Дао — путь без пути

Есть ещё один вопрос,тесно связанный с этим:

«Вначале, придя сюда, я был человеком, напряжённо стремящимся к духовному, я прилагал значительные усилия. Теперь я стал каким-то материалистом, я и пальцем не пошевелю, чтобы достигнуть духовности, достигнуть нирваны и просветления. Что же случилось со мной, Бхагаван? Не отпал ли я от благодати?»

Вы возросли в ней. То, что вы сочли материалистичным, есть подлинно духовное, а то, что вы считали духовным, было просто алчностью и материализмом. Если вы стремитесь стать просветлённым, это материализм, ведь это алчба. Ставить какие-то цели — значит быть материалистом; не иметь никаких целей — значит быть духовным. Пытаться чего-то достигнуть — значит быть алчным, исполненным желаний, амбиций — все это ловушки "я". Отбросить все эти ловушки и жить «здесь и сейчас» — значит быть духовным. В этом разница между так называемой обычной духовностью и духовностью Дао.

Если бы вам встретились Лао-цзы, Чжуан-цзы или Ли-цзы, вы бы их не узнали, они показались бы вам слишком обычными. Надо побыть с ними, чтобы почувствовать. Они не произведут необычайного впечатления, не покажут вам чудеса, не покажут вам сиддхи и силы. Они показались бы вам слишком обычными.

Быть обычным — в этом откровение Дао; быть таким обычным, чтобы не было и мысли быть каким-то другим. Быть таким удовлетворенным, таким довольным… Есть, пить, любить, говорить, слушать, гулять, спать, греться на солнышке или смотреть на луну, на деревья; все самое будничное становится возвышенным, если смотришь на него довольным взглядом. Когда вы счастливы, все становится необычайно прекрасным, все становится лучезарным. Все зависит от вас.

Что я вам скажу: "Когда вы пришли ко мне, вы были материалистом, вы только думали, что духовны. Теперь, когда вы погружаетесь в духовность, вы понемногу пугаетесь: куда девалась ваша духовность? Это было материализмом. Пройдитесь по Индии, и вы увидите: из сотни так называемых Махатм, девяносто девять — материалисты. Материалисты в том смысле, что они амбициозны, стремятся к тому, что будет после жизни: небеса, рай, мокша, нирвана. Их желания очень живучи, их желания сильнее, чем у обычных людей.

Маленький человек желает большую машину; не так уж много, его можно простить. Может быть глупо, но не грустно. Немного глупо, ну и что? Но тот, кто желает райского блаженства… — это уж алчность так алчность, или жизнь вечную… — такая алчность… Машина — это игрушка, большой дом — тоже игрушка, но эти, так сказать, духовные люди желают вечности, пробыть «ныне и присно и вовеки веков», желают вечного бессмертия. Их амбиция столь велика, их "я" столь велико, что они не могут удовлетвориться малым, они хотят Бога в свой кулачок — тогда и только тогда может он чувствовать, что он что-то собой представляет.

Попытайтесь меня понять: я пытаюсь сейчас перевернуть все вверх тормашками, слишком долго все было перевёрнуто с ног на голову. Надо все поставить на место, и это единственный способ. Если кто-то стоит на голове, как вернуть его в естественное положение? Перевернуть вверх тормашками, и все будет в порядке. Так называемая духовность — только переодетый материализм.

Вам надо понять суть дела: духовен тот, у кого нет желаний; духовен тот, кто не вязнет в ловушках "я", духовен тот, кто не заботится о Кундалини, чакрах, шастрах, раскрытии тысячелепесткового лотоса, такой человек действительно духовен. Он необычен в своей обычности, он свят в своей повседневности.

Само разделение на материальное и духовное материалистично. Духовный человек не понимает никаких разделений, духовный человек просто принимает то, что есть, и это «есть» едино. Нет никакого материального и духовного, это опять разделение на "я";

все различия идут от "я". Когда "я" исчезает, исчезают все различия; есть реальность, неразложимая реальность. Назовите её духовной, назовите материальной — ничего не изменится, когда естьтолько одно,ему подойдёт любое имя.

Во имя духовности люди калечат, разрушают, парализуют себя. Есть даосская притча.

