Письма из ада

- О чем задумалась, Лили? - взволнованно спросил я ее.

- О той темной грустной долине, покинутой нами. Мне кажется, что на том свете мы с тем же чувством будем вспоминать прошлую жизнь.

Она так влияла на меня своими тихими речами и кроткой улыбкой, что впоследствии было достаточно прикосновения ее белой ручки, чтоб успокоить и смирить меня. Я исправлялся, но этого было мало: я не становился другим человеком.

Пятнадцатое письмо

Само собою разумеется, что у нас много людей всех времен, видевших и Горация, и Сократа, и Александра Великого, и разных знаменитостей. Но меня не интересуют их рассказы о земле. Что мне в них теперь! Если бы я изучал историю, было бы другое дело.

Я слушаю с большим удовольствием, когда они говорят о переменах, происходивших в аду, с тех пор как они в нем находятся. Они замечают, например, что число прибывающих сюда женщин постоянно увеличивается.

Прежде мужчин сюда приходило больше, а теперь обоего пола число почти ровное. Стоя у ворот ада, я тоже удивлялся многочисленности входящих женщин. Не думай, что эти ворота - граница ада: они обозначают известный предел только, за которым виднеется густой туман и который перейти нельзя. Тут-то я видел как, одна за другой, эти несчастные проходили, не зная сами, куда спешат.

А что сгубило их? Дурное воспитание, конечно! Чему учат молодых девушек в наше время? Знают ли они о Спасителе, о долге?

Нет! Эти слова имеют для них значение скуки. Блистать в свете, одеваться по моде болтать на разных языках, нравиться и увлекать собой, вот цель их существования! Вся жизнь их проходит в каком-то вихре постоянных увеселений, светских выездов, вечеров, балов, из которого они выходят, только очнувшись в аду! А сколько вреда они делали, хотя бы своей пустой болтовней! Но в этом грехе повинны не только одни женщины. Казалось бы, что просвещение должно было внести более серьезное направление в человечество, а вместо того люди еще более пристрастились к ничего не значащим речам, и то, что прежде говорилось просто, откровенно, теперь, с тех пор как жизнь усложнилась, чего не придумывают, чтобы обманывать друг друга, чтобы льстить друг другу! Какие обороты, высокопарные речи, какие стремления к чему-то невозможному, недосягаемому! Не лучше ли было бы жить в простоте и пользоваться, и дорожить теми минутами счастья, теми благами, которые даются им и которых так много на земле.

Сколько отрадных часов проводил я, например, в деревне, особенно по вечерам, слушая благовест ко всенощной, следя за возвращающимися рабочими, внимая отдаленному блеянию стад... Какой мир! Какая благодать!

Я не ценил тогда этих чудных мгновений, а теперь - поздно!

Шестнадцатое письмо

Возвращаюсь к моему детству.

Обыкновенно я приготовлял тете Бетти подарок ко дню ее рождения и, восторгаясь, что поражу ее неожиданностью, в то же время, с обычной детской непоследовательностью, горел нетерпеливым желанием, чтобы она догадалась о приготовленном ей подарке. Накануне торжественного дня пришел я к ней и, не найдя ее в комнате, с досадой стал осматриваться - нельзя ли чем-нибудь развлечься до ее прихода, как вдруг увидел на окне разноцветную бабочку. Мигом забыл я все наставления о том, чтобы не мучить животных, и бросился ловить несчастное насекомое. Я разгорячился, долго старания мои были тщетны, но, наконец, я поймал его и держал за крылышко... Послышался легкий шорох, и тетя Бетти вошла. Совесть пробудилась во мне, я чувствовал стыд и крепко притиснул в руке свою несчастную жертву.

Разговор с тетей не клеился. Я испытывал непонятный страх, чтобы она не заставила меня показать, что у меня в руке; мне казалось, что бедная, давно мертвая бабочка все еще бьется в своей темнице. Тетя Бетти, видя мое необычайное смущение, начала рассказ о том, что Бог видит все: "Милое мое дитя, - говорила она, - с каждой стороны у Бога стоят ангелы. Первый из них записывает наши добрые дела, а второй - дурные. Когда придет конец, Бог скажет: "Покажите, что записали". И горе нам, если дурных дел более, чем хороших: мы будем навеки прокляты!"

Эти слова сильно подействовали на меня. Бог видит все, следовательно Он знает о моем преступлении. Я громко зарыдал и, ни слова не говоря, протянул тете руку с мертвой бабочкой. Она сразу поняла все, обняла меня, ласково пожурила, а потом утешала, говоря, что когда сознают свои грехи, Бог прощает их, если Его о том просят. Я был глубоко тронут и долго не мог успокоиться. "Помни всю жизнь, - продолжала тетя, - что не скроешь ничего от Бога, и эта мысль впоследствии удержит тебя от зла". Я стал на колени и повторял за нею слова молитвы, потом мы схоронили погибшее насекомое в горшке с цветком, и я ушел спать с безмятежно-спокойной душой.

На другой день рано утром направился я к тете Бетти с своим подарком. Против обыкновения, дверь была заперта, но на мой зов она отворила ее и я остановился изумленный, увидя ее в слезах.

- Тетя, - прошептал я, - ты говорила вчера, что Бог видит все, значит Он и слезы твои видит.

Она горячо поцеловала меня, и светлая улыбка озарила ее лицо.

- Не только видит, но считает их, и с моей стороны нехорошо предаваться скорби.

Она поспешно утерла глаза.

- Почему ты плакала? - допрашивал я ее.

- Ты не поймешь этого, дитя мое. Сегодня, старая сорокалетняя дева, я начинаю новый год жизни, но об этом плакать, конечно, безумно. Если угодно Богу, чтобы я прожила так еще двадцать лет, да будет Его святая воля! Хочешь послушать мой рассказ о прошлом?

Давно, давно жила молодая красивая девушка, которая верила, что жизнь есть не что иное, как вечно веселый праздник, и что только счастье и благоденствие ожидают ее.

Со всех сторон воспевали ее красоту и достоинства, но она не увлекалась, слушая льстецов, и внимала с трепетом и биением сердца лишь одному, которого речи и уверения в безмерной преданности и любви открывали перед ней новый, неведомый мир!..

Однажды на балу... знаешь ли, что такое бал? Это не то ангельское, не то дьявольское Учреждение... Итак, на балу, он попросил у нее перчатку ее на память. Она не могла отказать ему, и вот пара к этой перчатке!