Тайная Доктрина дней Апокалипсиса. Книга 3. Поиск Пути

Оказывается, что Поле здесь: общий дом, ковер самолет (средство передвижения), скатерть-самобранка, а еще — строитель, средство массовой информации, коммуникации, библиотека, фонотека, фильмотека, справочное бюро и многое другое. Но вы, совершенно неграмотный со своими земными образованиями и верой в Бога, понятия не имеете, как к Нему подступиться. А ведь этот крепкий орешек, есть не что иное, как Сознание самого Всемогущего Бога. Могущество, действительно потрясающее, только с блокировкой от дурака.

Вот почему Бог абсолютно беспомощен в плане спасения людей с закрытым Сознанием (даже если их шесть миллиардов). Точнее сказать, не будь такой блокировки, Бог как Человек, наверное, кого-то бы пожалел, сделал скидку, в виде исключения. Только всем давно известно, что нет ничего более постоянного, чем временное. В результате, Мир Бога из прекрасно работающего вечного двигателя быстро превратится в рухлядь (как это делается, нас учить не надо). Горсть песка куда следует, и Вселенная в мгновение ока рассыплется в прах. По всей видимости история Мироздания знает такие случаи. Чтобы впредь подобный вариант был полностью исключен, Бог лишен любой возможности проявлять свои эмоции, реагируя на вопли страждущих страстотерпцев. Наверное, это и есть Недеяние Бога. Таким образом Вселенная решает свою судьбу посредством коллективного Разума (Поля), дистанцируясь от чьего бы то ни было человеческого фактора, в том числе, а может быть и в первую очередь, самого Бога.

Послонявшись здесь неприкаянным пару дней, вы сами попросите показать выход на Уровень, где можно отличиться, честно добывая хлеб насущный в поте лица или вешая лапшу на уши тем, кто будет согласен поделиться с вами заработанным. Почти наверняка, вы попали на Уровень Возрождения, откуда прямой путь на очередное возрождение. И опять с девственно чистой памятью и с еще более отягощенной Кармой!

Жили-были два брата-близнеца. Один с самого рождения был веселым и игривым, он радовался каждой даже самой простой игрушке, с удовольствием возился с разными жуками и лягушками. Казалось бы, даже во сне с его уст не сходила легкая солнечная улыбка. Он мог забыть сделать уроки, весь день гоняя за бабочками и строя грандиозные песчаные замки, а в школе с превеликим удовольствием принимал участие в разных конкурсах, викторинах и кружках. Долгими осенними дождливыми вечерами он читал у себя на чердаке дома книги о морских приключениях, представляя себя капитаном шхуны, отправляющейся на поиски несметных сокровищ. Дождь, хлеставший по окошкам и крыше, превращался для него в брызги соленых волн, деревянный пол — в палубу корабля, а старые, заброшенные дедушкины рыболовные сети и веревки становились парусами и судовыми снастями. Когда же он читал фантастику, старый чердак превращался для него в кабину огромного звездолета, а он и его команда, как всегда, спешили на помощь далеким гибнущим цивилизациям.

Другой же был полной противоположностью первому. Редко можно было увидеть, чтобы он улыбался и радовался, играл с мальчишками в мяч или прятки. Обычно он был очень серьезен и даже грустен. Он всегда исправно делал домашние задания, а вместо «пустого и бесполезного» развлечения на свежем воздухе, как правило, предавался чтению книг. У них дома была довольно большая библиотека, и он часами напролет просиживал за ними, отдавая предпочтение глубокой и серьезной литературе о жизни на Земле и о Вечности за ее пределами. Эти книги учили его, что человек приходит в этот мир, принося с собой частичку первородного греха — следствие ослушания самого первого человека, что с этим грехом он живет, совершает множество других грехов и умирает, обрекая свою невидимую душу на вечные мучения в ужасном месте, называемом Ад. В толстых книгах было множество старинных иллюстраций и гравюр, изображающих это страшное место. Он испуганно, украдкой рассматривал их перед сном, а потом долго-долго еще не мог уснуть, представляя себе языки пламени, поглощающие нераскаявшихся грешников, и слыша их нечеловеческие крики, полные страдания и отчаяния. Его часто охватывал страх за свое будущее. Он не знал, сможет ли когда-то преодолеть свою, безусловно, греховную и падшую натуру, дабы избежать столь жестокой участи, как это говорилось в его книгах.

