Сумма теологии. Том IX

Отвечаю: о восхи́щении можно говорить двояко. Во-первых, с точки зрения предела восхи́щения, и в таком случае восхи́щение в строгом смысле слова относится не к желающей, а только лишь к познавательной способности. В самом деле, мы уже показали (1), что восхи́щение находится вне стремления восхищаемого, в то время как движение желающей способности является стремлением к желаемому благу. Поэтому в строгом смысле слова желающий что-либо не восхищается, а подвигается сам.

Во-вторых, восхи́щение можно рассматривать с точки зрения его причины, и в таком случае его причину можно усматривать со стороны желающей способности. Действительно, уже само сильное склонение желания [человека] к чему-либо может быть связано с неистовством его склонности, в результате чего человек восхищается от всего остального. Кроме того, наслаждение человека тем, к чему он восхи́щен, тоже оказывает воздействие на его желающую способность. Поэтому апостол говорит, что он был восхи́щен не только «до третьего неба», что связано с умственным созерцанием, но и «в рай», что связано с желанием.

Ответ на возражение 1. Восхи́щение добавляет нечто к экстазу. В самом деле, экстаз означает просто выход за собственные пределы вследствие помещения себя вне свойственного себе порядка, тогда как восхи́щение помимо этого означает ещё и некоторое насилие. Следовательно, экстаз может принадлежать желающей способности, как когда желание человека стремится к чему-либо вне его, и в этом смысле Дионисий говорит, что «божественная любовь причиняет экстаз», а именно потому, что она побуждает желание человека стремиться к любимому. Поэтому в том же месте он говорит, что «и Сам Бог, являющийся Причиной всего, по избытку любовной благости оказывается за пределами Себя, будучи привлекаем ко всему сущему Промыслом». Но даже если считать всё это сказанным о восхи́щении, то и тогда оно означает только то, что причиной восхи́щения является любовь.

Ответ на возражение 2. В человеке наличествует двоякое желание, а именно умственное желание, называемое волей, и чувственное желание, также известное как чувственность. Затем, достоинство человека состоит в том, что его более низменное желание подчиняется более возвышенному, и что низшее подвигается высшим. Таким образом, со стороны желания человек может оказываться вне себя двояко. Во-первых, когда умственное желание человека всецело устремляет его к божественному, и тогда он уже ни во что не ставит всё то, к чему склоняет его чувственность; так, Дионисий говорит, что «Павел в экстазе, будучи одержим божественной любовью, воскликнул: “Уже не я живу, но живёт во мне Христос” ( Гал. 2:20)» [695].

Во-вторых, когда человек всецело стремится к тому, что связано с низшим желанием, и уже не обращает никакого внимания на желание высшее. Именно так «тот, пасший свиней, подпал под себя», и этот последний вид выхода из себя, или пребывания вне себя, более сроден природе восхи́щения, чем первый, поскольку человеку в большей степени свойственно как раз более возвышенное желание. Поэтому когда вследствие неистовства низшего желания человек отстраняется от движения своего более возвышенного желания, тогда налицо его отстранение от того, что ему свойственно. С другой стороны, здесь нет никакого насилия, поскольку воля способна противиться страсти, а потому нет и соответствия истинной природе восхи́щения, разве что только в тех случаях, когда страсть настолько сильна, что полностью лишает разума, как это имеет место с обезумевшими от гнева или любви.

Впрочем, тут до́лжно иметь в виду, что оба эти [вида] выхода [из себя], воздействуя на желание, могут обусловливать выход [за пределы] познавательной способности: либо потому, что ум, возносясь к интеллигибельным объектам, отвлекается от объектов чувств, либо потому, что он бывает поглощён некими воображаемыми образами или мистическими видениями.

Ответ на возражение 3. Подобно тому, как любовь является движением желания к благу, точно так же страх является движением желания от зла. Поэтому оба они равно могут причинять исступление ума, тем более что страх, как доказывает Августин, проистекает из любви [696].

Раздел 3. СОЗЕРЦАЛ ЛИ ПАВЕЛ ПРИ СВОЁМ ВОСХИЩЕНИИ СУЩНОСТЬ БОГА?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что Павел при своём восхи́щении не созерцал сущность Бога. В самом деле, мы знаем не только то, что Павел «восхи́щен был до третьего неба», но и то, что Пётр «пришёл в исступление» ( Деян. 10:10). Но Пётр в своём исступлении не созерцал сущность Бога, а имел образное видение. Следовательно, похоже, что и Павел не созерцал сущность Бога.

Возражение 2. Далее, созерцание Бога доставляет блаженство. Но Павел при своём восхи́щении не был блаженным, в противном случае он никогда бы не возвратился к несчастьям нынешней жизни, а его тело было бы прославлено истечением [в него изобилующих] энергий его души, как это имеет случиться со святыми по воскресению, чего очевидно не произошло. Следовательно, Павел, будучи восхи́щен, не созерцал сущность Бога.

Возражение 3. Далее, согласно сказанному [в Писании], при наступлении созерцания божественной Сущности надежда и вера прекратятся ( 1 Кор. 13:10-12). Но Павел, находясь в рассматриваемом состоянии, обладал надеждой и верой. Следовательно, он не созерцал сущность Бога.

Возражение 4. Кроме того, как говорит Августин, «образы тел созерцаются посредством видения воображения» [697]. Но Павел утверждает, что при своём восхи́щении созерцал некие образы, а именно «третье небо» и «рай» ( 2 Кор. 12:2, 4). Следовательно, дело представляется так, что он был восхи́щен к видению воображения, а не к созерцанию божественной Сущности.

Этому противоречит следующее: Августин полагает, что «иные, например Моисей и Павел, который, будучи восхи́щен, “слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать”, возможно, созерцали самую сущность Бога ещё при нынешней жизни».

Отвечаю: некоторые утверждали, что Павел, будучи восхи́щен, созерцал «не самую сущность Бога, но своего рода отражение Её чистоты». Но Августин приходит к совершенно иному выводу, причём не только в своём письме [к Паулину] «О созерцании Бога», но и в труде «О книге “Бытие” буквально» [698]. И это подтверждают сами слова апостола. В самом деле, он говорит, что «слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать», а такие слова, похоже, связаны с созерцанием блаженного, которое превосходит состояние странствующего [в нынешней жизни], согласно сказанному [в Писании]: «Не видел того глаз…что приготовил Бог любящим Его» ( 1 Кор. 2:9). Следовательно, нам подобает считать, что он созерцал Бога в Его сущности.

Ответ на возражение 1. Человеческий ум восхищается Богом к созерцанию божественной истины трояко. Во-первых, так, чтобы он созерцал её через посредство неких воображаемых образов, и таковым был экстаз Петра. Во-вторых, так, чтобы он созерцал божественную истину через посредство интеллигибельных следствий, и таковым был экстаз Давида, которому принадлежат слова: «Я сказал в исступлении моем: “Всякий человек – лжец”» ( Пс. 115:2). В-третьих, так, чтобы он созерцал её в её сущности. Таковыми были восхи́щения Павла и Моисея, поскольку Моисей был первым учителем иудеев, а Павел – первым учителем язычников.