Мандарин провинции Лю отправился встречать перелётную птицу, появившуюся в окрестности, и препроводил её в парадный покой.

По этому поводу были зарезаны вол, овца и поросёнок, и в честь заморской птицы был устроен роскошный пир, на котором прекрасные музыканты играли музыку, сочинённую под наблюдением императора Жень, но птичка глядела на все это рассеяно, была понура и печальна, не отведала ни кусочка мяса, не пригубила ни из одного бокала. Так она умерла от голода через три дня. Мандарин кормил птичку так, как он кормил себя, он не понял, что с ней надо было обращаться как с птицей, а не как с императором.

Музыка мало значит для птицы, а вол, овца и поросёнокне годятся ей в пищу. Мандарин убил птицу.

Вы убиваете себя, стремясь к тому, для чего не созданы. Вы не дали себе возможности быть самим собой и стараетесь вести себя, как кто-то другой. Все учения навязывают вам нечто, чем вы должны стать. Дао говорит: «Ты — уже то, что надо, не нужно никем становиться; ты — уже то, что надо. Ты существуешь, и нет никакого становления. Ты — уже то, что надо, начни жить».

Смотрите, что за революционное благовестие. Не нужно улучшать себя, вы уже то, чем могли бы быть. Начните же наслаждаться этим, праздновать, жить. И чем больше вы празднуете, чем естественнее живёте, тем более вы начинаете чувствовать свою глубочайшую сердцевину. И в глубочайшей башей сердцевине — Дао — ваша природа, Путь.

ВОПРОС Хорошо ли рисковать?

ОТВЕТ Дело не в том, что хорошо или плохо. Если вы живёте, вы неизбежно рискуете, жизнь — это риск. Безопасна только смерть, жизнь не бывает безопасна — безопасности нет. Организации, называемые «страхование жизни», должны называться «страхование смерти»; в жизни никто не застрахован. Жизнь жива только потому, что есть риск, опасность, потоэму она так и волнует.

Вы спрашиваете: «Хорошо ли рисковать?»

Приходится рисковать, если хотите жить, и чем больше вы рискуете, тем больше в вас жизни. Так что на самом деле вы спрашиваете:

«Хорошо ли жить?»

Нет, я не убийца, я не хочу отравить вашу жизнь. Многие уже преуспели в этом: учителя, проповедники, они отравляют вашу жизнь. Все они учат вас жить в рамках, жить так, чтобы не было риска, чтобы вы всегда были в полной безопасности, но тогда вы уже мертвы, вы уже в могиле, и тогда становитесь несчастны и начинаете замечать, что у вас нет никакой любви, нет никакого счастья, что в вашей жизни не происходит ничего стоящего. Тогда в вас возникает чувство, что жизнь бессмысленна, незначительна, а причина в том, что вы избегаете риска. Смысл приходит, когда вы в опасности, дерзновении. Ценность приходит только тогда, когда вы живы, ценность приходит через жизненность.

Вся добродетель — быть мужественным, мужество — единственное достоинство.

Если не жить опасно, лучше покончить с жизнью; зачем тогда обременять жизнь, зачем обременять землю? И зачем чувствовать себя несчастным? Какой в этом смысл? Тогда ваше несчастье ни к чему не приведёт, и будете вы в своём несчастье, как белка в колесе.

Взгляните на людей: глаза их потеряли блеск жизни, их лица больше похожи на маски, чем на настоящие лица, они не живут, а только делают вид, что живут. И тогда, естественно, возникает чувство, что все бессмысленно: не рождается ни цветения, ни аромата, ни танца, ни песни. Тогда они обращаются к священнику и тот говорит: «Да, песня возможна, но только после смерти, когда вы умрете». Обращаются к либералу и он говорит: «Да, жизнь имеет смысл, но прежде нужно изменить социальную структуру, нужно изменить экономическую структуру и заодно всю историю, нужно построить коммунизм, нужно построить социализм».

Когда человек теряет смысл, он, естественно, начинает спрашивать, где его найти. И вот он обращается к этим двум, священнику и либералу, хотя именно они доводят его до такого состояния, когда смысл потерян. Составился великий заговор: сначала они уничтожили возможность смысла, и теперь, конечно, вы у них в руках, вам приходится обращаться к ним с вопросами, они указывают вам путь.