Неведомое путешествие за пределы последнего табу

Моя двенадцатимесячная дочь недавно умерла: я не могу понять, почему у нее была отнята жизнь.

Жизнь очень хрупка и случайна: в любой момент каждый может из нее уйти. Поэтому не беспокойся о том, что случилось; никакой причины нет. Все ответы, которые можно дать на твое «почему?», будут не более чем утешениями, чтобы так или иначе рационально объяснить то, что по своей природе таинственно, — но этими рациональными объяснениями мы помогаем себе утешиться. Я не заинтересован в том, чтобы кого-либо утешать, потому что это опасная игра — утешение. Она удерживает в окружении буферов.

Истина в том, что ребенок был жив, а теперь, внезапно, он больше не жив. Это должно заставить тебя понять подобное сну качество жизни. Жизнь соткана из вещества, называемого сном. Нам может сниться прекрасный сон, но его может нарушить любая мелочь — немного шума, и сон исчезает. Может быть, это был сладкий сон, и человек чувствует боль, и ему хочется закрыть глаза и продолжать видеть сон, но теперь ничего нельзя сделать.

Вместо того чтобы находить объяснения и утешения, всегда смотри на обнаженную истину. Это грустно, это больно, это ранит: видь это, видь, что это так, но никаким образом не пытайся перекрасить. Все объяснения и философии — не более чем попытки перекрасить вещи, которые не белы, которые очень темны и таинственны.

Когда приходят такие мгновения, они безмерно значительны, потому что в эти мгновения возможно пробуждение. Когда твой ребенок умирает, это такой шок: в этом шоке ты можешь проснуться, вместо того чтобы заплакать и упустить возможность. Через несколько дней шок больше не будет шоком; время лечит все. Через несколько лет ты забудешь об этом все. К концу твоей жизни это может выглядеть так, словно ты видела это в каком-то кинотеатре, или прочитала об этом в романе. В свое время все померкнет, превратится только в отдаленное эхо...

Поймай это прямо сейчас. Это мгновение, когда это может помочь тебе быть бдительной и пробужденной. Не упускай возможность; все утешения — это упущенные возможности.

Никогда не спрашивай, почему. В жизни нет никаких «почему», и в смерти нет никаких «почему». На это «почему» ответить нельзя — и нет необходимости отвечать.

Жизнь — это не проблема, которую можно решить, — как и смерть. Жизнь и смерть — обе они части одной тайны, которая не знает ответа. Вопросительный знак пределен и окончателен.

Поэтому все, что можно сделать в таких ситуациях, — человек должен проснуться, потому что эти шоки могут стать прорывами. Мышление останавливается. Шок так силен, что ум мутится. Ничто не кажется осмысленным; кажется, все потеряно. Человек чувствует себя полным незнакомцем, посторонним... вырванным с корнем. Это безмерно значительные моменты; это моменты, когда ты можешь войти в новое измерение. И смерть — одна из величайших дверей, которые открываются в божественное. Когда кто-то умирает, кто-то настолько близкий, как ребенок для матери, это почти что смерть тебя самой... словно ты сама умерла. И часть тебя умерла.

Просто видь, что жизнь — это сон, и все в ней рано или поздно исчезнет: прах вернется в прах. Ничто здесь не остается вечно. Мы не можем построить здесь свой дом. Это караван-сарай, остановка на ночлег, и утром мы будем двигаться дальше. Но есть одно, что постоянно и есть всегда, — и это твое наблюдение, твое свидетельствование. Все остальное исчезает, все остальное приходит и уходит; остается только свидетельствование.

Вся суть в свидетеле. Просто будь свидетелем и не отождествляйся. Не будь матерью; иначе ты отождествишься. Просто будь свидетелем, молчаливым наблюдателем. Это наблюдение поможет тебе безмерно. Это единственный ключ, открывающий двери тайн. Дело не в том, что он решает какую-то проблему; но он делает тебя способной проживать таинственное, и проживать тотально.

Моя дочь, с тех пор, как умерла ее бабушка, спрашивает меня о смерти. Она хочет знать, куда все уходит, когда умирает.

Это очень хорошо... Всех детей интересует смерть; это одно из естественных направлений любопытства. Но вместо того чтобы им отвечать... — потому что все ответы будут ложными. Таким образом, никогда не отвечай. Просто скажи, что ты не знаешь; мы умрем и тогда посмотрим. И пусть это будет само собой разумеющимся пониманием обо всех вещах, на которые ты не знаешь ответа.

Когда ребенок что-то у тебя спрашивает, прими свое невежество. Никогда не чувствуй, что принятие невежества причинит вред; так никогда не бывает. Родители думают, что если признать, что мы чего-то не знаем, это причинит вред; наш имидж упадет в глазах ребенка. Но, фактически, реальность прямо противоположна. Рано или поздно ребенок установит, что ты никогда не знал, что говорил, и все же отвечал так, словно знаешь. И в тот день, когда ребенок это осознает, он почувствует, что ты его обманывал, и тогда все его уважение исчезнет. Рано или поздно ребенок обязательно найдет, что его родители так же невежественны, как и все остальные, и так же бессильны, как и все остальные, и точно так же пробираются ощупью в темноте, как и все остальные, но они притворялись, и это притворство очень разрушительно. Поэтому каждый раз, когда есть что-то, чего ты не знаешь, скажи: «Я не знаю. Я исследую и ищу».

Смерть — одна из тех вещей, о которых ничего нельзя сказать, кроме одного — когда мы вернемся домой, мы вернемся в то же самое место, откуда пришли. Мы и этого не знаем. Мы пришли из какого-то неизвестного источника и возвращаемся в этот неизвестный источник.

Смерть — это завершение круга.

Оба конца — начало и конец — скрыты в тайне.

Если представить, что в комнату влетает птица, порхает несколько секунд и улетает через другое окно наружу — это то же самое. Мы знаем только, когда птица внутри комнаты. Мы не знаем, откуда она взялась; мы не знаем, куда она делась. Все, что мы знаем, — это то, что в это недолгое время, в этот интервал времени птица была внутри комнаты. Мы видели, что птица влетела в одно окно и вылетела в другое; мы не знаем, откуда и куда.

Это состояние всей жизни. Мы видим, что рождается ребенок; птица влетела — откуда, никто не знает. Потом однажды человек умирает; птица вылетела.