Ислам

Мухаммед в то время не думал, что основывает новую веру. Ислам 'предание себя [богу] ’ был для него тогда верой в единого бога и в его откровение; муслим (отсюда «мусульманин») 'предавший себя богу’ — не только последователь Мухаммеда, но и последователь бывших до него пророков; муслимы, получившие откровение раньше, не могли не верить и в Коран, во всем согласный с их верой (XXVIII, 52 и сл.). Откровение было доступно не только людям, но также духам и животным. Некоторые из джиннов приняли ислам (XLVI, 28 и LXXII, 1), как в свое время, но христианской легенде, св. Иероним обращал в христианство сатиров3.

Все животные и птицы составляли общины, подобные человеческим, и все в конце концов должны были быть собраны к своему господу (VI, 38).

Община Мухаммеда не могла не питать надежды, что единоверцы когда-нибудь освободят ее от притеснений язычников; этой надежде был нанесен удар вестью о поражении греков в Палестине в 614 г., которая была принята в Мекке, как весть о поражении единоверцев Мухаммеда (сура XXX и комментарии к ней). По преданию, мусульмане нашли поддержку у союзника Византии, абиссинского негуса, «справедливого царя, в земле которого никому не было обиды»; туда переселились те из мусульман, положение которых в Мекке было особенно невыносимо: бедняки, не имевшие защитников, или представители аристократии, отвергнутые своими родственниками, ревностными язычниками; к числу таких аристократов принадлежал будущий халиф Осман, член враждебного пророку рода Омейядов. Известия предания о сношениях между Мухаммедом и негусом, однако, неясны и противоречивы; говорится, что Мухаммед до конца оставался другом негуса и осенью 630 г. объявил верующим о его смерти, как о горестном событии; но, по одному известию, уже летом 630 г. начались враждебные действия между мусульманами и абиссинцами. В Медине впоследствии показывали копье, подаренное пророку вернувшимся из Абиссинии Зубейром, племянником Хадиджи, который получил его от негуса; но это копье не упоминается раньше IX в.

Жизнь самого Мухаммеда в Мекке стала подвергаться опасности только после смерти его дяди Абу Талиба, отца Али. Абу Талиб не принадлежал к общине Мухаммеда и остался язычником, но считал позором отказать в покровительстве родственнику; зато ислам впоследствии причислил язычника Абу Талиба к своим святым, и до сих пор Абу Талиб остается патроном Мекки. Вскоре после смерти Абу Талиба для Мухаммеда выяснилась необходимость покинуть Мекку со всеми своими приверженцами; беглецам оказал приют город Ятриб в северной части Хиджаза, сделавшийся со времени Мухаммеда «Мединой», т. е. 'Городом’ (подразумевается: пророка).

3 МУХАММЕД В МЕДИНЕ

Мухаммед заранее подготовил для себя почву в Медине и был принят там не как беглец или гость, но как владыка. В земледельческом поселке, каким была Медина, защита бедных и сирот встретила больше сочувствия, чем в купеческой Мекке; кроме того, мединцам был нужен беспристрастный судья для прекращения их внутренних споров. Город находился в руках двух племен, ауситов и хазраджитов, между которыми еще незадолго до прибытия Мухаммеда происходили кровавые столкновения; в городе и его окрестностях, кроме язычников, жили евреи и христиане, столь же воинственные, как язычники; ауситский «монах» Абу Амир с оружием в руках сражался против хазраджитов. Предание сохранило нам первый устав мединской общины, данный Мухаммедом; из этого устава видно, что Мухаммед был принят в Медине как законодатель и устроитель, но не как вероучитель. Мединцы обязывались отдавать на суд Аллаха и его посланника свои споры; под этим условием евреи и язычники признавались такими же равноправными членами общины, как последователи Мухаммеда. Даже святилища идолов, по преданию, были разрушены только в последние годы жизни Мухаммеда, уже после взятия Мекки. Община составляла одно целое в том смысле, что человек из одной группы населения, совершивший убийство, ни в какой другой группе не мог находить защиту; в остальном каждое племя и каждая группа сохраняли свою самостоятельность и могли заключать соглашения на стороне; только с корейшитами никаких соглашений не должно было быть.

