Мудрость веков

«Можно видеть, что и Запад и Восток мыслят одинаково по многим направлениям» [433], — отмечает он в «Шамбале Сияющей».

«Вспомнили о белых керамиковых конях, которые кругами до сих пор стоят на полях Южной Индии, — делится он своими наблюдениями в очерке „Великая Матерь“, — и на которых, как говорят, женщины в тонких телах совершают полеты. В ответ встали образы Валькирии и даже современное выделение астральных тел. Вспомнили, как трогательно женщины Индии украшают порог своего дома каждый день новым узором — узором благополучия и счастья, но тут же припомнили и все узоры, вышитые женщинами Запада во спасение дорогих их сердцу» [434].

Он писал о сходстве индийского Кришны и славянского Леля, об общности ритуалов сибирских шаманов и колдунов Малабара, о родственных связях фольклора Тибета и Алтая, Литвы и Персии, Германии и Китая. Он анализировал народные праздники России и Гималаев и находил в них много общего. В Кашмире и Сиккиме, во время праздничных торжеств, вспоминал о славянских празднествах, отображенных в спектакле «Весна Священная».

В своих путешествиях он побывал на Западе, в Америке, где до Востока рукой подать и где эти пространства встречались, там, в Тихом океане, соединявшем крайний Запад и крайний Восток. «Вспомните орнаменты, — писал Николай Константинович, погружаясь в духовное изначалие глубокой древности, — и рисунки американских индейцев в их старых становищах. Эти рисунки полны замечательного значения и напоминают о необыкновенной древности своей, ведя ко временам единого языка. Так, наблюдая и объединяя национальные символы, мы выясняем историческое значение чистого рисунка. В этом первичном начертании вы видите мысли о космогонии, о символах природы. В радуге, в молнии, в облаках вы видите всю историю устремлений к прекрасному. Эти начертания объединят давно разъединенное сознание народов; они те же, как и в Аризоне, так и в Монголии, так и в Сибири. Те же начертания, как на скалах Тибета и Ладака, так и на камнях Кавказа, Венгрии, Норвегии» [435].

Рассматривая культурные процессы и ощущая их единство в общем духовном поле Планеты, Рерих писал: «Ни океаны, ни материки не изменяли сущности народного понимания сил природы» [436].

Культурный процесс, его эволюция были тесно связаны с этими силами природы, которые, собственно, и формировали тот природный поток эволюции, с энергетикой которого взаимодействовали все явления на планете Земля. Может быть, раньше, чем кто-либо другой, Николай Константинович в этом многообразии дифференцированных и изощренных форм Востока и Запада увидел объединяющее их начало, в основе которого лежал дух или энергия. Уйдя от первоначального синтеза в мир, распадающийся на множество форм, человечество должно было совершить новое восхождение, чтобы достичь того более усложненного и более тонкого энергетического синтеза, которого требовала от него Космическая эволюция. И поэтому Рерих исследовал глубоко и скрупулезно взаимодействие культур Востока и Запада, именно то взаимодействие, которое несло в себе элементы будущего синтеза. И хотя сам действительный синтез представлялся ему достаточно отдаленным явлением, тем не менее его приближающиеся сполохи он уже отчетливо видел в историческом процессе земного человечества.

Он извлек из этого сложного и многообразного процесса самые яркие и самые привлекательные мгновения. В нем говорил в такие моменты не только историк, но и художник и философ. И поэтому в каждом выбранном им эпизоде была своя эстетика, блистала Красота духа и материи. Именно Красота вела Рериха по безошибочному научному пути. За красочным шествием переселяющихся народов возникал кочевой мир Евразийских степей.

По неизвестным, таинственным причинам много веков тому назад племена и народы снимались с нажитых мест и устремлялись в незнакомую даль, преодолевая горы и пустыни, степи и болота, леса и широкие реки.

«Проблема великих миграций, — писал Рерих, — самая привлекательная в истории человечества. Какой дух двигал целыми народами и бесчисленными племенами? Какие катаклизмы гнали орды из родимых степей? Какое новое счастье и преимущества угадывали они в голубой дымке необъятной пустыни?» [437].

Переселения народов были связаны с энерго-эволюционными моментами исторического процесса.

«Великие переселения народов не случайность. Не может быть случайностей в мировых постоянных явлениях. Этой особенностью закаляются наиболее живые силы народов. В соприкосновении с новыми соседями расширяется сознание и куются формы новых рас. Потому живая передвигаемость есть один из признаков мудрости» [438].

И еще: «Этими поисками оздоровляющих движений, конечно, объясняются даже и движения целых народов. От движения народы не уставали, не ослабевали, но в расширении кругозора накопляли богатство воображения» [439].

Эти два удивительных фрагмента вскрывают и те импульсы, которые двигали переселяющимися народами.

Согласно Живой Этике, все мироздание, Вселенная, Планета и Человек представляют собой сложнейшую энергетическую структуру, части которой постоянно взаимодействуют друг с другом. Между ними все время происходит энергетический обмен, который, меняя энергетику этих структур, создает возможность их эволюционного продвижения. Если какая-либо структура по каким-либо причинам лишается возможности участвовать в таком обмене, то она выбывает из эволюционного развития и гибнет. Передвижения народов усиливали и расширяли эволюционный энергообмен. Рерих назвал их оздоровляющими движениями, которые расширяли сознание и «ковали формы новых рас». Космические передвижения народов во II–I тысячелетии до нашей эры создали энергетические условия для дальнейшей культурно-духовной эволюции человечества. Появление в VI в. до н. э. целого ряда новых религиозных систем, в том числе буддизма, новых философских методологий, было связано, как ни странно, именно с такими передвижениями.

Взаимодействие культур Востока и Запада происходило на фоне этих грандиозных переселений. Они же закладывали и основы для будущего синтеза. По следам «великих путников» шли легенды и сказания о племенах, ушедших под землю, о затонувших святых городах, о великанах, о таинственных ходах и пещерах. Восток нес свои вести Западу. Запад делился своим духовным достоянием с Востоком. «Если без предубеждения, — писал Рерих, — вы терпеливо отметите на своей карте все легенды и предания такого рода, вы будете удивлены результатом. Когда вы соберете все сказки о потерянных и подземных племенах, не будет ли перед вами полная карта великих миграций?» [440].

В динамическом процессе передвижений смешивались этносы, конкретные культуры, языки и расы. На просторах древней Евразии ковались элементы будущего культурного синтеза. «Когда вы путешествуете по высокогорьям Тибета с их невыносимым холодом и ураганами; когда вы замечаете этих диких тибетцев в гниющих мехах, поглощающих сырое мясо, вы глубоко изумлены, когда из-под меховой шапки показывается лицо испанца, венгра или южного француза» [441].

Однако проблемы этногенеза Рериха трогали меньше, чем пути самих культур. Первое было преходящим, последнее длительным, вечным, оказывающим решающее воздействие на Космическую эволюцию человечества. Когда Центрально-Азиатская экспедиция в Транс-Гималаях открыла мегалитические древние памятники, он записал: «Это несущественно для меня, как они (создатели менгиров. — Л.Ш.) называются, были ли они праотцами готов или их внуков. Существовали ли у них глубокие связи с кельтами, или аланами, или скифами… Но я радуюсь тому факту, что на вершинах Транс-Гималаев я видел олицетворение Карнака» [442].