Сумма теологии. Том II

Раздел 2. Верно ли, что в ангеле может быть только грех гордыни и зависти?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в ангелах могут быть и другие грехи помимо гордыни и зависти, ибо тот, кто способен восхищаться любым грехом, сам может впасть в любой грех. Но, как сказал Августин, демонов восхищают даже бесстыдства плотских грехов [270]. Следовательно, в демонах могут быть также и грехи плоти.

Возражение 2. Далее, духовными грехами являются не только гордыня и зависть, но также и праздность, жадность и гнев. Но духовные грехи связаны с духом таким же образом, как плотские грехи – с плотью. Следовательно, в ангелах может быть не только грех гордыни и зависти, но также и праздности и жадности.

Возражение 3. Далее, согласно Григорию, гордыня – мать многих пороков [271], и то же можно сказать и о зависти. Но если существует причина, существует и следствие. Таким образом, если в ангелах есть гордыня и зависть, в них могут быть также и другие пороки.

Этому противоречат слова Августина о том, что дьявол не является «ни блудником, ни пьяницей, ни кем-либо иным в том же роде; однако же сам он [– в высшей степени] горд и завистлив» [272].

Отвечаю: грех может возникнуть в субъекте двояко: во-первых, через актуальное преступление, и, во-вторых, через аффект. Что касается преступления, то в демонах присутствуют все грехи, ибо, склоняя людей к греху, они несут ответственность за все грехи. Что же касается аффектов, то в демонах могут быть только те грехи, которые соответствуют их духовной природе. Ведь духовная природа не влечется к тем удовольствиям, которые принадлежат телам, но только к тем, которые приличествуют вещам духовным, поскольку на что-либо может воздействовать только то, что некоторым образом приличествует его природе. Но в побуждении к благу в духовном порядке грех может возникнуть только в том случае, если в соответствующем аффекте не будут сохранены более высокие установления. А таков как раз грех гордыни: не подчиняться высшим установлениям, когда подчинение необходимо. Следовательно, первым грехом ангела может быть только гордыня.

Что же касается зависти, то она находится в них как следствие в том смысле, что желание чего-то одного порою порождает нежелание чего-то противоположного [желаемому]. В самом деле, человек-завистник ропщет на то, что благо принадлежит другому, поскольку считает: то, что [этим] благом обладает ближний, мешает ему [самому] обладать им. Но благо другого не может служить препятствием для обладания им злым ангелом, если только он не жаждет быть единственным обладателем; в этом случае другой обладатель лишает его исключительности. Таким вот образом вслед за грехом гордыни в согрешившем ангеле возникло и зло зависти, и с той поры людские блага вызывают в нем скорбь, а пуще их – божественное совершенство, воздвигшее против дьявольских пожеланий человека ради преуспеяния божественной славы.

Ответ на возражение 1. Демоны восхищаются всякими плотскими грехами не потому, что сами расположены к земным удовольствиям, но исключительно вследствие зависти: они получают удовольствие от всех видов человеческих грехов, поскольку последние препятствуют благу человека.

Ответ на возражение 2. Жадность, если рассматривать ее как отдельный вид греха, является неумеренным алканием временного обладания, которое имеет место в человеческой жизни и которое может быть оценено в деньгах; ко всему этому демоны склонны в такой же степени, как и к чувственным наслаждениям. Следовательно, жадность в собственном смысле слова им не присуща. Но если называть жадностью неумеренное алкание любого сотворенного блага, то такая жадность будет элементом присущей демонам гордыни. Гнев подразумевает страсть, и потому суть вожделение; таким образом, его можно приписывать демонам лишь метафорически. Праздность – это своего рода уныние, вследствие которого человек становится безразличным к духовным упражнениям, утомляющим его тело, чего никак нельзя сказать о демонах [в силу их бестелесности]. Отсюда понятно, что гордыня и зависть – это единственные присущие демонам духовные грехи, и притом зависть должна быть понимаема не как страсть, а как нежелание блага другому.

Ответ на возражение 3. Под присущей демонам завистью и гордыней понимаются и все другие вытекающие из них грехи.

Раздел 3. Желал ли дьявол быть как Бог?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что дьявол не желал быть как Бог. В самом деле, непостижимое не может быть объектом желания, поскольку желание движется воспринятым благом – чувственным, разумным или умопостигаемым, и греховным может быть только такое желание. Но никакая тварь не может постигнуть, что означает быть равным Богу поскольку здесь заложено противоречие: для того, чтобы конечное равнялось бесконечному, оно само должно быть бесконечным. Поэтому ангел не может хотеть быть как Бог.

