ИЗ ГЛУБИН ГРЕХА В ОТЧИЙ ДОМ Проповеди, интервью, доклады

Действительно, идея взаимоотношений Бога и человека пронизывает все Священное Писание. Более того, эта мысль неразрывно связана с понятием духовности. Так Деннис Д. Окхольм, давая определение «еврейской духовности», пишет: «Здесь нашла свое отражение концепция Бога, Который вступает в отношения диалога со Своим народом… В еврейской духовности многое связано с присутствием Бога в этой жизни» [141]. Эти слова в равной мере могут быть отнесены и к понятию «христианской духовности», поскольку и в Ветхом и в Новом Завете говорит один и тот же Бог. Вот что по этому же поводу писал Джордан Омэнн: «Если попытаться свести духовность Нового Завета к формуле, то она выразится следующим образом: обращение к Богу через веру, крещение Святым Духом и любовь к Богу и к ближнему при неотъемлемом участии Иисуса Христа» [142].

Итак, налицо непрекращающийся диалог человека и Бога. Причем именно настоящий диалог никогда не может быть исчерпан. Подлинный диалог всегда имеет некую незавершенность, тем самым оставляя надежду на новую встречу…

Преподаватель Заокской Духовной академии, Юрий Друми так определяет краеугольный камень христианского благовествования: «Цель благовестия — вернуть человека человеку» [143]. Если эту мысль попытаться перенести в канву нашего доклада, то ее можно будет развить словами священника Ничипорова: «Одна из главных тайн бытия, тайна личности заключается в том, что чем ближе человек к Богу, тем он с каждым днем, месяцем и годом обретает себя, возвращается к себе, становится самим собой» [144]. Тем самым мы подошли к еще одной составной понятия «духовность», а именно -это обретение человеком самого себя. Следующая часть доклада, как раз и будет посвящена тому, как это происходит.

III

Я уже упоминал, что в светском обществе, понятия «духовность» и «образованность», часто используются вместе. «Духовная жизнь, — замечает проф. Тошенко, — особый тип производства, потребления и распределения культурных ценностей, характеризующих степень возвышения человека, его интеллектуальное богатство, используемое в интересах гуманизма» [145]. С христианской точки зрения, это не совсем так. Хотя «многие под духовностью и подразумевают эрудированность, интеллектуальное развитие, пристрастие к театру, чтению и прочее, однако все это не тождественно духовности, а скорее ближе отвечает душевным устремлениям человека. Истинная духовность заключается даже больше не в словах и знаниях (хотя проявляется и в них), а в глубоком внутреннем преображении человека» [146]. У проф. Осипова есть замечательная мысль по этому поводу: «духовен не тот кто много знает, а тот кто себя видит». Причем, подобная мысль неоднократно упоминается в трудах христианских мыслителей эпохи неразделенной Церкви [147]. Теперь мы подошли к теме о покаянии, которая неизбежно сопрягается с опытом нашей жизни. «Покаяние, — пишет Григорий Палама — является началом и серединой и концом христианского образа жизни» [148]. «Потому что там, где нет таинства покаяния, — замечает Феофан Затворник, — нет и живущих истинно по–христиански» [149]. Действительно, покаяние — это начало христианского пути, начало духовной жизни. К покаянию человека ведет Господь (Рим. 2:4, 2 Тим. 2:25). Покаяние предшествует обращению (Деян. 3:19) и крещению (Деян. 2:38). Вера, также берет свое начало в покаянии (Мк. 1:15). Посредством покаяния врачуются раны, нанесенные болезнью греха (Евр. 6:6). Поэтому мне хотелось бы, всего в нескольких словах, попытаться показать связь между понятиями «покаяние» и «духовность».

По справедливой мысли Трубецкого, «покаяние, имеет источник свой в Боге, который, наполняя мысль и сердце человека, возрождает его, дает новый смысл и содержание его жизни. Но от воли человека требуется усилие, чтобы принять и усвоить волю Божию» [150]. «Необходимо собственное усилие, — замечает адвентистский богослов Яков Коман, — аскетическая жизнь, в нашем старании прийти в. единение с Богом во Христе, чтобы быть Ему отрадными» [151]. Итак, с нашей стороны необходимо «усилие». В чем оно заключается? В евангельской притче «О блудном сыне» есть удивительная по своей глубине фраза, которая говорит нам о той внутренней тоске по отчему дому, которая проснулась в этом человеке: «Пришед же в себя» (Лук. 15:17). Вот тот первый шаг человека к Богу, который так хорошо знаком каждому из нас, когда в один из моментов нашей жизни мы вдруг «пришли в себя», очнувшись от земной дремоты, услышав внутренний зов веры, почувствовав собственное одиночество, ощутив духовный голод. Прийти в себя… Это значит не только осознать свое сиротство и духовную нищету, но и принести покаяние. У Надежды Александровны Павлович, есть стихотворение, описывающее это удивительное качество души:

«Душа откликается у последней черты»… Необходим наш отклик. Потому что мало знать о болезни Духа, нужно еще оставить то, что препятствует нашему выздоровлению. Нередко, покаяние ошибочно приравнивается к такому понятию как «угрызение совести». Но здесь можно увидеть лишь видимое сходство. «Знать свои грехи, это еще не значит — каяться в них» [153]. В романе «Бесы», Ставрогин после многочисленных злодеяний чувствует угрызения совести, мучается ими и пишет своеобразную исповедь епископу Тихону? Тихон, в свою очередь очень четко разграничивает теперешнее состояние Ставрогина от истинного покаяния: «Не стыдясь признаться в преступлении, зачем стыдитесь вы покаяния?». Очень хорошо об этом говорит митр. Антоний Сурожский: «Угрызения совести, это еще не покаяние, можно всю жизнь упрекать себя в дурных поступках и злом слове, и в темных чувствах, и мыслях -и не исправиться. Угрызение совести действительно может из нашей жизни сделать сплошной ад, но угрызение совести не открывает нам Царствия Небесного» [154]. Кстати, в случае со Ставрогиным, он кончает жизнь самоубийством. Однако «верный признак свершившегося и искреннего покаяния, по которому грешник может узнать, что грехи его действительно прошены Богом, есть чувство ненависти и отвращения от всех грехов… к тому же у него появляется чувство всепрощения, легкости, чистоты, неизъяснимой радости, глубокого мира, желание делать все лишь во славу Божию…. И наоборот, недостойное покаяние, после которого грехи остаются, вызывает чувство неудовлетворенности, ложится сугубой тяжестью на сердце, каким–то смутным, неясным чувством горечи» [155].