Сумма теологии. Том IV

Ответ на возражение 1. Надежда связана с возможным благом, а человек может обрести возможную вещь двояко, а именно в результате собственных усилий или же с чьей-то помощью. Поэтому и движение надежды человека бывает двояким. Так, когда человек надеется обрести что-либо в результате собственных усилий, о нем говорят, что он не ожидает, а просто надеется. Но если он надеется обрести что-либо с чьей-то помощью, то правильным будет сказать, что он ожидает, как если бы ожидать означало «удерживать в поле зрения другого» [704] (ведь схватывающая способность в процессе своего продвижения не только, так сказать, удерживает в поле зрения благо, которое человек хочет обрести, но также и то, с помощью чего он хочет его обрести, согласно сказанному [в Писании]: «Искал я глазами заступления от людей» ( Сир. 51:10)). Поэтому из-за такого пред варяющего рассмотрения схватывающей способности движение надежды иногда называют ожиданием.

Ответ на возражение 2. Когда человек желает нечто и рассчитывает на возможность его обретения, тогда он верит в возможность обретения и верит в само обретение, и от этой находящейся в познавательной способности и предваряющей [движение желания] веры последующее движение желания получает название доверия. Таким образом, движение желания получает свое название от предшествующего ему знания как следствие – от более познанной причины (ведь схватывающая способность лучше познает собственный акт, нежели акт желания).

Ответ на возражение 3. Уверенность приписывается движению не только чувственного, но и естественного желания; так, мы говорим, что камень уверенно стремится вниз. Так происходит вследствие безошибочности уверенности в предшествующем движению чувственного и даже естественного желания знании.

Раздел 3. Могут ли надеяться неразумные животные?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неразумные животные лишены какой бы то ни было надежды. В самом деле, как говорит Дамаскин, надеются на благо, ожидаемое в будущем [705]. Но неразумным животным, чье знание ограничено возможностями чувств, не дано познавать будущее. Следовательно, неразумные животные лишены надежды.

Возражение 2. Далее, объектом надежды является возможное с точки зрения обретения будущее благо. Но возможное и невозможное – это различение истинного и ложного, которое, как говорит Философ, существует только в уме [706]. Следовательно, коль скоро неразумные животные лишены ума, лишены они и надежды.

Возражение 3. Далее, Августин говорит, что «животные движутся под влиянием увиденного» [707]. Но надежда относится к невидимому, ибо «если кто видит, то чего ему и надеяться» ( Рим. 8:24). Следовательно, неразумные животные лишены надежды.

Этому противоречит то, что надежда – это раздражительная страсть. Но неразумные животные наделены раздражительной способностью. Следовательно, наделены они и надеждой.

Отвечаю: внутренние страсти животных проявляются в их внешних движениях, из которых становится очевидным, что неразумным животным присуща надежда. В самом деле, если собака видит зайца или ястреб – птицу на слишком большом от себя удалении, то никто из них не движется с места, поскольку не надеется овладеть добычей, в то время как если добыча оказывается близко, то они, обретя такую надежду, устремляются к ней. Ведь, как уже было сказано (1, 2; 26, 1; 35, 1), чувственное желание неразумных животных, а равно и естественное желание бесчувственных вещей, последует схватыванию ума точно так же, как и желание умственной природы, которое называется волей. Однако имеется и различие, согласно которому воля движется вследствие схватывания ума того же самого субъекта, тогда как движение естественного желания последует схватыванию являющегося Творцом природы отделенного Ума; и то же самое имеет место в случае чувственного желания неразумных животных, действующих на основании некоторого природного инстинкта. Таким образом, в действиях неразумных животных и других природных вещей мы обнаруживаем порядок, подобный тому, который мы видим в действиях искусства, и, следовательно, неразумным животным присущи надежда и отчаяние.

Ответ на возражение 1. Хотя неразумные животные ничего не знают о будущем, тем не менее животное движется к чему-то в будущем своим природным инстинктом так, как если бы оно предвосхищало будущее. И так это потому, что этот инстинкт всеян в них предвидящим будущее божественным Умом.

Ответ на возражение 2. Объект надежды – это не то возможное, которое является различением истинного, поскольку такое возможное следует из отношения предиката к субъекту. Объект надежды возможен с точки зрения способности. В пятой [книге] «Метафизики» [708] приведены все виды определения возможного, два из которых упомянуты нами в настоящем месте.

Ответ на возражение 3. Хотя нечто в будущем и не является объектом зрения, тем не менее в результате наблюдения за уже существующим желание животного приводится в движение ради достижения или избежания чего-то в будущем.

Раздел 4. Является ли отчаяние противоположностью надежды?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что отчаяние не противоположно надежде. В самом деле, «чему-то одному противоположно одно» [709]. Но надежде противоположен страх. Следовательно, отчаяние не противоположно надежде.

Возражение 2. Далее, противоположности, похоже, относятся к одному и тому же. Но надежда и отчаяние не относятся к одному и тому же, поскольку надежда относится к благу, в то время как отчаяние порождается некоторым злом, препятствующим обретению блага. Следовательно, надежда не противоположна отчаянию.

Возражение 3. Далее, движение противоположно движению, в то время как покой противоположен движению в смысле его лишенности. Но отчаяние, похоже, скорей подразумевает неподвижность, нежели движение. Следовательно, оно не противоположно надежде, которая подразумевает движение простирания к желанному благу.

Этому противоречит то, что само имя отчаяния (desperatio) подразумевает, что оно противоположно надежде (spes).

Отвечаю: как уже было сказано (23, 2), противоположение движений бывает двояким. Одно из них относится к противоположным пределам, и это противоположение обнаруживается только в вожделеющих страстях, например, между любовью и ненавистью. Другое относится к стремлению и избеганию одного и того же предела и обнаруживается в раздражительных страстях. Затем, объект надежды, который суть труднодостижимое благо, будучи чем-то [в принципе] достижимым, выступает в качестве начала притяжения, и тогда надежда устремляется к нему. В том же случае, когда он воспринимается как нечто недостижимое, он выступает в качестве начала отталкивания, поскольку, как сказано в третьей [книге] «Этики», «когда люди наталкиваются на невозможность, они отступают» [710]. И именно так относится к своему объекту отчаяние, поскольку оно подразумевает движение избегания; следовательно, оно противоположно надежде как избегание – стремлению.

Ответ на возражение 1. Страх противоположен надежде постольку, поскольку противоположны их объекты, а именно благо и зло, и это обнаруживаемое в раздражительных страстях противоположение обусловлено тем, что они последуют вожделеющим. Но отчаяние противоположно надежде только в связи с противоположностью стремления и избегания.