Таинство христианской жизни

Если мы успех или неуспех наших начинаний будем принимать как критерий нашей правды или неправды, то останемся рабами сего мира и не сделаемся рабами Христа. Чтобы служить Христу всецело, необходимо стать свободными от власти мира над нами. Игнорировать суд людской может быть следствием презрения к ним, и это гадко. Но быть судиму словом Божиим прежде всего, независимо от впечатления, которое производим на посторонних нам, приближает нас к «свободе, которую даровал нам Христос» (Гал. 5:1).

Следовать неуклонно заповедям Христа — неизбежно приводит к конфликту с миром. Необходимо мужество, чтобы решиться на сей конфликт, принимающий формы парадоксальные, болезненные. Все наше существо (ум, душа, тело) страдает, потому что странным образом заповедь Христа о любви ставит нас в оппозицию с теми, к кому любовь заповедана. Вызывается сие противоречие тем, что подавляющее большинство пытается втиснуть Христа в узкие рамки своих земных пожеланий, мыслей, страстей. О человек, образ Абсолютного Бога, как ты умалился в своих же очах!

После того как было дано узреть образ Бога, каковым он был в «начале», видеть его извращенным больно сердцу. Падение столь ужасно, что никакие деяния, никакие молитвы не приводят с необходимостью к искомому результату. Сопротивление людских масс Духу Христа чрезвычайно велико. В скорбном предстоянии нашем пред Богом за весь мир душа погружается в отчаяние. Мрачная стена, непроницаемая для света, высится пред нашим духом. И если Дух Божий в этой молитве не изведет нас в область, где забывается мир, то преобладает некое, пусть малое, подобие Гефсиманскому томлению. Истинно учение блаженного Старца Силуана, что когда душа возвратится из сладостного покоя в Боге, при забвении о Земле, к памяти о мире, тогда снова и снова с умноженным состраданием желает она всем познания неисповедимой радости спасения в Боге.

В силу сказанного выше мы решили сосредоточить наши малые силы на том, что представляется нам наиболее важным. В данном нам Промыслом месте, в стране, высоко цивилизованной, мы не можем себе позволить принимать простых людей. Мы предлагаем им ехать в страну православную, а здесь все монахи должны знать, почему они православные, как понимают они монашеское призвание и служение. Во внутренней же жизни, без уставов, от всех членов нашего братства мы ждем подлинного понимания необходимости сознания каждым своей ответственности пред Богом и перед братьями и сестрами. Эта персональная чуткость к нуждам каждого другого члена и готовность самоотверженного служения общим интересам, а не своим индивидуальным — нам необходима. Без этого условия мы не устоим ни духовно, ни материально. Самым существенным моментом, конечно, является Божественная Литургия. Не располагая возможностью установить традиционную безмолвническую (исихастов) жизнь в современных рамках, мы следуем советам отцов наших: стремимся удержать литургическое служение со страхом и насколько возможно глубоким пониманием смысла сего Божественного акта, лежащего в основании спасения мира.

Мы считаем таковые порядки более благоприятными для личного духовного роста каждого брата и каждой сестры. Персонализм христианский является высочайшей, но и труднейшей задачей. Быть по образу Христа, молиться за весь мир, как за самого себя, следуя примеру Старца Силуана, — вот в чем состоит спасение во Христе. Да поможет нам Сам Господь продвигаться на сем святом пути, давая нам свыше всякого рода силы и разум.

Пред нами стоит необходимость сочетать наш молитвенный и аскетический акт с посильным усвоением лежащего в основе духовной жизни догматического православного сознания. Мы изучаем богословие не столько в его академических формах, сколько с целью подлинного проведения во всю нашу жизнь духа Божественного Откровения. Познание Бога неотделимо от истинного благочестия. Но сие познание, конечно, не приходит скоро. Ему предшествует самое полное покаяние и упорная борьба со страстями. Только в единстве с познанием становится монашеский подвиг полноценным.

