Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря

Те летописи монастырей, которые полны рассказов о том, с какой быстротой возросли обители и как всегда благоденствовали, или неправдивы, или, того хуже, восхваляют рассадники добровольных невольниц и тщеславных инокинь, а не духовных, смиренных, любвеобильных невест и сестер Христовых. История же Дивеевской обители, созданной Царицей Небесной через таких великих людей, как мать Александра и о. Серафим, особенно поучительна, с одной стороны, ввиду старания врага человечества разрушить все и с другой — ввиду явной победы дивных стариц, претерпевших, при помощи Царицы Небесной и праведного Серафима, все испытания и невзгоды до конца. Дивеево было и всегда будет, по предсказанию о. Серафима, рассадником духовных стариц, блаженных, Христа ради юродивых и местом истинного душевного умиления и успокоения для молящихся. Поэтому летопись Дивеевской обители требует особо строгого, правдивого, истинно духовного взгляда на события и изложение фактов.

После того как Иван Тихонов обещал сделаться змеею и всюду вползти, не могло быть сомнения, что он этого достигнет. Тотчас он написал тайно в Петербург к лицам, относившимся с особой любовью к старцу Серафиму, о положении дел в Дивееве и просил о присоединении девичьей общины к обители матери Александры, под начальством Ирины Прокофьевны, болезненной и слабой начальницы Казанской общинки. Многие из этих лиц, верившие рассказам Ивана Тихонова, имели родных при Высочайшем дворе, и просьбы их увенчались быстрым успехом. 28 июля 1842 года был уже получен указ о соединении обеих Дивеевских общин в одну Серафимо-Дивеевскую с полным, абсолютным подчинением начальнице общины матери Александры.

По этому поводу в кратком официальном описании Дивеевского монастыря, хранящемся в Нижегородской консистории, говорится следующее:

«Горестное, никем не ожиданное событие это, доставя велие ликование Ивану Тихонову с избранницами его, прочих обеих общинок сестер повергло в глубокую скорбь, печаль и сетование. Серафимовы сироты ужасались тому, что заветы великого старца, основателя их, попраны и отданы они в руки страшнейшего врага их. Старицы же матери Александры сокрушались, глядя на нововведения, которыми нарушался их исконно заведенный порядок и принятый устав из Сарова. Но поправить дело было уже немыслимо и поздно. Таким образом прежде царивший мир и покой Божьего Дивеева навсегда уже был нарушен, и только плач и рыдания, попущением Божиим, многие десятки лет раздавались во Святом месте избранного жребия Богоматери».

Хотя Михаил Васильевич Мантуров жил в это время в Дивееве, но он, совершенно нищий и выгнанный от Куприянова управляющий, ничего не мог сделать. Священник о. Василий Садовский и Н. А. Мотовилов в составленном ими жизнеописании Мантурова пишут так: «Видя вполне водворившегося и самовольно всем уже распоряжавшегося в Дивееве Ивана Тихонова и вполне понимая, по нищете своей, невозможность противостоять ему и оградить Серафимову обитель, тихо жил Мантуров, терпя все, ради непоколебимой, твердой веры в Бога, стараясь лишь, где было возможно, встречать Ивана Тихонова и действовать на него хоть словами страха Божия; но все было напрасно, ибо честолюбие заглушило совесть его! И в самом деле, что же мог сделать незаметный бедняга, нищий какой-то Мантуров, прогнанный управляющий генерала Куприянова, против возросшего уже Ивана Тихонова через всевозможные хитросплетения и интриги. Безграничное честолюбие заставляло его вымышлять, что он якобы любимый ученик праведного чудотворца Серафима, и этим он себя всюду прославлял. Кроме того, он, начиная с архиереев, решительно всем выставлял себя за страдальца, который несет страшную Божию кару. Все это зная, Михаил Васильевич молча и терпеливо переносил возводимые на него клеветы и продолжал подвиг верного служения своего обители Богоматери. Он безбоязненно мешал с неудержимой энергией этому "чуждопосетителю" во всех его посягательствах на уничтожение заповеданного Дивееву святым старцем. Вскоре Михаил Васильевич поплатился за это пожаром; его скромный домишко подожгли. С помощью добрых людей Мантуров выстроил себе другой, гораздо лучший, на принадлежащей ему земле, вне общины, против Казанской церкви, в котором и жил до самой своей смерти».