Когда же пришло время расставания со школой, первый избрал себе профессию геолога. Страсть к приключениям и путешествиям влекла его в таежную глушь и горы, вершины которых всегда были покрыты белыми шапками снега. По вечерам они с друзьями сидели у костра, ели кашу с комарами, пили чай и пели песни под гитару. Он был как всегда весел и беззаботен. Ему нравились женщины, и те отвечали ему взаимностью. Их привлекали его добродушие и остроумие, широкие плечи и смуглая кожа. Даже в его некоторой грубоватости и бытовой неприспособленности было что-то чарующее и настоящее. Он любил и был любим. Он страдал от разлук и сам иногда невольно делал другим больно. Там же, в одной из экспедиций, он однажды встретил Ее, ставшую для него женой и подругой, а их детям — заботливой и нежной матерью. Он смотрел, как они играют, мило лопочут, забавно коверкая слова, как они делают свои первые шаги и познают мир, глядя в него с интересом и восторгом. В них он видел частичку себя, прошлого, того — из далекого детства и пытался передать им все, что сам знал и умел. Они всей семьей ходили в лес за грибами, загорать и купаться на речку, с палатками и рюкзаками в походы, пели песни и мастерили скворечники, читали книги и ходили в гости. Он чувствовал себя по отношению к ним иногда маленьким богом, заботливо вкладывающим в их сердца свою любовь, а в души — часть своей души; иногда другом и даже ровесником, играя с ними в железную дорогу или водя хоровод вокруг елки, а иногда и нерадивым учеником, только-только начинающим постигать азы великой душевной чистоты и изначального совершенства.

Другой брат пошел иным путем. Детские страхи, глубоко пустившие свои корни в его душе, влекли его к Богу. К Тому, Кто единственный сможет простить ему все его вольные или невольные прегрешения. К Тому, Кто снова, приняв в Свое лоно, предоставит ему место в Раю, которое его далекий-далекий предок потерял вследствие своего неразумного и опрометчивого ослушания. Он решил стать Божьим слугой. Греховный и падший мир, пребывающий во зле, мздоимстве, чревоугодии и праздности тяготил его неимоверно. И он отказался от этого мира. Женщины, искушавшие его греховную плоть и уводившие своими дьявольской красотой и формами его мысли от Бога, казались ему порождением самого сатаны и слугами тьмы. И он отказался от женщин. Он даже в привычной и вкусной пище усматривал источник возможного отдаления от своего Бога и заветного места в Раю, ведь в удовольствии от нее он видел грех чревоугодия и мог однажды забыть о своем аскетическом служении. И он отказался от пищи, питаясь лишь кореньями, диким медом и насекомыми. Его одеждой были грубые лохмотья, а крохотная землянка, вырытая голыми руками в лесной чаще — домом, кельей и храмом. Ему казалось, что лишь постоянные и неимоверные страдания помогут ему вернуть расположение Бога к себе.

Целые дни, недели, месяцы и годы он проводил в коленопреклоненном молении, пытаясь искупить тяжкие грехи. Иногда ему казалось, что Бог оставил его один на один с его падшей натурой, но иногда во время молитвы его сердце открывалось так сильно, что наполнялось неописуемой радостью и блаженством, ощущением великого единения с Отцом Небесным. Он молился непрестанно и неистово, часто засыпая тут же, на полу в беспамятстве, просыпаясь, снова и снова шептал и даже кричал те же самые слова, дабы успеть все отмолить. Иногда к нему в глушь забредали нечастые гости и просили его, чтобы он и им помог достичь Царствия Небесного. Но старец очень огорчался таким непрошенным визитам, видя в них бесовские происки, ведь те отрывали его от великого служения Богу, и старался как можно скорее выпроводить надоедливых пришельцев, а потом с утроенной силой бросался замаливать свои неимоверные грехи. Оставляемые ими продукты и вещи он выбрасывал подальше от своего жилища, принимая все это за искушения представителей сил тьмы. И чем больше он молился и постился, тем больше ему казалось, что его грехи только умножаются. Так Страх Божий периодически сменялся у него страхом Бога, а служение — разочарованием. И тогда он снова молился и брал себя в руки, чтобы повторить уже в который раз безумную гонку веры и отчаяния, ставшую для него смыслом жизни и вечным проклятием.