Философские пропасти

Всякий человек – пленник тайн, ибо всякий осажден тайнами. Со всех сторон они собираются вокруг него и наваливаются на него. Каждое явление излучает тайну, а каждая тайна – бесчисленное множество тайн. Нет ни одного создания, которое бы не носило в себе тайну. Тайна рядом с тайной, тайна на тайне – так и образовался мир. Человек заключает в себе некую праисконную центростремительную силу, притягивающую ко всему таинственному. И привлекает к себе все тайны, и они устремляются к нему, окружают его со всех сторон.

Каждое чувство человека окружено бесконечными физическими таинствами. Из всякой твари во всякий атом человеческого существа смотрят чудесные тайны. И самая маленькая тайна развивается в тайну вселенскую, в тайну бесконечную. Столкнувшись с одной из них, человек сталкивается разом со всем тем, чему нет конца. Последняя тайна всякого явления и всякой твари обвита бесконечностью. Тайна единой мельчайшей водяной капли настолько огромна, что в ней захлебнется весь человек: и его чувства, и ум, и мысль. Если до конца проанализировать каплю, то можно обнаружить, что она состоит из невидимых и неосязаемых частиц, которые зовутся атомами, электронами и праэлектронами. Так учит современная химия. Видимая капля основана на невидимых частицах; осязаемая капля – на неосязаемых атомах; конечная капля своей сущностью уходи в бесконечность. Это химическая бесконечность.

Но существует и физическая бесконечность. Современная физика имеет свою бесконечность, ибо все свои построения основывает на гипотезе об эфире, «который неосязаем, и неподвижен, и сам по себе незаметен».

Так, современная физика и современная химия всякое явление и всякую вещь сводят к чему-то невидимому, к чему-то сверхчувственному, к чему-то бесконечному. И действительно, бесконечность есть конец всякой, на первый взгляд, конечной материи. Все физическое в своей основе метафизично. И в самом крошечном создании укоренена бесконечность, которую человек не может уловить ни чувствами, ни мыслями. Все конечное основано на бесконечном. Существует некий необъяснимо загадочный переход конечного в бесконечное, переход, не подлежащий никакому чувственному или логическому анализу.  Все, что кажется чувственным, в действительности сверхчувственно; все, что мыслимо, в действительности превыше мыслимого. Возможность осмыслить мир несравненно уже и мельче реальности мира. Поэтому и эта возможность бесконечна с каждой стороны своего существования. Если человек намеренно не укорачивает свои мысли и намеренно не сужает свой дух, то в этом мире он должен чувствовать себя мыслящей скорлупкой в бурном море бесконечности.

Таинственность мира бесконечна, это должен ощущать всякий, кто хоть однажды беспристрастно заглядывал в тайну мира. Но и тайна человеческого существа не меньше и не короче. Если человек обратит взгляд на себя, то он встретит несказанную таинственность. Подумайте, человек не в состоянии объяснить себе, как в нем самом происходит переход из чувственного в сверхчувственное, из тела в дух, из бессознательного в сознательное. Природа его сознания и мысли непонятна для него. Возможности осмысления мысли гораздо меньше и уже, чем природа самой мысли. Точно так же – возможность осмысления чувств и их деятельность. Все это утопает в некой внутренней бесконечности. Бесконечность и извне, и изнутри, а бедный человек между ними. Печальная Соломонова мудрость рыдает и захлебывается в плаче по душам угрюмых жителей нашей планеты: «Все так мучительно, что человек не может и высказать, ни око не может наглядеться, ни ухо – наслушаться». А я бы прибавил и от своего горя: мысль не может намыслиться, ни чувство начувствоваться; все в человеке вечно алчет и вечно жаждет.

Опасно быть человеком, опасно быть зажатым между двумя бесконечностями, соревнующимися между собою в таинственности и загадочности. Человека пленяет и та, и другая. Неодолимые и неумолимые, они неутомимо и ревниво борются за несчастного человека. Два мира-сгустка атакуют человека всеми своими бесконечными ужасами. И он, измученный и израненный, хочет освободиться и от одного, и от другого мира, но не может без них и вне их. Такова его судьба.