В книге, изданной Иваном Тихоновым в 1849 году, он рассказывает о соединении общин с восторгом и подобающим вымыслом. Он даже утверждает, что «как дивен Бог во святых своих, служит доказательством еще следующее дивное исполнение предсказаний отца Серафима относительно Дивеевской обители». В 1842 году 27 июля получен был в Дивеевской общине указ Святейшего Правительствующего Синода, из Нижегородской духовной консистории, где изъявляется, что по Высочайшему соизволению Государя Императора Николая Павловича и по благословению Св. Правительствующего Синода сия общежительная Дивеевская обитель утверждена, соединена и принята под покровительство духовного и гражданского начальства. На следующий день, 28 июля, указ был прочитан по окончании литургии. И все это совершилось будто бы по особенному промыслу Божию, во исполнение предсказаний о. Серафима! Тут Иван Тихонов безбожно изменяет смысл предсказаний о. Серафима. Он говорит: старец говаривал многим благотворительным особам, что утверждение обители последует именно в 1842 году (?), а сиротам дивеевским часто повторял: «Терпите, терпите, Господа ради, все болезни и скорби; у вас будет такая радость, что среди лета запоете Пасху!» «И вот, — пишет Иван Тихонов, — теперь дивный во святых Своих Господь и Царица Небесная по молитвам праведника внушили Государю Императору сделать это утверждение именно в 1842 году и среди лета, и притом 28 июля, в такой день, когда Церковь Православная совершает празднество в честь Божией Матери Смоленской и св. апостола Прохора, Ангела о. Серафима до вступления его в монашество. Столь многие радости, соединившиеся вместе, были причиной, что, когда прочитан был этот указ в Божественном храме, изумление сирот было столь великое и столь живое, что в этот миг они забыли все свои скорби, целовали друг друга, плакали, смеялись и каждая по-своему изливала перед Господом и Царицей Небесною свои благодарные чувства за эти милости Божий и Царские; казалось, все они тогда, как некогда апостолы, во время сошествия на них Св. Духа, упились каким-то неизъяснимым утешением (?). После первого момента радости принесено было благодарственное молебствие о здравии Царской Всеавгустейшей Фамилии, о Св. Правительствующем Синоде, о пастырях и вообще о всех благотворительных особах, содействовавших благу обители. Затем, — продолжает свое повествование послушник Иван Тихонов, — все общество сестер, состоявшее из 300 и более, обратилось с чувством благодарности и с поздравлением к настоятельнице своей, так как по этому указу она сделалась единственной начальницей соединившейся обители».

Мало этого было Ивану Тихонову; чтобы доказать необходимость соединения, он прямо свидетельствует, что о. Серафим не давал заповеди о приеме в мельничную обитель одних девиц. Следовательно, он уничтожает основные заветы общины, установленные Самой Царицей Небесной. По этому одному можно судить: был ли он учеником и другом о. Серафима? Так, пишет он (с. 103), что обе общинки «едва не разделились на две самостоятельные обители, тем более что и посторонние лица, вмешиваясь в дела ее(!), желали также этого разделения и хлопотали уже о том, чтобы в одной части обители находились вдовствующие, а в другой — девицы, каждая под управлением особой настоятельницы. Но так как на такое неосновательное разделение не было никакого благословения отца Серафима,то и высшее начальство, по промыслу Божию, не утверждало этого разделения, но нашло полезнейшим и необходимым соединить их под единственной настоятельницей».

Мы видели, как о. Серафим строго наказал священнику о. Василию, Мантурову, Ксении Васильевне и другим сестрам держаться этого разделения и объяснял причину, говоря о различии молитвы и духовного пути женщин с девицами и находя духовный вред в совместном жительстве их в обители. Действительно, о. Серафим предсказывал, что произойдет соединение, несмотря на его завещание, но выяснил, какое будет различие между лаврой, то есть обителью матери Александры, и киновией — своей обителью.