Святые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века

«Чада мои любимые во Христе, сохраняйте мужественно и бесстрашно нашу священную веру и язык наших предков, так как оба этих понятия – суть нашей любимой Родины и без них нация наша погибнет. Братья, не отчаивайтесь. Божественное Провидение хочет однажды ниспослать нашим душам небесное спасение, чтобы воодушевить нас на освобождение от того жалкого состояния, в котором мы сейчас пребываем», – сохранился призыв в одной из проповедей Космы Этолийского.

Он видел, что многие из православных не выдерживали и принимали мусульманство.

К XVIII веку это явление приняло повсеместный и массовый характер. От христианской веры отказывались целыми семьями, общинами и городами. Например, в 1759 году в Центральной Македонии в мусульманство перешло население целого района во главе с митрополитом.

Проповеди Космы были похожи на встречную волну, идущую, казалось бы, вразрез самому движению истории, и возвращали многих греков в лоно Православной Церкви.

В XVIII веке турки в обмен на лояльность наделили Патриарха и архиереев политической и судебной властью, сделав этнархами – начальствующими над христианским народом. Для многих епископов испытание властью оказалось не под силу: в своих епархиях они вели себя как местные князьки и творили произвол, церковные должности покупались и продавались. Народ утрачивал доверие к священнослужителям и вообще к Церкви.

Странствующий проповедник Косма действовал с благословения и разрешения константинопольских Патриархов Серафима II, а потом Софрония II и официально не был прикреплен ни к одной греческой епархии. Он не хотел для себя ни денег, ни власти.

«Перехожу с места на место и учу братьев моих по силе своей – не как учитель, но как брат, ибо у нас только один Учитель – наш Христос», – говорил он («Слово первое»).

И его бескорыстное служение лучше любых слов выражало главную суть христианства. «Христиане, имеете ли любовь между собой? – спрашивал он, стоя на деревянной скамье посреди поля. – Если хотите спастись, ничего другого не ищите в этом мире, кроме любви».

И объяснял смысл христианских заповедей так, что их понимал даже ребенок: «„То, что ты ненавидишь, – говорит Господь, – и не хочешь испытать от других, сам не делай никому“. А теперь подумай, чего ты хочешь? Хочешь, чтобы тебя обокрали, оклеветали, убили или сотворили тебе другое зло? Конечно же нет. И сам тогда не поступай так со своими братьями, и спасешься».

Но чем больше возрастала популярность Космы в народе, тем больше у него появлялось врагов, особенно в среде торговцев и ростовщиков.

«В воскресный же день следует нам прекращать работу, ходить в церковь, стоять там со благоговением, слушать Святое Евангелие и внимать другим книгам нашей Церкви – вот что заповедует нам Христос», – говорил Косма грекам, и в тех селениях, где он появлялся, вскоре вообще закрывались воскресные базары, а торговый день переносился с воскресенья на субботу.

Он призывал народ не занимать денег у ростовщиков, не покупать дорогих украшений, а лучше тратить эти деньги на устройство новых школ, – и после его проповедей греки все реже заходили в ювелирные мастерские или лавки менял. Это приводило в бешенство купцов, которые лишались больших доходов, и особенно чтущих субботу иудеев – они всеми силами старались не допускать Косму в большие города.

В письме от 2 марта 1779 года Косма пишет брату об отношениях с людьми: «Десять тысяч христиан меня любят и один не очень. Тысяча турков меня любят, один не очень. Тысяча евреев хочет моей смерти и только один против».

На острове Кефалония, принадлежавшем в то время Венеции, за Космой повсюду следовали шпионы, переодетые в крестьянскую одежду. На острове Закинф местные власти вообще запретили ему проповедовать, и он отправился в Керкиру (на остров Корфу).

3 июля 1777 года в Керкире по навету иудеев-ростовщиков венецианские власти запретили проповеднику Косме выйти на берег. Тысячи греческих крестьян всю ночь ждали на побережье прибытия его корабля, и запрет грозил обернуться народными волнениями.

