ильи Андреева – Лебедева, 18 лет, скоропостижно умершего 2 августа, на станции «Завидово», обнаружено следующее: при расспросах о причине смерти Ильи Лебедева, брат, покойного, Василий Лебедев, объяснил, что он, вместе с покойным и другими товарищами, 23 июля, ходил за покупкою харчей в село Завидово. Невдалеке от села они заметили стоящий в поле деревянный крест, подойдя к которому, все они, за исключением Ильи Лебедева, обнажили головы и набожно перекрестились, чего не сделал только один Илья, обругавший их всех и позволивший при этом произнести кощунственные слова. Едва они успели сделать несколько шагов, как Илья Лебедев внезапно почувствовал сильную боль в ногах. Кое-как он вместе с другими дошел до села, а затем едва мог добраться домой в железнодорожную казарму, на 502 версте от Петербурга. Здесь Илья Лебедев продолжал жаловаться на боль в ногах и руках, так что с трудом мог выйти на работу. На третий день боль настолько усилилась, что он уже на работу не мог выйти и пролежал, не вставая, 4 дня. 31 июля дорожный смотритель телеграммой вызвал из Клина фельдшера, но медицинская помощь не дала Лебедеву желанного результата. Видя тяжкий недуг, постигший Илью, и полное бессилие медицины помочь ему, брат его, Василий Лебедев надумал сходить снова с больным в село Завидово и отслужить у кощунственно поруганного им креста молебен. Железнодорожный смотритель достал подводу и все трое поехали на богомолье, но священника в селе не застали, вследствие чего ограничились только своими молитвами. Помолившись, они решились больного отправить на родину, но едва лишь они прибыли на станцию «Завидово» и, сняв Илью Лебедева с подводы, перенесли его на платформу, как он тут же умер.

Случай этот вполне подтверждается свидетельскими показаниями, записанными в официальный протокол дознания о смерти Ильи Лебедева («Москов. листок» 1899 г., № 216).

б) На днях петербургская сыскная полиция задержала вора рецидивиста Александра Павлова, совершившего 16 дерзких краж. На вопрос, не он ли похитил ризу из одной квартиры, задержанный заявил, что он более кражи риз не совершает после бывшего с ним случая: забравшись однажды в одну квартиру и прельстившись ценною ризой на большой иконе, помещенной в углу зала, он подставив стул открыл киот и только поддел ризу стамеской, как вдруг во всей квартире раздался сильный звон колокольчика. Он поспешил оставить работу и бросился к двери, но оказалось, что в квартире никого нет. Затем он снова несколько раз пытался взять ризу, но всякий раз при этом начинал раздаваться страшный звон. Тогда на него напала робость, и он с ужасом удалился из квартиры, решив никогда больше риз с икон не красть. Аналогичный с этим рассказ выслушали в сыскной полиции и от другого отчаянного вора, Забравшись в запертую квартиру и набрав в узлы массу вещей, он стал снимать ризу с иконы, в этот момент вор увидал, что мимо него прошел в другую комнату какой-то офицер. Видение это было настолько реально, что на вора напал столбняк. В комнатах никого быть не могло, так как оба выхода из квартиры были заперты на крючки. Вор в ужасе бежал из квартиры, оставив в ней и узлы с вещами. («Моск. лист.» 1900 г. № 147).

8. Дивные пути Промысла Божия в обращении язычников к христианству.

Под этим заглавием в мартовской книжке «Душеполезного чтения» за 1884 год напечатана статья бывшего члена Алтайской духовной миссии протоиерея М. Н-ва, в которой он сообщает несколько весьма, замечательных и назидательных случаев обращения к христианству алтайских язычников. Читая описание этих случаев, нельзя не проникаться глубоким благоговением пред теми разнообразными и дивными путями, которыми всеблагий Господь, «не хотящий смерти человека, но еже обратитися и живу быти ему», привлекает его к спасению.

Приводом из упомянутой статьи нижеследующие рассказы.

