Начало Познания

Храм был очень древний. Никто точно не мог сказать, насколько древний, но люди любят преувеличивать возраст своих храмов. Пройти к нему можно было по пыльным, грязным дорогам, вдоль которых тянулись ряды пальм и открытые сточные канавы. Люди семь раз обходили вокруг святилища, а затем, войдя в дверь, через которую была видна статуя святого, падали ниц. Люди эти были фанатиками, полностью погружёнными в свои молитвы; сюда пускали только браминов. Повсюду чувствовался запах ладана, и можно было заметить летучих мышей. Статуя была украшена драгоценностями и покрыта блестящим шёлком. Женщины стояли, воздев руки, а их дети играли во дворе. Они кричали, смеялись, бегали друг за другом среди колонн. Все колонны были резные; возникало сильное ощущение пространства и внушительного величия. После ослепительного и жаркого солнца в храме казалось прохладно. Несколько саньяси сидели в состоянии медитации, и никто из прохожих их не тревожил. Царила та особенная атмосфера, в которой тысячи и тысячи людей веками приходят, чтобы помолиться, поклониться Богу и принести ему свои подношения. Здесь же была купель с водой, и люди омывались в ней. Так как купель находилась в стенах храма, она считалась священной. В святилище было тихо, но всё остальное пространство использовалось не только для поклонения или игр детей. Сюда приходили старшие, чтобы встретиться, побеседовать и поболтать о жизни. Юные студенты читали на санскрите, а позже, к вечеру, около ста священников собирались за пределами святилища, чтобы помолиться, восхваляя славу Господу. Их песнопение сотрясало стены, звук был чудесным. Снаружи над всем царило южное тёмно-синее небо, и освещаемые мягким вечерним светом, пальмы демонстрировали свою красоту.

На широкой площади с закругляющейся колоннадой расположилась украшенная величественным куполом огромная базилика. Люди сплошной волной заходили внутрь, это были туристы со всего света, желающие удовлетворить свой огромный интерес и посмотреть мессу; но трудно было создать надлежащую атмосферу — слишком много любопытных людей, разговаривающих громким шёпотом. Всё превратилось в шоу. Ритуалы были очень красивы, также как и одеяния священников, но это — изобретение человека, также как и изображения святых, латинский язык и весь ход церемонии. Человек использовал свои руки и ум, чтобы искусно соединить это в одно целое ради убеждения других в величии и силе Бога.

Мы гуляли среди открытых полей, окружённые типичным английским сельским пейзажем: крестьяне, чистое голубое небо и мягкий свет зарождающегося вечера. Медленно наступала тихая, спокойная осень. Листья желтели и опадали с огромных деревьев. Природа ждала зиму; тихая, полная тревоги, ушедшая в себя. Весной она совершенно другая. Тогда всё просыпается к жизни — каждая травинка и каждый новый листик, после чего не смолкает уже пение птиц и шелест зелёной листвы. А сейчас, хотя в воздухе не было ни ветерка, и всё было так спокойно, чувствовалось приближение зимы, а с ней и дождливых, ненастных дней, снега и жестоких штормов.

Пройдя через поля и преодолев ограду, можно было попасть в рощу, в которой попадались красные деревья. Когда входишь в неё, сразу ощущаешь её абсолютную тишину. Не шевелится ни один листик, как будто всё здесь заколдовали. Трава была зеленее, ярче под косыми лучами солнца, и внезапно появлялось особое чувство святости. Здесь приходилось идти, почти затаив дыхание, задумываясь перед каждым шагом. Гортензии и рододендроны стояли в цвету уже несколько месяцев, но это не имело значения, или можно сказать, что они лишь придавали этому месту ещё более благословенный вид. Покидая рощу, понимаешь, что ум был совершенно чист, без единой мысли. Было только это, и ничего больше.

Когда человек утрачивает глубокие внутренние связи с природой, на первое место выходят храмы, мечети и церкви.