Возражение 2. Далее, в желании естественной цели нет греха. Но всякая тварь по природе стремится быть уподобленной Богу. Если, таким образом, ангел желал быть как Бог не в смысле равенства, а в смысле сходства, то похоже, что в этом случае он не грешил.

Возражение 3. Далее, ангел от сотворения обладал большею мудростью, нежели человек. Но никому из людей, разве что [безнадежному] глупцу, никогда и в голову не придет выбрать себе участь быть равным ангелу, и уж тем более – Богу, поскольку выбор касается только вещей возможных, относительно которых и происходит обдумывание. Поэтому тем более ангел не мог согрешить, пожелав быть как Бог.

Этому противоречит сказанное [в Писании] от лица дьявола: «Взойду на небо… буду подобен Всевышнему!» ( Ис. 14:13, .14). И Августин говорит, что «раздувшись от гордыни, он пожелал величаться Богом» [273].

Отвечаю: несомненно, что согрешивший ангел добивался того, чтобы быть как Бог. Но это стремление можно понимать двояко: во-первых, [быть как Бог в смысле] равенства, во-вторых, [в смысле] сходства. Он не мог стремиться быть как Бог в первом смысле, поскольку естественным образом знал, что это невозможно, и к тому же он не обладал никаким навыком, предшествовавшим его первому согрешению, и никакой сковывающей его ум страстью, которая привела бы его к выбору невозможного, как это случается с нами, через отпадение в какой-либо частности. Но даже если допустить, что подобное было возможно, оно было бы противно естественному желанию, ибо естественное желание всегда направлено на сохранение природы желающего, а она бы не сохранилась, если бы была изменена в другую природу. Следовательно, никакая тварь более низкого порядка не может ни при каких обстоятельствах возжелать обрести степень более высокой природы – ведь [даже] осел не желает быть лошадью, поскольку в этом случае он перестал бы быть самим собой. В данном случае нас подводит воображение: в самом деле, на основании того, что человек порой стремится занять более высокую степень в смысле чего-либо акцидентного, которое может возрастать без разрушения субъекта, иные приходят к заключению, что он может стремиться и к более высокой степени природы, достижение которой сопряжено с прекращением его бытия. Но очевидно, что Бог превосходит ангелов не только акцидентно, но и степенью [Своей] природы, как [впрочем] и один ангел – другого. Поэтому невозможно, чтобы ангел низшей степени желал равенства с [ангелом] высшим, и тем более, чтобы он стремился к равенству с Богом.

Что же касается желания быть как Бог в смысле подобия, то оно бывает двояким. Во-первых, в смысле того подобия, согласно которому все сотворено так, чтобы быть уподобленным Богу. И в этом случае, если кто-либо желает быть подобным Богу, то он не совершает никакого греха; [по крайней мере] в том случае, если он желает такого уподобления в должном порядке, то есть, что он желает обрести его от Бога. Однако он бы согрешил, если бы пожелал быть подобным Богу пускай и правильным способом, но благодаря собственной, а не божественной силе. Во-вторых, кто-либо может желать быть подобным Богу в некотором неестественном для себя отношении, как если бы он пожелал сотворить небо и землю, что естественно только для Бога, в каковом желании [безусловно] присутствует грех. И именно так дьявол и пожелал быть как Бог. Притом он не то что бы пожелал походить на Бога в том смысле, что восхотел не быть абсолютно ничьим субъектом, поскольку в таком случае он пожелал бы собственного небытия (ведь всякая тварь может иметь свое бытие исключительно через Бога). Однако он пожелал уподобиться Богу в том отношении, что захотел в качестве конечной цели своего блаженства нечто такое, чего он мог бы достичь благодаря собственной природе, тем самым отклонив свое пожелание от сверхъестественного блаженства, которое может быть достигнуто лишь с помощью божественной благодати. Или же он мог пожелать в качестве своей конечной цели достичь такого уподобления Богу, которое даруется исключительно благодатью, но достичь его именно силами собственной природы, а не с помощью Бога в установленном Богом порядке. Последнее [представление] полностью согласуется с мнением Ансельма, сказавшем [о дьяволе], что он взыскивал того, к чему бы пришел куда вернее, если бы не двигался с места» [274]. Оба эти представления по сути идентичны, поскольку согласно обоим он стремился обрести конечное блаженство с помощью собственных сил, каковое свойство присуще одному только Богу