Православное учение о спасении.

С другой стороны, себялюбивому человеку нельзя разъяснить и прелести добродетельной жизни, пока он себялюбив; необходимо сначала показать ему, что добродетель ведет к блаженству, что труды в здешней жизни будут сторицею вознаграждены в жизни вечной. Отсюда-то происходит стремление привлечь к доброделанию указанием на его полезность, – стремление, какое мы встречаем в Св. Писании и Предании. „Сурова добродетель, – говорит св. И. Златоуст, отвечая прямо на наш вопрос, – но будем представлять ее облеченною в величие будущих обетований. Люди с душой возвышенной находят ее прекрасной и без того, саму по себе, и потому стремятся к ней, – живут добродетельно не из-за наград, а для угождения Богу, и высоко ценят целомудрие не для того, чтобы избежать наказания, а потому, что так повелел Бог. Если же кто более немощен – тот пусть представляет себе и награды» [180].

Таким образом, только для немощных, несовершенных нужно напоминать о награде за добродетель, совершенные же знают ценность добродетели и потому будут добродетельными и без наград. Становясь на указанную точку зрения немногих, оо. Церкви никогда не забывали ее несовершенства, и, допуская ее в жизни, никогда не освящали ее, никогда не забывали указывать своим пасомым, что это только подготовительная степень, и только в этом смысле допустима в христианстве. «Первый шаг ко спасению, говорит Климент Александрийский, есть наставление, сопровождаемое страхом, вследствие которого мы отстаем от того, что худо; второй шаг есть надежда, в силу которой мы желаем лучшего; но любовь, как прилично завершает, воспитывая соответственно познанию» [181]. «Это уже вторая степень похвальной жизни – делать что-либо из награды и воздаяния; и третья избегать зла по страху наказания» [182]. „Из награды делающие, что должно, по словам преп. Исидора Пелусиота, ниже благоискусных в добре по любви к нему, но лучше делающих это по страху, а не по любви, и лучше в большей мере, нежели в какой сами уступают над собою победу упражняющимся в добродетели по любви к оной» [183]. Поэтому, даже в своих обращениях к самым начинающим и притом в аскетических упражнениях, которые особенно суровы и, след., по Златоусту, наиболее нуждаются в подкреплении воли обещаниями, даже в этих случаях отцы-подвижники напоминали истину о бескорыстной добродетели. «Если возможно для тебя говорит преп. Исаак Сирин, таким ограничительным выражением указывая на трудность иметь возвышенное настроение, – делай добро и не ради будущего воздаяния» [184].

След., попытки обосновать добродетель на побуждениях, чуждых чистой нравственности, на выгоде или пользе, имеет в Св. Писании и Предании происхождение совершенно случайное, они обусловлены степенью развития читателей и слушателей, а совсем не существом того учения, которое там проповедуется. Как такое случайное, оно не может поколебать нашего вывода о правовом жизнепонимании: это последнее, повторяем, непримиримо противоречит христианскому жизнепониманию, как оно выражено в Св. Писании и творениях отцов Церкви.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Цель пришествия в мир Сына Божия, равно как и цель всего домостроительства нашего спасения состоит в том, чтобы всякий „верующий в Него не погиб, по имел жизнь вечную» (Ио. III, 15), чтобы возвратить нам ту вечную жизнь, которую мы потеряли. Проповедь об этой вечной жизни или о спасении от вечной погибели и составляет главный предмет и задачу всей апостольской и церковной проповеди. „Сия же вся писана быша, да веруете, яко Иисус есть Христос Сын Божий и да верующе живота имате во имя Его» (Ио. XX, 31). Эта вечная жизнь составляет конечную цель стремлений и всякого истинного христианина, всякого христианского подвижника, – составляет то высочайшее благо, которое дает смысл жизни по Христу и без которого эта последняя была бы бесцельной и непонятной (I Кор. XV, 30 – 32). „Высочайшее благо, говорит бл. Августин, есть вечная жизнь, а величайшее зло вечная смерть; поэтому, для приобретения первой и избежания последней нам следует жить праведно [185]. Чтобы, следовательно, выяснить себе христианское жизнепонимание, в отличие от правового-необходимо прежде всего определить, в чем состоит эта вечная жизнь, какие свойства делают ее высочайшим благом для христиан.

„Се есть живот вечный, да знают Тебе Единаго Истиннаго Бога и Его же послал еси – И. Христа» (Иo. XVII, 3), – вот в чем сущность и содержание вечной жизни. „Ничем иным, братия говорит св. Василий Великий, почитайте небесное царство, как истинным разумением Сущего, которое (разумение) в Св. Писании называется жизнью и блаженством» [186]. Главным началом существования души (за гробом) служить, по словам св. Григория Нисского, не усвоение чего-нибудь сухого и влажного (т. е. не пользование какими-нибудь чувственными льстящими самолюбию благами, которые непросвещенный ум связывает с представлением вечной жизни), но разумение Божественного естества» [187], „Царствие Божие, говорит св. Афанасий Александрийский, не иное что есть, как вкушение будущих благ, т. е. созерцание и ведение Бога, сколько доступно сие душе человеческой» [188]. Познание Бога и вечная жизнь, таким образом, суть вещи „совершенно тожественные» [189].

Какое же познание имеется здесь в виду? Конечно, не рассудочное познание, постигающее только отношения вещей, а не самые вещи. Познание Бога, чтобы отвечать своему понятию, должно быть переживанием в себе присутствия Божия, которое дает человеку непосредственно ощутить Божественную жизнь и, таким образом, приведет к опытному постижение Божественного Существа. „Бога никто никогда не видел», познать Его рассудочно никто не может. Есть другой и верный путь познания: „Недоступный для всякого ума входит в сердце и обитает в нем; сокровенный от огнезрачных обретается в сердце. Земля не выносит стопы Его; а чистое сердце носит Его с себе» [190] „Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем», поэтому, „всякий любящий рожден от Бога и знает Бога» (Иo. IV, 12. 16. 7). Человек тогда действительно, а не призрачно познает Бога, когда ощутит Его непосредственно, когда Бог для него будет не бесконечным лишь величием, будет не первопричиной всех причин. не первой посылкой миpoпoзнaния, а перейдет внутрь человека, станет началом, одушевляющим человека и построяющим его по себе. Такое познание, очевидно, вполне может быть названо жизнью, поскольку оно не работа только рассудка, а именно переживание, ощущение жизни Божественной в себе самом. Такое познание и разумеется в настоящем случае. „В человеческой телесной жизни, говорить св. Григорий Нисский, здоровье есть некое благо, но блаженство не то, чтобы знать только, что такое здоровье, но чтобы жить в здравии. Ибо, если кто, слагая похвалу здоровью, примет в себя доставляющую худые соки и вредную для здоровья пищу, то, угнетаемый недугами, какую пользу получить от похвалы здоровью? Посему, так будем разуметь и предложенное слово, а именно, что Господь не знать что-либо о Боге, но иметь в себе Бога называет блаженством, ибо „блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Но, кажется мне, Бог не предлагается пред лице очистившего сердце, как какое-нибудь зрелище; напротив, высота сего изречения, может быть представляет нам тоже, что открытие изложило Слово, сказав другим: царствие. Божие внутрь вас есть (Лук XYU, 12), чтобы научились мы из сего, что очистивший сердце свое от всякой твари и от страстного расположения, в собственной своей лепоте усматривает образ Божия естества» [191].