Систематическое богословие. Т. 3

143

характеристикам Духовного Сообщества, оно фрагментарно и предварительно. Библейское видение священного града без храма — это видение предельного осуществления; однако в этом своем качестве оно является еще и описанием сообщества святых в его предварительной и фрагментарной реализации. Временной процесс и ограниченность пределов сознания препятствуют универсальной взаимной неотъемлемости культурного творчества и религиозного самотрансцендирования. Нельзя избежать переменного преобладания то одного, то другого, однако это пространственное и временное неравенство не требует взаимного исключения качественного характера. Подобное исключение происходит в отделении религии от культуры и в последующих амбивалентностях религиозной и культурной жизни. Неамбивалентное, хотя и фрагментарное, единство религии и культуры в Духовном Сообществе является и критерием религиозных и культурных сообществ, и той сокрытой в них силой, которая борется против разделения и амбивалентности.

Хотя религия в более узком смысле в Духовном Сообществе и отсутствует, однако религия в более широком смысле неамбивалентно соединена с моралью. Мы определили мораль через становление личности как личности во встрече с другой личностью. Если религия в более узком смысле отделена от морали, то и той, и другой приходится защищать их взаимную независимость: мораль должна защищать свой автономный характер от навязанных ей извне религиозных заповедей (как, к примеру, это делал Кант — и делал монументально), а религия должна защищать себя от попыток интерпретировать ее или как иллюзорную поддержку автономной морали, или как разрушительное вмешательство в нее (наиболее впечатляюще это делал Шлейермахер). Подобного конфликта в Духовном Сообществе нет. Религия как схваченность Духовным Присутствием предполагает самоутверждение личности в нравственном акте:

таково условие всего духовного (и Духовного) в человеке. Сам по себе термин «Духовное Сообщество» указывает на тот личностно-обществен-ный характер, который присущ проявлению Нового Бытия. Его явлению не может быть присущ какой-либо иной характер, и оно бы себя разрушило, если бы навязывало такие религиозные заповеди, которые были бы внешними по отношению к акту нравственного самоопределения. Эта возможность из Духовного Сообщества исключена потому, что из нее исключена религия в более узком смысле. С другой стороны, единство религии и морали выражено в том характере морали, который присущ Духовному Сообществу. Мораль в Духовном Сообществе «теономна» в двойном смысле. Если мы зададимся вопросом об источнике безусловного характера нравственного императива, то ответ должен быть следующим: нравственный императив безусловен потому, что он выражает сущностное бытие человека. Утверждать то, чем мы являемся сущностно, и повиноваться нравственному императиву — это одно и то же. Но можно спросить: «Почему нужно скорее утверждать свое сущностное бытие, нежели разрушать себя?» Ответ должен быть таким: личность осознает свою безграничную ценность или, если выразить это онтологически, свою принадлежность трансцендентному единству той неамбивалентной жизни, которая является Божественной Жизнью, и осознание это происходит под воздействием Духовного Присутствия. Акт веры и акт

144

принятия безусловного характера нравственного императива — это один

и тот же акт.

Если мы зададимся вопросом о мотивирующей силе нравственного императива, то ответом на него в свете Духовного Сообщества будет не закон, но Духовное Присутствие, которое в отношении к нравственному императиву является благодатью. Нравственный акт, акт личностного самоконституирования во встрече с другими личностями, основан на соучастии в трансцендентном единстве. Это соучастие делает нравственный акт возможным. Своим Духовным воздействием сложившееся ранее трансцендентное единство созидает актуальное единство центрированной личности с самой собою, с встречаемым миром, с основанием себя и мира. Именно то, что единство это «сложилось ранее», и характеризует Духовное воздействие как благодать: нравственную личность и сообщество не создает ничто, кроме того трансцендентного единства, которое проявляет себя в Духовном Сообществе как благодать. Самоустановление личности как личности без благодати предоставляет личность амбивалентностям закона. Мораль в Духовном Сообществе детерминирована благодатью.

И тем не менее единство религии и морали остается и фрагментарным (поскольку оно имеет пространственные и временные границы), и предварительным (поскольку оно не объемлет всей совокупности отношений «лицом к лицу»). Даже если личность и сообщество охвачены благодатью и подлежат воздействию Духовного Присутствия, они все-таки не являются личностью и сообществом в их осуществлении. И все-таки это — критерии нравственного самоустановления в религиозных и секулярных личностях и группах. «Этика Царства Божия» — это мера этики в церквах и в обществе.

