Пока мы лиц не обрели

- Богиня просит человеческой крови?

- Да, - сказал Жрец. - Унгит просит человеческой крови.

- Но у меня нет сейчас в плену ни одного врага! Если поймают какого-нибудьвора, я сразу же велю зарезать его на жертвеннике Унгит, если таково ее желание.

- Вор не утолит голода Унгит. Ты это и сам прекрасно понимаешь. В жертвудолжен быть принесен проклятый. Или проклятая. А вор - это все равно что телецили овен. Речь идет не о простом жертвоприношении, нам нужна Великая Жертва. В горах снова видели Чудище. Это верный знак того, что нужна Великая Жертва. Проклятого нужно отдать Чудищу.

- Чудище? Мне ничего об этом не сказали…

- Видно, не все новости доходят до царей. Бывает, они даже не знают, что творится в их собственном дворце. Но я знаю все. Долгими ночами я лежу и не сплю, и Унгит рассказывает мне обо всем. Она поведала мне, что некоторые смертные дошли до подражания бессмертным богам. Они присваивают себе почести, на которые имеют право только небожители…

Я посмотрела на Лиса и беззвучно шепнула ему краешком губ:

- Редиваль…

Царь встал и заходил по зале, скрестив за спиной руки.

- Ты впал в детство, старик! Никакого Чудища нет - все это бабушкины сказки.

- Ты прав, Царь, - спокойно промолвил Жрец. - Именно во времена твоей бабушки Его в последний раз и видели. Мы принесли Великую Жертву, и Оно ушло.

- И на что же Оно похоже? - недоверчиво спросил отец. - Видел-то Его кто?

- Кто видел Его вблизи, ничего уже нам не расскажет, Царь. Но живы те, ктовидел Его издалека. К примеру, видел Его начальник царских пастухов. Было это в ту самую ночь, когда появился первый лев. Пастух пошел на льва с горящим факелом и в свете факела увидел Чудище. Оно было позади льва - большое, черное и ужасное видом.

Когда Жрец сказал это, отец подошел к столу, где лежали таблички и другие письменные принадлежности. За этим столом сидели мы с Лисом. Отец наклонился, и Лис что-то шепнул ему на ухо.

- Хорошо сказано, грек! - воскликнул отец. - Повтори-ка это служителю Унгит!

- С царского позволения, - сказал Лис, вставая, - не следует придавать слишком много значения россказням пастуха. В руках у него был факел, следовательно, лев должен был отбрасывать большую черную тень. Человек этот был испуган и не вполне проснулся. Тень показалась ему чудовищной тварью.

- Это все греческая премудрость, - перебил его Жрец. - А у нас в Гломе не принято спрашивать мнения раба, даже если он - царский любимчик. Пусть это была тень - что с того? Многие полагают, что Чудище и есть тень. Но если эта тень придет к нам в город, всем нам не поздоровится. Ты сам ведешь свой род от богов, и тебе нечего бояться. Но простые люди устроены иначе. Страх сделает их неуправляемыми, и даже мое слово не сможет остановить их. Они сожгут твой дворец у тебя на глазах. Они сожгут тебя вместе с ним. Принеси Великую Жертву - и ничего этого неслучится.

- Но как это делается? - спросил Царь. - На моей памяти Великую Жертву не.приносили ни разу.

- Ее приносят не в Доме Унгит, - объяснил Жрец. - Жертву отдают Чудищу.Тайное знание говорит, что Чудище - сын Унгит, или сама Унгит, или они оба в одном лице. Жертву отводят на вершину Горы, привязывают к Священному Древу и оставляют. Чудище приходит за ней само. Вот почему ты оскорбил Унгит, Царь, предложив ей в жертву вора. Великая Жертва должна быть чистой, ибо она становится женихом Унгит, если это мужчина, или невестой ее сына, если это - женщина.Когда жертва мужского пола, то в Чудище вселяется Унгит, когда женского - сын Унгит, и Чудище возлегает с жертвой. Но Великую Жертву называют также Ужином Унгит, потому что Чудище пожирает ее… а может, и нет… много разного говорят об этом. Это - великая тайна, величайшая. Некоторые утверждают, что для Чудища пожирать и любить - одно и то же. Ибо на священном языке мы говорим, что, когда женщина возлегает с мужчиной, она пожирает его. Вот почему ты заблуждаешьсяЦарь, полагая, будто жалкий вор, или дряхлый раб, или трус, сдавшийся во время битвы, могут послужить Великой Жертвой. Самое чистое создание в наших краях - и то будет недостойно сочетаться с Чудищем.