Все это подтверждается и дополняется текстом мединских сур Корана. Мухаммед не задавался целью обратить всех мединцев в свою веру, напротив, впервые после многих столетий человечеству было объявлено: «Нет принуждения в вере» (II, 257). Задача Мухаммеда, как вероучителя, была другая; ему было необходимо обеспечить для своей религии место рядом с еврейской и христианской. В Мекке ему казалось, что все люди откровения составляют одно целое; теперь он убедился, что есть евреи и христиане, ненавидящие друг друга, причем ни одна из этих религий не допускает существования рядом с собой какой-либо другой. Форма единобожия, выработанная Мухаммедом в Мекке, уже была настолько стройной, что отказаться от нее ради одной из прежних религий он не мог; кроме того, в его глазах самый факт, что евреи и христиане опровергали друг друга (II, 107), был достаточным доказательством, что рядом с двумя религиями нужна третья. Вскоре он убедился, что и последователи каждой отдельной религии несогласны между собой; между «сынами Исраиля» есть разногласия, и эти разногласия разрешаются Кораном (XXVII, 78); христиане забыли часть принятого ими учения, и за это бог вызвал между ними вражду и ненависть до дня Воскресения (V, 17). Наконец, Мухаммед еще в Мекке обратил внимание на библейские предания об Аврааме и Исма'иле, предке арабов, привел обоих и Мекку и сделал их строителями Ка'бы, будто бы только потом обращенной в храм идолов. Теперь он напомнил своим противникам, что Авраам жил до Моисея и Иисуса, следовательно, не был ни евреем, ни христианином, а все-таки был последователем единого бога и, по общему убеждению евреев и христиан, находился в раю; следовательно, с верой Авраама можно было спастись; именно эту веру Авраама и проповедует Коран (II, 124 и сл.; III, 58 и сл.). Христианам Мухаммед, сверх того, напоминал, что сам Иисус говорит о появлении после него другого посланника (LXI, 6). Подобно Мани, Мухаммед считал себя обещанным в Евангелии параклетом, последним по времени пророком.

Коран признает, что всякий, кто верит в бога и день Страшного суда и делает добро, в том числе евреи и христиане, имеют право на награду от бога, т. е. на райское блаженство (II, 59), но в то же время нападает на евреев и христиан за отступление от единобожия, так как бог, по их мнению, мог иметь сыновей. Евреи называли сыном божьим Эздру, христиане — Мессию (IX, 30); кроме того, те и другие называли сынами божьими себя, как людей божьей веры. В опровержение этого Коран (V, 21) нашел сильный довод: «Отец не может наказывать сыновей вечными муками; бог, по вашим собственным словам, так наказывает вас за ваши грехи; следовательно, вы не дети, а только создания божьи, с которыми он делает все, что хочет».

Слова об Эздре показывают, что Мухаммед приписывал всем евреям взгляды, существовавшие, может быть, у отдельных сектантов; таким же образом, по Корану (V, 116), для всех христиан св. троица состояла из бога, Иисуса и Марии, хотя даже на арабском полуострове уже в VI в. были надписи с христианской формулой: «Во имя отца и сына и св. духа». Эти пункты разногласия постепенно сделали Мухаммеда менее терпимым к христианам и евреям, чем в начале его деятельности в Медине, когда араб VII в. выражал те же мысли, до которых в XVIII в. дошел европейский мыслитель (Лессинг в «Натане Мудром»): пусть евреи живут по Пятикнижию, христиане — по Евангелию, мусульмане — по Корану. «Если бы бог захотел, то сделал бы вас единой религиозной общиной, но он хочет испытать вас в том, что даровал вам. Поэтому состязайтесь друг с другом в добрых делах; вы все вернетесь к богу, и он разъяснит вам то, в чем вы расходитесь» (Коран, V, 53). Отношение Мухаммеда к евреям и христианам, однако, определялось не столько религиозными разногласиями, сколько их отношением к его общине. Евреи раньше порвали связь с общиной и вступили в союз с язычниками; на христиан Мухаммед еще продолжал надеяться; отголоском этого времени является стих Корана (V, 85): «Подлинно, самыми упорными врагами верующих ты найдешь иудеев и многобожников; подлинно, проникнутыми самой искренней любовью к верующим ты найдешь тех, которые называют себя назарянами (христиане); это потому, что у них есть священники и монахи, и потому, что они не горды». Надежда на христиан обманула Мухаммеда, и в более позднем стихе (LVII, 27) мы находим иное отношение к монахам: «Иисусу, сыну Марии, мы ниспослали Евангелие и вложили в сердца его последователей сострадание и милосердие; а монашество они избрали [сами] — о том в нашем писании к ним не было сказано — хотя и хотели этим удовлетворить бога; но и монашество они не соблюли так, как следовало». В других местах Коран выражается о монахах более сурово и ставит их рядом с раввинами и книжниками, хотя едва ли может быть подтверждено точным текстом Корана мнение мусульманских богословов, что у евреев Пятикнижие и у христиан Евангелие сохранились только в поддельном виде. Разрыв с евреями и христианами тем не менее был полный; как последнее и самое точное выражение воли бога, мусульманский мир принял предписание сражаться с не принявшими ислама «людьми писания» (евреями и христианами) наравне с язычниками, пока они не заплатят своими руками выкупа «в унижении» (IX, 29).