Единство религии с культурой и моралью подразумевает единство культуры с моралью. Это прежде всего относится к тому содержанию, которое мораль получает от культуры. Безусловный характер нравственного императива не создает содержания императива. Этическое содержание является продуктом культуры: ему присущи все относительности культурной созидательности. Его относительность имеет только один предел, которым является акт конституирования личностного «я» во встрече «лицом к лицу», и это уже привело нас к большему, чем просто абстрактное признание, - к той многомерной любви, которая утверждает другого в акте воссоединения. В ней нравственный императив и этическое содержание действуют вместе и конституируют теономную мораль Духовного Сообщества. Любовь постоянно подвержена изменениям, в то же время оставаясь тождественной самой себе как любви. В Духовном Сообществе нет иных скрижалей с заповедями, кроме Духовного Присутствия, которое созидает любовь и может созидать еще и те свидетельства, в которых запечатлена мудрость любви (такие, например, как Десять заповедей). Однако свидетельства эти не являются книгами этического закона. В каждое мгновение любовь выносит приговор их действительности и их применимости к частному случаю. Таким образом мораль одновременно и зависит от динамики культурной созидательности, и не зависит от нее посредством любви, созданной Духовным Присутствием. Новое Бытие объединяет мораль и культуру посредством соучастия в трансцендентном единстве неамбивалентной жизни.

145

Однако это единство, хотя оно и неамбивалентно, все-таки фрагментарно и предварительно, что объясняется конечностью тех индивидов и групп, которые являются его моральными агентами. Всякое моральное решение, если оно продиктовано Духом, исключает иные возможные решения. Это означает не то, что действие любви амбивалентно, но то, что всякий акт любви фрагментарен и может только предварять предельное -то есть всеобъемлющее — осуществление. Тем не менее это единство морали и культуры является критерием морально-культурной ситуации во всех религиозных и секулярных сообществах. В то же время именно сокрытая в них Духовная сила нацелена на разрешение тех амбивалентно-стей, которые возникают вследствие экзистенциального разделения морали и культуры.

Культура дает морали содержание, а мораль придает культуре серьезность. Недостаток серьезности по отношению к культурной созидательно-сти был впервые назван Кьеркегором «эстетизмом». «Эстетизм» — это отстраненность по отношению к творениям культуры, которые оцениваются только с точки зрения доставляемого ими удовольствия, не сопряженного с эросом по отношению к самому по себе творению. Эту позицию не следует смешивать с тем элементом игры, который присущ созиданию и восприятию культуры. Игра — это одно из наиболее характерных выражений свободы духа, и в свободном игрании есть такая серьезность, которая не преодолевается серьезностью необходимого труда. Там, где имеется серьезность, там имеется и неосознанная или осознанная сила безусловности нравственного императива. Культура, которая в своем созидательном труде эту ориентацию утрачивает, становится поверхностной и саморазрушительной, а та мораль, которая в противовес этому утверждает себя как «уход в серьезность», отрицает свою собственную серьезность через пустоту личностного и общественного самоконституирования так же, как это происходит в случае культуроборческого морализма. В обоих случаях именно недостаток объединяющей любви и порождает этот конфликт. В Духовном Сообществе эстетической отстраненности не существует, а существует серьезность тех, кто ищет опыт предельного в бытии и смысле посредством всякой культурной формы и задачи. Серьезность нравственной самоинтеграции и богатство культурного самосозидания объединены в Духовном Присутствии, которое является ответом на самотрансцендирующую устремленность в культуре и морали. В Духовном Сообществе нет места конфликту между тем безответственным удовольствием, которое доставляют формы культуры и виды культурной деятельности и, с другой стороны, той позицией морального превосходства над культурой, которую занимают во имя серьезности. Однако в нем имеет место та напряженность, из которой вырастает конфликт, ибо, хотя в теономии Духовного Сообщества и существует подлинное единство культуры и морали, но существует оно фрагментарно и предварительно. Пределы человеческой конечности препятствуют всеобъемлющей серьезности и всеобъемлющему культурному эросу. Однако даже в этих границах единство нравственной серьезности и культурной открытости является критерием для отношения морали к культуре во всех религиозных и секулярных группах. Именно Духовная сила ведет борьбу со всеми теми амбивалентностями, которые возникают в результате разделения морали и культуры.