Я заметила, что лоб отца покрылся испариной. В зале витало ощущение чего-то святого, таинственного и ужасного. И тут Лис не выдержал.

- Хозяин! - вскричал он. - Позволь мне сказать!

- Говори! - разрешил Царь.

- Неужели не ясно, хозяин, что служитель Унгит говорит бессмыслицу? Теньнего - это животное, которое притом еще и богиня и бог в одном лице, и любит оно пожирая предмет любви! Да шестилетний ребенок не поверит таким сказкам! Еще недавно Жрец говорил нам, что в жертву должен быть принесен проклятый - иными словами, самый плохой и гнусный из наших граждан. Теперь же он говорит, что супругом Чудища может стать только самое чистое существо во всем нашем краю, для него это будет не наказанием, а великой честью. Спроси его, где же здесь правд:Он противоречит сам себе!

Когда Лис только начал говорить, в моей груди проснулась надежда, но когда он смолк, эта надежда умерла. Лис повел свою речь не так, как было нужно. Я знаю что с ним случилось: он забыл о своей обычной осторожности, забыл даже в какой то степени о своей любви к Психее, о желании спасти ее. Просто слова Жреца настолько противоречили здравому смыслу, что грек не выдержал и вспылил. (Мне довело узнать позже, что не только греки, но и все люди, наделенные ясным рассудком живой речью, поступают в подобных случаях так же неосторожно.)

- Может быть, хватит с нас на сегодня греческой премудрости, Царь? - сказ Жрец. - Я не так глуп, и я не позволю рабу поучать меня. Я тоже люблю побаловаться тонкими рассуждениями, но от них поля не начнут приносить урожай, а небеса не прольются дождем. А жертва, как мы знаем, нужна именно для этого. Этот грек твой раб, стал рабом, потому что на поле боя он бросил оружие, позволил взять о в плен, вместо того чтобы пронзить себе сердце копьем, как настоящий воин. Что может понимать в божественных делах, которые требуют от человека смелости и веры. Я имею дело с богами уже давно. Три поколения сменились на моей памяти. Я знаю что боги крутят нами как хотят, что мы для них - не больше чем пузыри, которые вмиг возникают на речной глади. Воля богов не видна нам так ясно, как буквы в греческой книге, - трудно понять, чего они хотят от нас. Там, где пребывают боги, царит тьма, а не свет. Им принадлежат наши силы и наши жизни, а вовсе не наши речи и знания. Святое знание не такое, как вода, оно - не легко и прозрачно, оно - темно и вязко, как кровь. Нет ничего невозможного в том, чтобы проклятый был в одно и то же время и самым лучшим и самым худшим из нас.

В полумраке служитель Унгит казался мне похожим на ту самую зловещую птицу, которую изображала маска, висевшая у него на груди. Голос его, по-прежнему негромкий, обрел силу и больше не казался голосом дряхлого старика. Я посмотрела на Лиса и увидела, что тот опустил глаза вниз. Видно, то, что сказал Жрец про плен и про битву, задело его за живое. Если бы я была царицей, я бы не раздумывая приказала тут же повесить Жреца и провозгласить царем Лиса. Но тогда у меня еще не было никакой власти.

- Ладно, не будем спорить, - пробурчал Царь, не переставая расхаживать быстрым шагом по зале. - Я не жрец и не грек, я в этих делах ничего не понимаю. Мне всегда казалось, что я - царь, не так ли? Продолжай, старик!

- Для того чтобы найти, на кого пало проклятие, мы стали кидать священный жребий. Сперва мы спросили, не из простонародья ли проклятый, но оракул сказал, что нет.

- Так-так! Продолжай, продолжай!

- Я не могу говорить быстро, - возразил Жрец. - Мое горло еще слишком слабо. Итак, мы спросили у оракула, не следует ли нам искать проклятого среди старейшин. Но оракул снова ответил "нет".

Лицо Царя после этих слов пошло пятнами: казалось, что в нем борются друг с другом страх и гнев, и непонятно было, что возьмет верх.

- Затем мы спросили, не среди высокородных ли искать проклятого. Оракулснова сказал "нет".