1. В окрестностях Телецкого озера жил весьма известный в том краю кам или шаман по имени Казак. Это был человек от природы очень не глупый и в своем народе уважаемый. Он чаще других своих собратьев по профессии приглашаем был для камланья во всей той стране. Часто слышал, да и сам видел наблюдательный Казак, что многие его соотечественники алтайцы, не только мужчины, но и женщины, даже дети, несмотря на все опасности, препятствия, угрозы и жестокие иногда побои со стороны родственников – язычников все-таки самоотверженно, неудержимо стремятся к крещению, а крестившись делаются хорошими, трудолюбивыми, честными людьми, и почти все живут сравнительно с некрещеными в довольстве и достатке. Зная все это, Казак нередко задавал себе вопросы: что же это значит? что это за вера христианская? не есть ли она, в самом деле, настоящая, истинная вера? Подобным же образом рассуждал вдумчивый кам и проезжая однажды верхом по пустынной долине. И вот внезапно необычайный свет облистал всю окрестность. В этом свете кам увидел какое-то светлое, огненное и как бы шестикрылое существо, вид которого поразил Казака до глубины души и духа. Кам упал с коня на землю и по неудержимому, невольному побуждению начал громко исповедовать все обстоятельства своей жизни с самого раннего детства: как он ребенком остался сиротою, как его научили камлать, как он с летами все глубже и глубже входил в это бесовское дело, и как наконец демонская сила до того овладела им, что он уже не в состоянии ей противиться. В это время Казак слышит что неведомое, чудное, явившееся в огненном свете, существо говорит ему: «если хочешь быть счастливым на земле и спастись по смерти, то веруй в Иисуса Христа и крестись; христианская вера есть одна истинная вера; то же скажи жене твоей и всем своим родственникам». Затем то же необычайное существо поведало ему все главнейшие основания веры христианской, и, как после рассказывал Казак, слышанные им слова как бы огнем врезывались внутри его сердца. При этом внутренним духовным очам кама указано было обширное пространство Алтая с назнаменованием мест, на которых будут построены христианские церкви. В заключение таинственное огневидное существо сказало: «когда будут косить сено, проедет тут великий архиерей, освятит воды Телецкого озера и укажет места, где воздвигнутся храмы единого Бога». Этим видение кончилось. Казак пришел в себя, и ничего из виденного и слышанного им не забыл: оно глубоко врезалось, как бы возжглось в его сердце и памяти. Он тотчас же отправился на указанные ему в видении места, и обозначил их на деревьях кольцами из конского волоса, а потом уже поехал домой. Там он рассказал о своем видении жене, которая с полным доверием и благоговейным ужасом приняла его рассказ. По прошествии трех дней, и также в пути, Казак видит новое видение: в разверзшемся небе является ему блистающее лицо как бы священника, в светлой ризе, омофоре, сияющей шапке (митре) и с поднятыми благословляющими руками. Возвратившись домой, кам опять передает о виденном своей жене, и на этот раз зарезав скотину для угощения обедом, сзывает к себе всех своих родственников друзей и знакомых. Угостив собравшихся гостей, Казак, несмотря на свое звание кама, т. е. представителя в некоторой степени языческого культа, обращается к ним с увещанием веровать в Господа Иисуса Христа и креститься. Нечего говорить, как изумлены и поражены были слушавшие эту проповедь язычники: одни с гневом, другие с насмешками оставили юрту своего шамана. Казак, между тем приказывает своим семейным изменить одежду на русскую, мужчинам обрезать косы и всем молиться христианскому Богу. Мысль о принятии крещения неотступно преследует Казака; убеждение в истине христианской религии становится в нем все крепче и яснее, и он вполне сознает, что иначе и быть никак не может, что он, во что бы то стало, должен креститься. Чрез неделю после описанного собрания гостей в юрте Казака, его помешает новое видение: ему представляется широкая дорога от земли в самую глубину неба, и вся она в длину составлена из цветов радуги. Тогда Казаку почему-то приходит мысль строить так же дорогу. -«Потружусь, – говорит кам – Бог сам сделает ее радужною и доведет до неба», Тотчас же он принялся за работу, копал, выворачивал камни, работал почти полтора месяца и устроил гать на довольно большом протяжении. Язычники смеются над Казаком и, наконец приходят к убеждению, что он помешался, что в нем сидит бес, которого надо умолить, задарить чтобы вышел. Начинается над ним обычное камланье, для которого заботливые родственники пригласили несколько известных камов, и так поусердствовали, что перерезали на камланье весь скот у несчастного Казака, тогда как он вовсе не был помешан и с сожалением смотрел на действия своих родичей, противиться которым он не мог по русской пословице: сила солому