Сочинения

\152//

Ибо мы не бесчинствовали у вас (2 Сол 3, 7). Когда апостол хочет указать, что он не был бесчинным у них, занимаясь работою, то ясно показывает, что солуняне от порока праздности всегда остаются бесчинными. Мы ни у кого не ели хлеба даром (Там же, 8). Учитель язычников каждым словом усиливает речь. Проповедник Евангелия говорит, что он ни у кого не ел хлеба даром, тогда как знал, что Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования (1 Кор 9, 14); и еще: трудящийся достоин пропитания (Мф 10, 10). Когда и тот, кто проповедовал Евангелие, совершал столь высокое и духовное дело, даром не принимал пищи по повелению Господа, то что будем делать мы, которым не только не поручена никакая проповедь слова, но и никакой заботы не завещано, кроме заботы об одной нашей душе? В какой надежде мы осмелимся с праздными руками даром есть хлеб, которого пророк, обязанный заботой и проповедью евангельской, без труда рук не отважился есть? Но занимались, говорит, трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас (Там же, 8). Еще усиливает строгость своего вразумления. Ибо не просто сказал: мы ни у кого не ели хлеба даром; на этом не остановился, ибо могло бы показаться, что он содержался хоть и не на их (фессалоникийцев) приношения или подарки, хоть на собственном иждивении, но в праздности, на сбереженные деньги свои или чужие. Но занимались, говорит, трудом и работою ночь и день, т. е. своим трудом содержались. И это, говорит, мы делали не по своей воле, не для удовольствия, как требовал отдых и упражнение тела, а по необходимости и скудости содержания заставляли себя работать с большой утомительностью. Ибо не только в течение всего дня, но и ночью, предназначенной для сна, я неустанно занимался этим делом рук, заботясь о пропитании.

\153//

Чтобы этот образец не показался, может быть, не великим и не общим, если бы он преподавался только его примером, апостол свидетельствует, что он не один так поступал, но и все, которые назначены были с ним проповедовать Евангелие, т. е. Силуан и Тимофей, которые это пишут с ним, занимались подобной работою. А в словах: чтобы не обременить кого из вас, — он внушает им большую стыдливость. Ибо если он, проповедуя Евангелие и подтверждая его знамениями и добродетелями, не решается даром есть хлеб, чтобы не обременить кого–либо, то как не считают обременением других те, которые ежедневно праздные, ничего не делая, потребляют его?

Не потому, говорит апостол, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам (Там же, 9). Апостол показывает причину, для чего он столько трудился: чтобы, говорит, себя самих дать вам в образец для подражания нам, чтобы, если забудете словесное учение, по крайней мере, примеры обращения, верно представленные вашим очам, удержали вы в памяти. Не легкое порицание делается им, когда говорит, что только для примера он понес этот труд и обременение тела днем и ночью; они, однако, не хотели следовать его примеру, когда он, не имея необходимости, наложил на себя столько тяжести. Хотя, говорит, мы и имели власть, и нам открыты были все ваше имущество и припасы, и я знал, что имею позволение Господа нашего пользоваться им, однако я не воспользовался этой властью, чтобы сделанное мною, хоть и позволительным образом, не подало другим пример вредной праздности.

\154// И потому, проповедуя Евангелие, я предпочел содержаться работою своих рук, чтобы и вам, желающим идти стезею добродетели, указать путь совершенства и своим трудом представить образец поведения.

Но чтобы не показалось, будто он, молча работая и желая научить их примером, нисколько не наставлял или заповедями, увещаниями, он прибавляет, говоря: ибо когда мы были у вас, то завещевали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот не ешь (Там же, 10). Апостол, показывая, с одной стороны, беспечность тех, которые, зная его, как доброго учителя, работавшего своими руками для поучения и для примера, не хотели подражать, с другой — свое прилежание и осторожность, говорит, что он, находясь у них, не только представлял себя в пример, но и словами постоянно проповедовал: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь.

Потом апостол употребляет по отношению к ним уже не совет учителя или врача, но относится к ним со строгостью судебного приговора и, употребив апостольскую власть, как бы изрекает приговор на презрителей. Употребил именно ту власть, которую, говорит он в послании к коринфянам (2 Кор 10, 8), дал ему Господь, когда увещевал их, допустивших проступок, чтобы они до его прихода поспешили исправить себя, заповедуя так: прошу не довести меня до того, чтобы я по пришествии моем прибег по отношению к некоторым к той власти, которая дана мне над вами (Там же, 2). И еще: если бы я и более стал хвалиться нашею властью, которую

\155// Господь дал нам к созиданию, а не к расстройству вашему, то не остался бы в стыде (Там же, 8). Именно с этой властью он произносит: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь (2 Сол 3, 10); не плотским мечом принуждает их, а властью Св. Духа запрещает им употреблять пишу для этой жизни, чтобы они, если, нисколько не думая о наказании будущей смертью, из любви к праздности захотели бы упорствовать и дальше, по крайней мере, вынуждены были исполнять спасительные заповеди из–за естественной необходимости и страха настоящей гибели.

Итак, после такой строгости евангельского требования апостол теперь уже указывает причину, почему он все это предварительно говорил: но слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся (2 Сол 3, 11). Не желающих работать он объявляет растленными не одной только болезнью. Ибо во втором послании к солунянам он называет их бесчинными, поступающими не по преданию, которое приняли от него (2 Сол 3, 6); называет также беспокойными и едящими хлеб даром. Здесь опять говорит: мы слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, и тотчас присоединяет второй недуг, который есть корень этого беспокойства: ничего, говорит, не делают. Потом указывает третью болезнь, которая от второй происходит, как бы ответвляется: а суетятся.

Итак, апостол теперь спешит устранить причину стольких пороков и, отложив апостольскую власть, которую прежде употреблял, опять обращается как нежный

\156// отец и милосердный врач и своим спасительным советом, как детям и своим пациентам, предлагает средства к исцелению, говоря: таковых увещеваем и убеждаем Господом нашим Иисусом Христом, чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб (Там же, 12). Причины таких ран, происходящих от корня праздности, он устранил одной спасительной заповедью труда, как искуснейший врач, зная, что после истребления главной болезни сразу прекратятся и прочие недуги, происходящие от нее.

Впрочем, как прозорливый и заботливый врач, апостол не только желает исцелить раны немощных, но и здоровым также предлагает соответствующие заповеди, чтобы навсегда могло сохраниться здоровье их, говоря: вы же, братия, не унывайте, делая добро. Следуя нам, т. е. по нашим стезям, трудом подражайте представленным вам примерам и не следуйте беспечности и бездеятельности других: не унывайте, делая добро, т. е. выказывайте ваше человеколюбие к ним, если они как–нибудь пренебрегли соблюдением того, что мы сказали. Итак, апостол как вразумляет немощных, чтобы, расслабившись от праздности, не предавались беспокойству и любопытству, так и здоровых увещевает не отказывать тем в человеколюбии, которое по заповеди Господней мы должны оказывать и добрым, и злым, нерадивым, которые не захотели обратиться к здравому учению; призывает нас не переставать благотворить и благоприятствовать им как словом утешения и исправления, так и обычными благодеяниями и человеколюбием.