Наутро Косме все-таки разрешили сойти на берег и сказать короткую проповедь при условии, что после этого он сразу же покинет остров. Но конфликта избежать не удалось. Когда солдаты, подкупленные богатыми иудеями, набросились на Косму, чтобы под стражей посадить на корабль, народ ринулся защищать миссионера. В драке на Косме порвали одежду – кто-то из греков бережно подобрал несколько найденных на берегу лоскутков от его платья, поместил в золотую оправу и передал в местную церковь.

«Еще Христа нашего молю удостоить меня чести пролить кровь свою за Него, как некогда Он пролил ее из любви ко мне. Ах, если бы, братия мои, я был бы в силах взойти на небо, чтобы воззвать великим гласом и возвестить всему миру, что один Христос наш есть Сын, и Слово Божие, и Бог Истинный, и Источник всей Жизни! Как бы я желал это сделать! Но раз я не в силах сотворить великое, то делаю малое», – все чаще говорил Косма в проповедях о своей готовности принять мученическую смерть за Христа.

На первый взгляд турецкий правитель Северной Греции и Албании Курт-паша относился к Косме благосклонно, как-то имел с ним беседу и даже подарил для выступлений перед народом новую скамейку, обитую бархатом.

«И скамейка моя не принадлежит мне, она у меня только ради вас. Одни называют ее скамейкой, другие троном. Но это все не так. Хотите узнать, что это? Она символизирует мой гроб, а я внутри мертвый с вами разговариваю», – сказал по этому поводу Косма, и мало кто тогда понял, что означают эти загадочные слова.

Почему вдруг – гроб, почему – мертвый?

Загадка стала открываться позже, когда в селении Берати (сейчас город Берат на юге Албании) турки обвинили Косму в том, что он якобы русский агент, а это было весьма распространенное основание для смертной казни.

Позднее выяснилось, что ростовщики и торговцы в складчину заплатили Курт-паше за голову Космы 25 тысяч грошей (огромная сумма – в пересчете на сегодняшние деньги полтора миллиона долларов), и обвинение было сфабриковано.

Никодим Святогорец, первый составитель жития святого Космы, рассказывает, как происходил арест.

Прежде чем проповедовать на новом месте, Косма обычно брал благословение у местного архиерея и гражданских властей.

Придя в одно албанское селение, Косма узнал, что главный правитель этой местности, Курт-паша, находится в Берати, примерно в двенадцати часах пути. Зато ходжа, доверенное лицо паши, жил неподалеку, и Косма отправился к нему за разрешением, взяв с собой четырех монахов и священника-переводчика.

Ходжа сказал, что у него есть письмо от Курт-паши, в котором приказано доставить Косму к паше. Услышав об этом, Косма обернулся к спутникам и с радостным лицом процитировал строку из псалма: Проидохом сквозь огнь и воду, и извел еси ны на покой (Пс. 65: 12), велев им возвращаться без него.

На рассвете семь агарян – слуг ходжи – посадили Косму на коня, якобы для того, чтобы отвезти в Берати к Курт-паше. Но через два часа пути они подъехали к реке, остановились и стали прилаживать к дереву веревку для казни.

Косма ни о чем их не спрашивал, осенил себя крестным знамением и только попросил не связывать ему руки – сам преклонил голову, на которую набросили петлю… После казни палачи привязали к его телу камень и сбросили в реку.

Это произошло в субботу 24 августа 1779 года в селении Коликандаси, недалеко от Берати.

Смерть Космы удивительным образом перекликается с рассказом старца Паисия Святогорца о другом греческом святом, митрополите Кесарийском Паисии II: «Что же делал Паисий II? Когда он ходил с прошениями к султану, то перепоясывался веревкой, то есть он заранее решился на то, что турки его повесят. Он словно говорил султану: „Не ищи веревку и не теряй времени. Если хочешь меня повесить, то веревка готова“».

Спустя три дня тело Космы обнаружил благочестивый иеромонах Марк из Ардевузского Введенского монастыря, близ селения Коликандаси.

В этом монастыре, где, по преданию, Косма успел произнести свою последнюю проповедь, его и погребли у алтаря.