Подвижникам любви (СИ)

Ничего этого нет. Нет ничего, кроме любви. И нет никого, кроме любящего Отца.

Запомни, дитя Мое: враг наш — х и м е р а и любитель наводить свои химеры на бедное творение. Но, обогащенное Премудростью, оно становится сильнее от раунда к раунду брани, и в конечном счете одерживает полную и великую победу над лукавым. И получает торжествующий венец.

Ты утвердился в любви нашего Всевышнего, дитя Мое. Прекрасно! Ты счастлив. Нет большего счастья, чем ходить огненными стопами по земле вышней любви и утверждать ее печати.

Останься же благовестником Моей любви, Моего сокровенного Евангелия, не выразимого словами. Ты отец и сын любви, и Дух Святой как инструмент Моей любви.

И да благословит Бог и твоих сыновей и дочерей апостольствовать о Моей чистой любви по образу Катарской церкви, принесшей столько достойных плодов и источившей столько мирровых капель в Мой преблагословенный царственный Грааль.

Великолепен превосхищенный экстаз любви к ближнему, к твоим любимым детям.

Люби их, овевай их обжигающим взором и насаждай сокровищницу своей любовью.

Не теряй времени даром.

Господь ставит престолы будущего века.

Началось! Человек в Моих новосотворенных далях — сокровище нового солнца.

Я вижу, как белая держава наступает с моря. Феноменально! Во весь горизонт неописуемые белые облака, тысячи колесниц и мириады преображенных святых. Аллилуйя!

Земля свободна от сетей лукавого.

УТЕШЕНИЕ В СТРАСТНОМ

10.04.2006 Коста Брава

Как трудно! Какой крест! Как невыносимо тяжело. Отнимаются последние силы. Брань лютая. Враг рюлит, лютует.

«Христианство» не состоялось. Мир сделал фатальный выбор в пользу католичества против катарства. Чистых отвергли и приняли нечистых. Возможно ли чистейшее чистых имя Мое смешивать с нечестивыми (таково имя идущих за Христом и отвергших чистоту)? Разве не привлек Я апостолов совершенной святостью? Разве не привлеку совершенной совершенных святостью новых апостолов сегодня? Под 'совершеннейшей совершенных святостью' Я имею в виду духовность серафитов, неоадамитов будущего века.

Терпи, дитя Мое. В тебе сгорает старый homo sapiens с его предрассудками, дрожащими лопатками, запыленными духовными телами, страстямии магнитами. Загорается серафическая брачно-чертожная свеча. Терпи, дитя Мое. Я понимаю, как тяжело.

«Христианство» вызывает у Меня, Христа, недоумение, подобное тому, какое испытывал Лев Толстой по поводу своих последователей толстовцев. Вожди толстовства под впечатлением «В чем моя вера?» и «Соединение и перевод четырех Евангелий» при встрече с маститым Львом вызывали у него сплошное недоумение. И Лев готов был бежать от них прочь в ужасе от того, как исказили его. Человек в попытке святости казался ему еще более убогим, чем в обыденном маразме и бесовском одержании.

Лукавый, наш общий враг, сын Мой, хотел бы смести с лица земли Христову веру. Князь мира — превратить христианство в новый махровый синедрион с 613 заповедями Ветхого Завета о том, чего нельзя делать. Сын Мой, Премудрость измыслила третий путь: христианство будущего, Христос аутентичный — о, каким Я еще не успел открыться ученикам в земные дни.

Теперь, дитя Мое, прославь нашего Всевышнего за то, что Он показал тебе таинственные пути Святого Грааля. Я увлек за Собой Чашу и не отступал от Своих учеников. Никогда Я не был с римскими епископами, «умными соборными богословами», инквизиторскими псами. То, что назвали христианством — выдумка лукавого, дитя Мое.

Я держал в руках чашу Грааля и не мог никому передать ее. Огненная чаша обожгла бы руки смертных, как бы высоко они ни дерзали и ни любили Меня. Жемчужина Грааля плавится при температуре +30000 по земному Цельсию. Необходимы были огненные соловецкие тела, печь катаро-соловецкая, огонь монсегюрский, чтобы принять из рук Моих огненную Чашу.