ломит. Он терпеливо ждал часа, который, по его твердому убеждению, должен был настать и положить конец его испытаниям, открыв путь и способы к достижению заветной его цели-крещения. Наконец Казак слышит, что архиерей, о котором ему возвещено было в видении, действительно едет. Тогда он смело объявляет своим родным непременное намерение свое креститься. Но родственники, признавая его сумасшедшим схватывают его, связывают и увозят верст за 300, в пустынное и редко кем посещаемое место. Между тем преосвященный, – это был епископ томский Парфений [88]) – объезжает Алтай, освящает воды Телецкого озера, едет мимо конских волос, которыми Казак наметил указанные ему в видении места будущих церквей. Архипастырю передают событие с Казаком; посылают за последним но нигде не могут найти: зорко и крепко сторожат его родственники. Но так как вести у кочевников переносятся с быстротою молнии, то и Казак узнал что проезжавший архиерей искал его. Горько плакал и рыдал несчастный, и наконец опасно занемог. А его все-таки продолжали сторожить и считать сумасшедшим. Так прошло с первого его видения два года. Один из миссионеров путешествуя с евангельскою проповедью в окрестностях Телецкого озера, вспомнил что тут где-то недалеко живет шаман Казак; но так как время было зимнее, то до юрты шамана трудно добраться, на пути находилась высокая гора и непроходимые пропасти снегу, да при виде миссионера Казака непременно бы упрятали подальше. Нашелся, наконец, человек согласившийся подать казаку весть. С ним миссионер послал Казаку в подарок и удостоверение калач вместе с приглашением самому придти креститься, если не изменил своему прежнему намерению. Посланный добрался до Казака и передал ему все, – только калач съел, ибо это составляет соблазнительное лакомство для калмыка, никогда не видящего хлеба. Казак, выслушавши посланца, ловко устроил все так, что, несмотря на строгий надзор за ним, явился к миссионеру не только сам но привел еще с собою двенадцатилетнего своего сына. Обрадованный миссионер говорит ему: «ну, вот теперь Господь посылает тебе случай к исполнению твоего давнишнего намерения: ведь ты хотел креститься». – «Э, монах, монах – ответил Казак, – очень и очень хотел я креститься два года назад, и какая тогда была у меня великая радость на сердце, а теперь уж нет этой радости, – злой шайтан украл ее у меня». – «Верь, говорил иеромонах, – верь, получишь ты эту радость, и еще большую! Благ наш Господь, всесилен Он: воскрешает и мертвых; Ему ли не воскресить твоей радости? Против всемогущей силы креста Христова не устоять шайтану со всеми его адскими силами!» При этих словах Казак внезапно падает в исступление: мечется, рвет на себе одежду, мычит, свистит, неистово хохочет, валяется по полу, кружится, обливаясь пеной. Миссионер в ужасе накрывает его иконой, с молитвой окропляет св. водой и осеняет крестом. Казак успокаивается, затихает. Чрез несколько времени он как бы очнувшись от тяжелого, болезненного сна, быстро встает смело и решительно объявляет иеромонаху: «крести меня, крести; во что бы то ни стало, хочу креститься! «Вошли в церковь. Там на иконе Спасителя Казак узнал явившееся ему некогда благословляющее Лице; только, по его словам здесь оно не в той одежде, без шапки и не обе руки благословляют. Упав пред образом Спасителя на колени. Казак обращаясь к миссионеру, воскликнул; «молись, монах!» – «Молись и ты, усердно, как умеешь», – ответил иеромонах. Оба прилежно молились. Миссионер взял елея из теплившейся пред иконами лампады и крестообразно помазал им чело и перси рыдающего шамана. «Монах! монах! – вдруг воскликнул в каком-то необычайном восторге казак – радость-то моя, моя прежняя радость входит мне опять в, сердце!» Казак был оглашен, оставлен в квартире иеромонаха, научен молитвам и вскоре крещен с наречением имени Григорий. Вслед за тем мальчик, сын бывшего кама, а теперь новокрещенного Григория, изъявил желание креститься. Но лишь только он высказал свое желание, как с ним мгновенно сделался такой же припадок бешенства, какой пред крещением был и у его отца. Молитва и сила честного креста опять уврачевали и этого ребенка, и он был оглашен и просвещен св. крещением. Девица, племянница Григория, приходит навестить своего дядю. Ей предлагают креститься, и она изъявляет согласие. Но лишь только девица произнесла свое согласие, как и ею овладевает беснование: она плачет, воет, бранится, потом бежит, начинает кружиться около дерева, наконец, падает в изнеможении и, чрез несколько минут придя в себя, рассказывает что какой-то верховой, проезжая мимо, строго приказал ей непременно креститься. Девица была крещена. Чрез несколько дней является брат Григория, за ним еще родственники, и также принимают св. крещение, так что в самое короткое время из родных бывшего шамана Казака крестятся пятнадцать человек.