Трагично быть человеком, ибо человек стал средоточием трагизма, средоточием всего, что трагично и в горнем, и в дольнем мире, и во внешней, и во внутренней бесконечности. Через человека прозрела всякая боль, в нем разболелась всякая тварь, через его око проплакало горе всякого существа. Он больной, несущий на своих плечах болезнь всеобщего существования. В нем, как в линзе, собран весь трагизм мира, и он беспомощно сжимается и мечется на одре своей немощи.

Ужасно быть человеком, так как в своем маленьком теле он носит две бесконечности. Он матка, к которой слетаются все рои всевозможных ужасов горнего и дольнего мира. Куда бы он ни направился, за нем следуют необозримые рои ужасов. Мысль его, если погрузится в мистерию миров, то всегда встретит нечто страшное и ужасное. Жизнь в таком мире вселяет безграничный ужас и в человеческие чувства, и в человеческую душу, и в человеческое тело. И он отчаянно борется с чудовищной тайной миров.

Эта опасность, эта трагичность, эта ужасность и пробудили внимание человека ко всем проблемам, всем тайнам, и он весь рассеялся в них. Нет вещи и нет явления, пред которым бы человек не согнулся в знак вопроса или перед которым бы не вытянулся в знак удивления. Точно так же нет и вопроса, который бы не увлек человека в свою бесконечность. Ибо всякий вопрос выводит человека за границы человеческого, делает его трансчеловеческим, транссубъективным, соединяя его с природой исследуемого предмета и потопляя его в бесконечности. За вопросом следует вопрос, и нигде нет ни конца вопросам, ни края ответам. Уже в чем, в чем, а в вопросах своих, в проблемах своих человек бесконечен. Но и вопрошающее сознание, и исследующий дух не бесконечны ли, если могут порождать бесконечные вопросы?

Когда бы человек был конечен, тогда бы и проблемы его, и устремления были конечны. Конечное легко регистрируется, классифицируется и формулируется. Но кто может составить исчерпывающий реестр человеческих устремлений? Кто может их классифицировать? Кто может найти окончательное, всестороннее, абсолютное устремление? Кто может уложить человека в формулу, или в границы, или в слова? И может ли кто описать окружность вокруг человеческих устремлений, человеческих проблем, человеческих достижений?

С какой стороны на него ни смотреть, человек бесконечен, бесконечен своей таинственностью. И сердце всякого мученика мысли невольно соглашается с Негошем [Петр Негош (1813-1851) – митрополит, правитель Черногории] и повторяет с ним:

Со всех сторон взгляни на человека,

Как хочешь рассуждай о человеке –

Человек для человека – тайна наивысшая.

Как радуга, растянут человек по небу жизни; концов его не видно; одним концом он погружен в материю, другим – в сверхматерию, в дух. Он представляет собою лестницу от минералов к духу. Он переход из материи в дух, и обратно – переход из духа в материю.

«Я тело и только тело», - говорит Ницше. Не говорит ли он этим: «Я тайна и только тайна?» В человеческом теле слишком много бренного, и оно постепенно разрушается, пока смерть совсем не разрушит его, не испепелит и не смешает землю с землею. А Арцыбашев, страстный поклонник плоти, как и Ницше, стоит, задумавшись «у последней черты», стоит у разлагающегося человеческого тела провожает его в землю библейскими словами: земля еси и в землю отидеши  [ ибо прах ты и в прах возвратишься] (Быт. 3: 19). «Я тело и только тело»… Но скажите мне, отчего неспокоен дух в человеке? Из-за чего он постоянно отрывается от тела и через бесчисленные вопросы прорывается к чему-то зателесному, надтелесному и бестелесному? Не потому ли, что в теле с пятью чувствами он ощущает себя, как в темнице, запертой на пять замков? Данное Ницше определение человека ни в коем случае не исчерпывает тайну человека. Не исчерпывает ни тайны его духа, ни тайны его тела. И дух, и тело подобны загадочным иероглифам, которые мы с трудом читаем по складам и, возможно, читаем ошибочно. Мы знаем одно: мы исчерпывающе не знаем ни природу тела, ни природу духа. Человек не может ответить не только на вопрос: что есть дух, но и на вопрос: что есть материя. Дух в теле не ощущает ли себя, как мышь в мышеловке? И тело в духе не ощущает ли себя, как птица, пойманная в крепкую сеть? Дух – тайна для самого себя и для материи, но то же касается и материи. Реальность материи не менее фантастична, чем реальность духа. Природа материи и духа скрывается в бездонных глубинах неизведанных бесконечностей.