Учитель сказал: «Как можно помешать этому постоянно возникающему не только в учениках, но и в себе агрессивному стремлению удовлетворить собственные запросы? Многие годы я работал в различных школах и колледжах, не только здесь, но и за границей, и за свою учительскую карьеру я всегда обнаруживал агрессивное стремление конкурировать. Сейчас мы видим реакцию на это. Молодые люди хотят жить вместе в коммунах, чувствовать тепло и получать ободрение от общения, которое они называют любовью. Они считают, что этот образ жизни гораздо более реален и наполнен большим смыслом. Они также отличаются от всех. Тысячи молодых людей собираются на музыкальные фестивали, и в этой совместной жизни они делятся друг с другом не только музыкой, но и удовольствием от происходящего. Они, по-видимому, настолько беспорядочны во всём, что их принципы кажутся мне несерьёзными и пустыми. Они могут отрицать агрессивную конкуренцию, но она всё равно у них в крови. Она проявляет себя различными способами, о которых они могут даже не догадываться. Я наблюдал подобное же настроение среди учеников. Они учатся не ради познания, а ради успеха, подгоняемые своим желанием преуспеть. Некоторые из них всё это понимают и даже отвергают, но остаются пассивными. В этом нет ничего страшного, пока они ещё молоды и им нет ещё двадцати, но вскоре они оказываются пойманными в сети своего пассивного поведения, становящегося новым шаблоном».

«Всё это кажется поверхностным и преходящим, но изначально человек всегда настроен против другого человека. Это проявляется в виде ужасной конкуренции и в коммунистическом мире, и в так называемых демократических странах. Это везде. Я обнаруживаю подобное в себе, как пламя, сжигающее и управляющее мной. Я хочу быть лучше других, не только ради престижа или успокоения, но и ради чувства превосходства, чувства жизни. То же самое желание возникает и учеников, хотя у них при этом могут быть мягкие и кроткие лица. Они все хотят кем-то стать. Это всегда проявляется в классе, ведь каждый учитель сравнивает учеников А и Б, внушая Б, например, что он должен брать пример с А и так далее. Это продолжается и в школе, и в семье».

Когда вы сравниваете Б с А открыто или тайно, вы наносите вред Б. Ученик Б в этом случае совершенно ничего не значит, так как у вас в голове — образ ученика А, умного, смышлёного, и вы его определённым образом оцениваете. Сравнение есть основа этой конкуренции: стремление сравнить одну картину с другой, книгу с книгой, человека с другим человеком, примером, принципом, идеалом. Это сравнение является мерой различия между тем, что есть, и тем, что должно быть. Вы ставите ученику оценки, таким образом вынуждая бороться с самим собой; экзамены же венчают убожественную картину результатов всего этого сравнения. Все ваши герои, религиозные и светские, существуют из-за этого духа сравнения. Любой родитель, а также социальная структура в мире религии, искусства, науки и бизнеса несут в себе то же самое. Это расстояние между вами и другим человеком, между знающими и невежественными существовало и продолжает существовать в нашей повседневной жизни. Почему вы сравниваете? Какая необходимость в этом расстоянии? Не есть ли это бегство от самого себя, от вашей собственной пустоты, глупости, незначительности? Эта приверженность к измерению вас самих в прошлом и в будущем расчленяет жизнь, и из-за этого возникают конфликты.

«Но сэр, мы конечно же должны сравнивать. Люди ведь сравнивают, когда выбирают, купить этот или другой дом, этот или тот материал. Выбор необходим».

Мы не говорим о таком незначительном выборе. Это неизбежно. Нас заботит психологический, внутренний дух сравнения, который порождает конкуренцию с её агрессивностью и жестокостью. Вы спрашиваете, почему, как учитель и человек, вы носите в себе этот дух, почему вы соревнуетесь, почему вы сравниваете. Если вы не понимаете этого в себе, вы будете, сознательно или бессознательно, развивать это чувство конкуренции в учениках. Вы будете создавать у них образ героя — будь это в сфере политики, экономики или морали. Святой хочет установить рекорд точно так же, как человек, играющий в карты. Действительно, между ними нет большой разницы, так как оба дают жизни сравнительную оценку. Если вы серьёзно спросите себя, почему вы сравниваете и возможна ли жизнь без сравнения; если вы исследуете тщательно эту проблему, не просто интеллектуально, а на самом деле, и вам удастся проникнуть глубоко в себя, отбросив прочь эту агрессию соревнования, не обнаружится ли, что существует сильный и глубокий страх перед возможной перспективой быть ничем? Надевая на себя различные маски, предлагаемые человеку культурой и обществом, в котором он живёт, вы прикрываете страх, что вы «не будете» и «не станете»: не станете чем-то большим, чем сейчас — чем-то более великим, благородным. Когда вы наблюдаете за тем, что в действительности происходит, также даёт о себе знать результат прошлого, прежних попыток измерить и сравнить. Когда вы понимаете подлинную суть измерения и сравнения, тогда возникает свобода от того, что есть.