О дитя Мое, ты в двух часах езды от Монсегюра. Запомни: монсегюрская свеча, зажженная во время экзекуции над Совершенными и явленного чуда, не угасла. Она в Моих руках. Крепко держи меч Монсегюра, врученный тебе двумя вождями Совершенных на вершине Горы Превышенебесных Блаженств (как она именуется в Церкви чистых). Но не выпускай из рук и монсегюрскую свечу, дитя Мое. Я возжгу ее в твоем сердце. Господь возжигает свечу Монсегюра в сердце.

Огонь ее обладает чудодейственной силой против врагов, обращая их в пепел. Инквизиция обратится в зловонный прах, развеянный на чьих-то брошенных дворах, в пустынях…

Дитя Мое, сегодня Я спешу к тебе со следующим наставлением: возлюби страстное. Я знаю, как ты любишь Меня, сколько принес жертв и совершил подвигов во имя Мое. Я знаю, сколько душ обратил ты в истинную веру, сколькие благодарят тебя и сколько у тебя врагов.

Но, дитя Мое, сегодня Я призываю тебя взойти на духовную ступень отца богоцивилизации. Возлюбить страстнОе составляет черту истинного отца-помазанника. Любовью к страстнОму побеждается наш общий враг.

Люцифер? О дитя Мое, Я могу тебе сказать о нем то, что ты не услышишь больше не из чьих уст, кроме Моих. Его несчастье было в отвержении страстнОго. Люцифер недоумевал: «Зачем оно? Разве нельзя обойтись без него?» Любовь в его представлении несовместима со страданием, оставленностью, пустыней, несением за кого-то.

Дитя Мое, эту бедную напоминающую сиротливую пустыню землю Я жажду охватить пожаром Моего страстнОго. В страстнОм земля преображается. В страстнОм ученик Христов рождается.

Позади, дитя Мое, школьные катехизисы, ежедневные мессы, приходские костыли и мило видные батюшки. Впереди — пустыня страстнОго, дитя Мое. Ее ад обращается раем, а в ее раю полыхает свеча мученичества любви.

Помазанник пребывает одновременно в тысячах миров, в аду и в раю. Любовь его разгорается до неслыханных пределов и ему открыты бесконечные Врата. Но и страстное заносит его в космические вихри.

Дитя Мое, хочешь ли знать, как Я победил лукавого в земные дни? Своим круглосуточным страстнЫм. Я навел на врага Моего панику. Люцифер ничего не мог понять и сделать. Я сбивал его с толку не проповедью в Иерусалиме, где он мог бы легко настроить против Меня толпу, а Своей горней молитвой с горячими слезами и воздетыми в любви руками.

Голгофа, Крестный путь явили всего лишь вершину лестницы страстного, испытанного Мной в земные дни.

Дитя Мое, Я хотел бы, чтобы ты обрисовал и начертал путь страстного для человечества XXI века как истинный путь в Царствие и прежде сам был помазан к высоким ступеням лестницы присноблаженных пассий.

О дитя Мое, Мой разговор с Отцом нашим был таким. Я просил у Отца еще и еще страстного из любви Моей к Нему. И Отец ограничивал Меня. Моя любовь к Отцу определялась готовностью страдать из любви к Нему, безмерностью страстнОго.

Дитя Мое, некогда Я просил у тебя молитв, отречения от мира, дерзновенной метанойи и бесстрашия. Сегодня Я хочу от тебя только одного: радости в страстнОм. Дитя Мое, в страстнОм Я люблю тебя в миллион крат больше, чем в обычном состоянии. Во мраке, в умопомрачении Я вижу в тебе малого христа, малого Себя.

Я люблю тебя в твоей мученической Гефсимании с психотронными пушками, нацеленными на тебя револьверными дулами, черной магией и проч. чертовщиной. Да, круги и вихри адовы реют над Гефсиманией. Но Я не собираюсь переименовывать нашу обитель. 'СвященоТеогамией' она станет впоследствии. А до 'матушки Марии Небесной Доброты' пока не тянет. Оставайся в блаженной Гефсимании, поскольку в оливковом саду Я испытал вершину дозволенного Мне Отцом страстнОго. Прочее явилось претворением уже свершившегося.