Миссионерские письма

Письмо 30 на Великую Пятницу, из Иерусалима

Вот настал день памяти величайшего преступления, которое когда-либо совершалось под солнцем. День стыда и страха за человеческую совесть до конца времен. Верующие имеют обычай в этот день мысленно или ногами пройти путь Христа. Путь, которым Господь нес Свой Крест на Голгофу. Мы отправились из Гефсимании, зашли в дом Иоакима и Анны, родителей Родительницы Его, думали о Ней — Матери великой скорби. Шла ли Она в этой страшной процессии? Нет. Позже увидим.

Дворец Пилата. Ступаем, словно по пеплу погасшего вулкана, но пламя страстей и смрад беззакония еще чувствуются. Здесь был судим и осужден Учитель истины. Здесь Невинный подвергся бичеванию беззаконников. Не оставалось на теле Его ни одного места неизраненного. В минувшую ночь евреи хорошо об этом позаботились. А римские воины бичами углубляли Его раны. Тем, кто изучает римское право и законодательство, следовало бы сюда прийти, чтобы навеки возгнушаться бесчеловечным предательством.

Место, где Господь пал под тяжестью Креста. Как было не пасть? Тяжко было в молчании вынести эту ночь, полную ложных обвинений, клеветы и лжесвидетельств, а тем паче смрад оплевания и множество ран — по множеству добрых дел Его. О Господи, если бы нам здесь быть тогда! Подхватили бы мы Крест Твой и Тебя на руки! Так думали мы, проливая слезы на этом Пути Боли, который превратился бы в Реку Боли, если бы все слезы христиан потекли по нему. Блажен Симон Киринейский [64], который, взяв Крест Христов на себя, облегчил муки Тому, Кто пострадал за всех людей!

Вот мы у дома святой Вероники: из окна этого дома увидела Вероника страшное шествие. Изуродованный лик Христа, походивший на кусок полотна, пропитанного кровью, слюной, пылью и потом, вызвал сострадание в ее девичьем сердце. Сжалилась девушка, выбежала к Осужденному и чистым платком отерла Ему лицо. Безмолвный Мученик не мог произнести слова благодарности, но отблагодарил ее, оставив на том платке изображение лика Своего.

Вот мы пришли туда, где Богородица встретилась с Сыном. В поисках Его здесь и там Она вышла из боковой улицы и неожиданно оказалась с Ним лицом к лицу. Она едва узнала Его. Неужели это Ее Сын, неужели Она родила Его? Эту огромную рану, размером с человека? Но раной этой исцелился отравленный грехом род человеческий. Ничего не сказал Он Ей. Ничего Она Ему не сказала. Но души Их поняли и приветствовали друг друга. “Чадо Мое, — рыдала душа Матери, — весна Моя красная, куда исчезла красота Твоя!”.

Наконец мы тут, перед кровавой скалой. Перед Голгофой. Полдень. Он был распят именно в это время. Стук молотков отдается в наших душах. Мы простояли здесь до трех часов, души наши были у подножия Креста. Да омоет их Кровь Его! В три часа Он испустил дух  [65]. В этот миг природа восстала против беззакония человеческого: земля потряслась; и камни расселись  [66]; солнце черным покровом закрыло лицо свое.

Только воскресение могло быть наградой такому безграничному страданию. Только воскресением Христовым могут обрести мир природа и наша совесть.

Письмо 31 на Великую Субботу, из Иерусалима

Вот мы в Иерусалиме, на месте величайшего преступления в человеческой истории. Это — Косово поле человечества. Здесь состоялось множество битв между воинствами Царства Небесного и царства земного. Предводитель небесного воинства, Спаситель и Господь наш Иисус Христос, возглавил главную битву и одержал главную победу. Все последующие битвы, которые вело Его светоносное воинство, подобны той главной битве: те же страдания и та же победа.