Православный монах стремится к восприятию Откровения в его полноте и неповрежденности. Отсюда для него нормально предаться всецело в руки Бога, Творца нашего. Если спасение есть обожение человека, то надо ожидать сего от Самого Бога. Для сего надо исполнить заповедь Христа: «возлюбить Бога до ненависти к самому себе» (см.: Лк. 14:26). Ища полноту дарований Божиих, естественно, мы должны отдаться всей полнотой нашего существа: сердце-душа, ум-дух, тело (ср.: Еф. 3:19).

Православие мы понимаем «динамически». Никто из благоразумных не назовет самого себя всецело православным. Только Церковь — Православная, а мы должны стремиться к тому, чтобы воспринять ее учение в полноте и непогрешимости. Быть ПРАВОСЛАВНЫМ — значит быть святым по жизни и совершенным в познании Божественной Истины.

Монашеское отречение есть положительный акт. Цель его — возможно полное самоопределение пред Лицом Бога. Это есть преодоление «земного притяжения». В глубине своей сей акт есть показатель действующей в нас живой силы вечности. Внешне сие выражается в форме отрицания. Сей «отрицательный» аспект есть показатель еще не преодоленных в нас страстей, «закона греховного» (ср.: Рим. 7:23; 8, 2).

Самый акт отречения есть лишь НАЧАЛО новой жизни, еще далеко не вполне ассимилированной нами. Впереди раскрываются чрезвычайные, грандиозные перспективы, которые обязывают нас освободиться от всего другого, пойти на всякий риск, вплоть до смерти. Самый акт отречения монах не считает еще чем-то великим, хотя должен уже в этом подвиге отречения разуметь, что необходимо все прежнее оставить позади: забыть отца и мать, братьев и сестер, друзей и имения и даже «душу свою возненавидеть»,чтобы идти свободнее на распятие любви Христовой.

В современном мире в процессе его весьма глубокого изменения, революции, большей частью отрицательного в духовном смысле характера, сие отречение требует большого разума и зрелой воли.

Опытное, «бытийное» познание Бога достигается через пребывание в духе заповедей Христа. Таким путем познание может стать достоверным, исключающим сомнения. Однако Бог превосходит меня: я не могу вместить Его вполне. В силу этого остается неизбежным элемент веры. Но этот элемент вовсе не колеблет мой дух, не вносит недоверия. Подобно тому как мы в обычной нашей жизни воспринимаем пространство: мы не постигаем его бесконечности, мы не воспринимаем его пределов, но мы не сомневаемся в его наличии, — оно реально для нас, хотя и превосходит наше понимание.

Итак, вначале — вера, по любви к слову евангельскому, несмотря на сопротивление иногда нашего рассудка. Затем опыт, принимающий форму познания. Умножение опытного познания (ср.: 1Кор. 13:11) начинает превосходить первую, «детскую» веру, но это не значит, что мы совершенно превзошли ее. Познание наше хотя и сделало нас свободными от сомнений, однако остается недостигнутой полнота познания: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» от Бога (1Кор.13 12).

Первая вера — «побеждает мир» (1Ин. 5:4), то есть притяжение Земли, сферу плоти, темницу пространства и времени. Вторая вера — свойственна человеку, возводимому в сферу нетварного Света. Итак, вера сливается с познанием, а сие последнее неразрывно связано с любовью: «возлюби Бога всем сердцем, всею душою, всем разумением, всею крепостью» (Мк. 12:30).

Первая вера выражается в болезненном подвиге жить по закону любви Божией. Если я позволю себе говорить исходя из моего опыта, то должен подчеркнуть, что СТРАХ остаться вечно недостойным Святого Бога был во мне сокрушающим; он был для меня источником энергии к преодолению многих препятствий. Суд Божий бывал и продолжает быть воистину СТРАШНЫМ. Полюбив Христа, я пребывал в УЖАС Б не удостоиться познать Его должным образом. Он был и есть в моем глубоком сознании ИСТИНА, лежащая в основе всего Бытия, временного и вечного.