Православное учение о спасении.

Если протестанты вполне справедливо обвиняли католиков в том, что они своей человеческой заслугой уничтожают заслугу И. Христа, то католики в свою очередь и так же справедливо указывают протестантам, что они своим призрачным оправданием противоречат святости Божией [57]. Оправдание, по учению католиков, не должно быть внешним, на содержании души не обоснованным, чисто судебным происшествием вменения человеку чужой праведности, – а должно быть внутренним изменением или обновлением человека [58]. В оправдании есть и внешняя, судебная сторона [59], однако это не единственное его содержание, и кто только в этом полагает его сущность, да будет анафема [60]; оправдание означает не только „объявлять праведным» или „признавать за того», но „делать праведным», означает искоренение несвятости и водворение в нас святости, истинное и внутреннее священие, соделование праведным» (Gerechtfertigung) [61].

С точки зрения правовой отношение между этими двумя сторонами оправдания [62] могло быть понимаемо только в смысле заслуги и награды, т. е. святость человека есть заслуга, а провозглашение оправданным и принятие в сыновство Богу есть награда за святость [63]. Теперь, если признать участие человеческой свободы в совершении этой святости, то отпущение грехов и всыновление окажутся наградой за заслуги человека, что прямо идет против Богооткровенного учения о Едином Спасителе Христе, как сознает и католичество [64]. Следовательно, католичеству было необходимо насколько возможно, с одной стороны, удержать за оправданием полножизненный смысл содевания, а не провозглашение только святым, и в то же время, с другой, необходимо было насколько возможно, ограничить участие человека в приобретении этой первоначальной святости; чтобы благодать оправдания была на самом деле незаслуженною. Католичество думает разрешить эту трудную задачу своим учением о так называемом влитии благодати, infusio gratiae.

Если для протестантов благодать оправдания была решением, совершаемым в Божественном сознании, (actus Dеi immanens [65]) и потому, для человека была действием совершенно отвлеченным формальным, – то для католиков благодать прежде всего есть сверхъестественный дар (supernaturale donum» [66]), или „действие Божие в твари» [67], т. е. некоторое движение, происходящее в самой твари, свойство ее или состояние, поселяемое в ней Богом и переживаемое ею в тот или другой момент времени. Соответственно этому, в частности, и благодать освящения есть дар – внутренний и сверхъестественный дар Божий даруемый разумной твари за заслуги Христа» [68]. Так. обр., оправдание превращается в сверхъестественное действие, совершаемое силою Божией в душе человека, – действие, которым в ней поселяется праведность, святость. А так как эта святость является в душе, как состояние новое, неиспытанное доселе и имеющее пока в ней основания (чтобы не было заслуги), является, так. обр., помимо наличного душевного содержания человека, то само собою понятно, что сверхъестественность этого действия невольно должна усилиться вопреки его произвольности и сознательности. Святость нисходить на душу, если и не совершенно неожиданно, то во всяком случае непроизвольно или помимовольно, не оставляет вывода из душевной жизни, привходить к ней со вне и помимо ее естественного развития. Эту полную (в описанном смысле) непроизвольность освящения и выражает католический термин gratiae infusio, влитие благодати. „Все оправдание, – говорить Фома Аквинат, – первоначально состоит в gratiae infusione [69]. Вместо внешнего для души, судебного решения мы получаем здесь некоторое сверхъестественное превращение, происходящее в самой душе. „Освящение, – говорить Кlее, – есть истинное освящение, совершаемое не только посредством действительного (wirkliche) отнятия, отрицания греха, но и посредством положительного поселения новой жизни, посредством сообщения Божественного Духа. Оно есть отнятие каменного сердца и дарование сердца плотяного (Тез. XXXVI, 26), уничтожение греха (Пс. L, 3) и сознание нового духа (ст. 12), смерть греха и жизнь Христа (Рим. VI, I и ел.), отложение ветхого и облечение в нового человека (Еф. IV, 22), прекращение хождения по плоти и хождение по духу (Рим. VIII, Гал. V), хождение не во тьме, но во свете (Еф. V, 8 и сл.), погребение мертвых дел (Евр. VI, 1; Апок Ш, 1) и приношение добрых дел (Еф. II, 10)" [70].

Католичество, по-видимому, вполне основательно решило поставленную ему задачу: заслуга Христа сохранена и оправдание не обольщение, не мечта, но действительное внутреннее изменение. Но это лишь по-видимому. Не говоря уже о непроизвольности оправдания, которая, в существе дела, лишает его достоинства явления нравственного [71] и потому одному прямо противоречит в корне религиозному сознанию и учению всего Слова Божия и предания, – даже само по себе взятое, католическое оправдание является весьма необоснованным со своей же правовой точки зрения. В самом деле, если благодать оправдания есть действие Божие в человеке, от человека не зависящее, то как объяснить его появление в последнем? Почему Бог обновляет одного и лишает этой милости другого? Признать основанием для этого предшествующую жизнь человека католики, как мы видели, не хотели и не имели права, так как это, в переводе на правовой язык, было бы спасение собственной заслугой, а не заслугой Христа. Чтобы избежать этого, необходимо было признать всех людей без различия не заслужившими спасения и оправдание делом исключительно Божественном, как католики и делают. Но в таком случае почему же Бог обновляет тех, а не других? Перроне, как мы тоже видели, пытается вопреки ясному учению Тридентского собора признать таким основанием или заслугой «предшествующее оправданию в человеке», т. е. веру и т. п. Но сам же он должен сознаться, что благодать освящающая не подходить под понятие заслуги в собственном смысле [72], что никогда вера и т. п., сопровождающее ее, не могут по своей ценности соответствовать дару святости, подаваемому нам в оправдании. Не будет ли тогда вера только орудием восприятия заслуги Христа, и оправдание не будет ли внешним провозглашением, судебным признанием, как учили протестанты? К этому выводу с роковой необходимостью влекутся католики, и они должны с ним согласиться, если не хотят отречься от своей правовой точки зрения на дело спасения. Но католичество согласиться на этот вывод не могло: против этого были и Слово Божие, и предание церкви и голос совести, которые требовали участия человека в своем спасении, а не уведомления его о спасении, положение оказалось вполне безвыходным: или верность своему мудрование, иди верность истине. Не желая бросить первое и не осмеливаясь открыто противоречить второй, католичество и принуждено прибегнуть к уловке: оно смешивает оправдание и освящение и исключительную внешность первого покрывает содержательностью второго. Прием вполне естественный при ложной основе и не новый: то же самое делало и протестантство стараясь придать своему призрачному оправданию какое-нибудь содержание. Подобно тому, как протестантство веру делает орудием восприятия силы Божией, которая уже само собою помимо человека освящает и обновляет его: подобно этому и католики придумали свою infusio gratiae, которая в сущности – то же самое протестантское освящение только приуроченное к самому оправданию и овеществленное до крайности: если там действует Бог за человека, то в католичестве действует дар Божий: как ничто отдельное от Бога и поселенное в человеке, – но, как там, так и здесь воля человека не действует. Но опять и на это Слово Божие, предание церкви и совесть возражают что нужно не бездеятельное согласие человека на спасение, но именно участие, и без этого последнего ничего быть не может.