В течение шести дней мы переживаем с Господом нашим Его страдания. Мы поклонились всем местам, где Он страдал, и пропитали их своими слезами. Души наши истерзаны, но физически мы чувствуем себя удивительно хорошо. Мы мало спим, строго постимся, часами стоим на богослужениях, целыми днями ходим вверх и вниз по Святому Городу. И никто не устает, не болеет, никто не жалуется! Но души точно придавлены могильной плитой, и ничто, кроме воскресения измученного Господа нашего, не может сдвинуть эту плиту и воскресить их. Мы с нетерпением ждем, чтобы скорее прошла эта страшная суббота и наступило преславное Воскресение.

Где же почитатели субботы, что же не пришли они в Иерусалим, чтобы вместе с нами в течение шести дней пережить эти душевные страдания? Тогда бы им уже не пришло в голову праздновать субботу, отвергая воскресенье. Се, суббота не принесла никакого облегчения нашим страданиям. В субботу мы переживаем всю полноту страданий Господа нашего, воедино собираем все муки Его и ждем Воскресения, как облегчения, отдыха и избавления.

— Что в этот день произошло с Господом? — спросил паломник Илья.

— Он сошел во ад, чтобы явить Себя и Свое Евангелие тем, кто умер до Его пришествия, чтобы взять под Свой покров все поколения человеческие — ушедшие, нынешние и будущие, всем принести истину, всем дать спасение.

Неужели почитатели субботы признают сошествие во ад и не признают воскресение? Сегодня мы несколько раз были в храме Гроба Господня, но нам хотелось находиться там постоянно, словно наш незримый Хозяин звал нас на Свою Голгофу, чтобы Своими телесными ранами исцелить наши раны душевные. Этот храм называется и Храмом Воскресения, и, воистину, не раз воскресал он. Языческий царь Адриан разрушил его до основания и поставил на его месте идолов — статуи Венеры и Юпитера, мерзость римскую. Юлиан Отступник и Омар арабский, Хозрой персидский грабили и оскверняли его. Но воскресал храм после смерти своих разрушителей в новой и большей славе и красоте. Это ли не воскресение? Не был ли Крест Христов сокрыт в земле и не воскрес ли?

О великий Господи Иисусе Христе, единственный Непобедимый, Всемогущий! И храмы, Твое имя носящие, воскресают, как же тогда люди и народы? И как же Тебе не воскреснуть, Вечная Истина и Вечная Жизнь!

Письмо 32 о пасхальной службе в Иерусалиме

Ждали и дождались! Когда седой Патриарх запел: “Христос воскресе!”, упало тяжкое бремя с наших душ. Мы почувствовали себя Ангелами, словно воскресли! Сразу отовсюду раздались громкие восклицания народа, подобные шуму бурной реки: снизу от Гроба, сверху с Голгофы, с галереи, с колоннады, с оконных выступов; везде, где было место хотя бы стопе человеческой, теснились люди. Этими восклицаниями выражают свою радость наши африканские и азиатские братья; нам, европейцам, это непривычно, но таковы люди на Востоке. Страдание до экстаза и радость до экстаза. На Страстной неделе они громко рыдали у Гроба Господня, целовали Гроб, с любовью прикладывались к нему лицом и руками, ударяли себя в грудь, причитали. А утром — крики радости. Они искренни и непосредственны, как дети, но не детям ли обещал Господь Царство Небесное? Слышал я от одного копта, что европейцы умеют смеяться, но не умеют радоваться. Радость восточных людей без смеха — особенно возвышенная, духовная радость.

“Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его”,— поет Патриарх. “Христос анести”,— поют греки. Гроб превратился в рай, место Страстей — в источник радости. Все мы держим в руках свечи, но наши души светлее свечей.

“Христос воскресе”,— поют русские. Чудно и ласково, мягко, как шелк, как только русские умеют.

Но в этот миг и в этом месте и самое плохое пение кажется прекрасным и самое некрасивое лицо — красивым. Свет и радость Воскресения все меняют, все преображают: и голоса, и лица, и вещи. Все вокруг нас прекрасно, все чисто, все свято, все словно в раю.

“Христос воскресе”,— поют арабы, приплясывая и хлопая в ладоши. Слезы текут по их лицам и блестят в свете тысяч свеч и лампад. Слезы, выражение скорби, обращены на службу радости. Как велика душа человеческая в своей искренности! Выше только Бог и Ангелы Его!