Гоголь как духовный писатель

«Пусть твои многоговорящие цифры, как неумолкающие часы, как совесть, стоят передо мною: чтобы каждая цифра твоя громче набата разила слух мой! чтобы она, как гальванический прут, производила судорожное потрясение во всем моем составе!» (ПСС IX, 17).

Здесь, после прочтения повести на духовном и политическом уровнях, мы подошли к третьему и наиболее сложному для истолкования пласту, условно названному нами эзотерическим. Тут мы в силах предложить не полный анализ, но лишь отдельные догадки о некоторых деталях повести. На этом уровне многие детали получают «сверхзначение», причем первичный смысл сохраняется наряду с его «иноуровневым» толкованием.

Прежде чем познакомить читателя с нашими гипотезами, необходимо сделать одну оговорку. Сейчас мы вступаем в весьма мало изученную область «эзотерического литературоведения», имеющую свои прецеденты на Западе[52], но совершенно нетронутую (отчасти по отсутствию соответствующего материала) в русской литературе. Единственным известным мне исключением является книга Л.Дж.Лейтона[53], хотя мы не согласны с многими выводами и самой концепцией автора. Поэтому просим читателя как о снисхождении к нашим предположениям, так и о неотвержении их сразу, «с порога».

[398] Повесть Гоголя пестрит непонятными фразами (особенно в рукописном варианте), которые, тем не менее, скрывают какой-то потаенный смысл, требующий чрезвычайных усилий и разысканий для своей расшифровки[54]. Среди множества таких фраз-сюжетов[55] мы смогли более или менее удовлетворительно, на наш взгляд, истолковать лишь две (помимо «Каспийского моря»), но и этого оказывается достаточным для выводов особой важности:

«Я открыл, что Китай и Испания совершенно одна и та же земля, и только по невежеству считают их за разные государства. Я советую всем нарочно написать на бумагу [бумаге ПСС] Испания, то и выйдет Китай» (ПСС III, 211—212).

На первый взгляд, бессмыслица, бред сумасшедшего — и только! Но не будем спешить. Всмотримся в заключительную дату дневника Поприщина. Среди перевернутого месяца и своеобразной даты фигурирует «гдао». Несомненно как внешнее созвучие (точнее, формальное соответствие) его китайским словам, так и то, что это перестановка букв в слове года. Таким образом, эта анаграмма[56] (сродная каббалистическим, алхимическим и прочим эзотерическим приемам) дает ключ (на который специально указано самим Гоголем?!) к правильному прочтению слова Испания — т.е. Писания [подразумевается, естественно. Священное Писание, а точнее — Апокалипсис[57]]! Этот пример (если наша интерпретация верна) может доказывать, что Гоголь обладал определенными знаниями о тех областях, о содержании и сути которых мало кто догадывается[58].

Вторая фраза-сюжет начинается с уже упомянутого эпизода — с попытки Фидели откусить нос Поприщина, но настоящее развитие получает в конце повести и в «Носе». Цитирую «Записки сумасшедшего»:

«Но меня, однакоже, чрезвычайно огорчало событие, имеющее быть завтра. Завтра в семь часов[59] совершится странное явление: земля сядет на луну. Об этом и знаменитый английский химик Велингтон пишет. Признаюсь, я ощутил сердечное беспокойство, когда вообразил себе необыкновенную нежность и непрочность луны. Луна ведь обыкновенно делается в Гамбурге, и прескверно делается. Я удивляюсь, как не обратит на это внимание Англия. Делая [делаем и далее имеет в ПСС] ее хромой бочар, и видно, что, дурак, никакого понятия не имел о луне. Он положил смоляной канат и часть деревянного масла: и оттого по всей земле вонь страшная, так что нужно затыкать нос [ср. с путешествием Поприщина по Мещанской улице: «заткнув нос»! — А.Д.]. И оттого самая луна такой нежный шар, что люди никак не могут жить, и там теперь живут только одни носы. И потому-то самому мы не можем видеть носов своих, ибо они все находятся в луне. И когда я вообразил, что земля вещество тяжелое и может, насевши, размолоть в муку носы наши[60], то мною овладело такое беспокойство, что я, надевши чулки и башмаки, поспешил в залу государственного совета, с тем, чтобы дать приказ полиции не допустить земле сесть на луну <...> (2/2)».

Курсивом выделены места, остающиеся для меня довольно темными[61], однако, как кажется, мне удалось в целом найти ключ к этому фрагменту. Он находится, по нашему мнению и вопреки догадкам академика В.Виноградова[62], не в русской «носологии» и не в романе Стерна[63], а в произведении Сирано де Бержерака «Иной Свет, или Государства и империи луны» (L'Autre Monde ou les Etats et les Empires de la Lune)[64], ничуть не уступающем по своему атеистическому характеру и цинизму русским агиткам «Союза воинствующих безбожников» 1920—1930-х годов. Параллели с Сирано выделены подчеркиванием, хотя [399] литературные соответствия осложняются проблемой вклинивания в них сочинений Сенковского «Большой выход у Сатаны» и «Фантастические путешествия барона Брамбеуса», изданных в 1833 году и прекрасно известных Гоголю (соответствующие фразы выделены полужирным шрифтом, хотя параллели довольно отдаленные; лишь в одном случае — почти дословная цитата, отсутствующая у Сирано). Сложные соотношения «Записок сумасшедшего», писаний Сенковского и «Иного Мира» Бержерака, впервые нами здесь отмеченные, требуют специального отдельного исследования (см. примеч.59), что превзошло бы все мыслимые для статьи (и без того перенасыщенной вводимым впервые в оборот материалом) размеры, а потому мы не будем здесь ими заниматься.

Согласно книге Сирано луна, несмотря на то что на ней находится рай, откуда герой изгоняется за свои кощунства и богохульства, является настоящим адом для жителей земли (хотя Сирано и помещает для жителей луны ад, следуя церковной традиции, в центре земли). На луне все наоборот. Ее населяют настоящие антиподы людей, ходящие на четвереньках, садящиеся на пол и надевающие шляпу вместо приветствия, и т.п. Герою покровительствует «демон Сократа». Летя на луну, он оказывается на ней вверх тормашками, не переворачиваясь (вспомним путешествие Данте в аду и соответствующие спекуляции о.Павла Флоренского!). Героя, ходящего на двух ногах, обитатели луны прини­мают за обезьяну. Похороны и погребение считаются ими за величайшее несчастье, а благом — самоубийство и людоедство. Старики повинуются молодым, которые бьют своих родителей (или, из «человеколюбия», чучела последних) за провинности. Один из наиболее умных и талантливых юношей на луне, произносящий самые антирелигиозные речи, оказывается антихристом[65], и все-таки герой, пасуя перед логикой его атеистических «доказательств», «высоко ценит его ум» и благоприятные астрологические знаки, под которыми родился юноша. В тот момент, когда собеседник героя произносит самые страшные богохульства, его забирает «мохнатый мужчина» и несет в ад (т.е. центр земли), а герой «крепко обнимал юношу не из любви к ближнему, а из страха низвергнуться вниз» и таким образом снова оказался на земле.