Библия том 2

Я читал очень редкую автобиографию человека, принадлежавшего очень примитивной расе на реке Амазонке. Он был сыном вождя. Его отец питал великую любовь к реке Амазонке, он плавал к самому ее истоку.

Мальчик, сын вождя, приехал в Америку — какие-то миссионеры помогли ему отправиться туда на учебу. Там он получил образование и возвращался назад. Он думал: «Мой отец так сильно любит Амазонку. Он будет счастлив, когда я привезу ему карту, подробную карту. Амазонки». Он купил наилучшую из карт и повез ее отцу.

Он думал, что его отец будет очень счастлив, но его отец посмотрел на карту и весьма опечалился. Он выбросил карту прочь. Это очень задело сына. «Я привез подарок, дар, а отец выбросил его прочь. Почему?»

Он спросил отца. Отец сказал: «Это вещь совершенно ненужная, я не увидел там нигде Амазонки. Как может Амазонка быть на бумаге? Ты дурак, ты обманываешь меня. Я плавал по Амазонке, я знаю, что это такое. Не обманывайся этой картой. Там только линии».

Определения Бога — это карты: линии на бумаге. Определения сознания — карты. И иногда эти карты слишком овладевают людьми.

Иметь карту — вот лучший способ заблудиться. Вы не можете потерпеть неудачу: если у вас есть настоящая подробная карта, вы заблудитесь в ней. Ум будет думать: «Теперь мне все известно». Живая Амазонка прекрасна, опасна, ужасна. В любое мгновение на карту может быть поставлена жизнь. С картой — удобно расположившись в своем мягком кресле — вы можете изучать ее, и можете подумать, что все знаете об Амазонке.

К миру вне вас карты имеют не очень большое отношение, но к внутреннему миру они не относятся совершенно. Если у вас есть какие-нибудь карты, выбросьте их прочь. Каждая из религий дает вам карту. Выбросьте ее прочь! Хватит карт. Пусть это будет настоящее путешествие!

Когда вы достигнете сознания, вы будете смеяться над глупостью составителей карт. Тогда вы узнаете, что они никогда и не бывали у самого источника жизни. Они лишь копировали других составителей карт. Они копировали на протяжении столетий и добавляли свои собственные фантазии, свои собственные идеи. Они видоизменяли и приукрашивали карты. Все карты ложны, поскольку самое внутреннее остается неопределимым.

Но и не нужно определять. Сознание внутри вас. Вернитесь, и царство Божье в ваших руках. Зачем беспокоиться о каких-то определениях? Когда реальное так близко, почему бы не ощутить его вкус?

Когда перед вами река, вы спрашиваете меня об определении воды. Я знаю, что вы испытываете жажду, и я знаю, что никакое определение не утолит ее. Но вы говорите: «Пока вода не определена, как я могу пить ее? Я не понимаю ее смысла».

Если бы люди ждали определений — и только тогда утоляли бы свою жажду, — человечество давно исчезло бы, поскольку вода все еще остается неопределенной. Не дайте одурачить себя тем, что говорят ученые. Они скажут, что вода это Н2О — две части водорода и одна часть кислорода, — но когда ученый испытывает жажду, а вы дадите ему кислород и водород, чтобы напиться, он скажет: «Что вы делаете? Вы что, сошли с ума? Жажду утоляет вода, а не две части водорода и одна часть кислорода».

Сын Муллы Насреддина вернулся из университета. Там он изучал логику и стал великим философом — как каждый к тому склонен в юности. Юность глупа, философом стать легко.

Сын был очень заинтересован в том, чтобы продемонстрировать свои познания. Как и каждый свежий выпускник университета. Они сидели за обеденным столом, и мать принесла два яблока. Увидев хорошую возможность, сын Муллы Насреддина сказал: «Мама, я покажу тебе то, чему я выучился. Что ты видишь на этой тарелке?»

Мать сказала: «Два яблока».

Он сказал: «Нет, логика говорит нечто другое. Здесь три яблока, а не два».

Бедная мать посмотрела снова, но там было два яблока. Она сказала: «Что ты имеешь в виду?»

Он сказал: «Посмотри. Это яблоко одно, это яблоко два. Сколько будет одно плюс два?»

Мать сказала: «Конечно, один плюс два будет три» Сын был очень счастлив. Мулла Насреддин наблюдал за всем этим. Он сказал: «Хорошо, очень хорошо. Я съем первое, а твоя мать второе. Ты же ешь третье!»

Логику не съешь, науку не съешь, не съешь философию. Религия занята тем, как утолить вашу жажду, религия занята вашим голодом, — но не определениями, не картами.

Вы сказали: «Мы здесь ничего не делаем», — но те из нас, кто живет и работает здесь в ашраме. постоянно заняты «деланием». Действительно, чем больше мы делаем, тем больше нас хвалят;

а тех, кто ничего не делает или делает мало, распекают. Пожалуйста, объясните.

Когда я сказал: «Мы ничего не делаем здесь», я имел в виду, что я ничего не делаю здесь. Ведь я люблю вас. Когда любишь, тогда делание не является деланием вовсе.

Если вы любите меня, то и вы не будете думать, что делаете слишком много. На самом деле, вы не будете думать, что делаете хоть что-нибудь. Любовь — это не долг. В любви работа становится поклонением.

Вы работаете в ашраме. Если вы любите меня, то все качество вашей работы и все ваше отношение к ней будут иными. Если вы не любите меня, тогда, конечно, это работа. Тогда ваш ум будет желать похвалы. Тогда вы многими способами постараетесь уклониться от работы — что и делают многие из вас! Вы все время находите пути и средства: как уклониться от работы, как не делать ее.

Я никогда не уклонялся, потому что я люблю вас. Чем больше я могу сделать, тем лучше я себя чувствую. Но вы уклоняетесь, как будто работа для вас — тяжелая ноша, бремя. Если работа — это бремя, то только тогда она и выглядит работой.

Если работа исходит из любви, она становится поклонением. Тогда не нужна никакая другая медитация. Этой достаточно. Работа сама по себе становится медитацией. Вы настолько глубоко уходите в нее, что ум прекращается.

Энергия нуждается в работе, в противном случае энергия становится беспокойством. Энергия нуждается в выражении, энергия нуждается в том, чтобы творить. В противном случае та же энергия, свившись внутри вас спиралью, станет болезнью. У вас есть энергия. Энергия должна творить. Нет другого счастья, кроме творения.

Но творение — это работа с любовью. Живописец пишет. Он не работает: он любит. Он абсолютно поглощен своим занятием — нет того, кто делает. Певец поет, или танцор танцует. Если танцор просто профессионал, тогда это работа. Он устанет от нее. Но если танцор по-настоящему любит танцевать, тогда чем больше он погружается в танец, тем больше приобретает он энергии, чтобы двигаться дальше.