Новая алмазная сутра

Я МОГЛА ЧУВСТВОВАТЬ МАГИЮ Непала до того, как самолет приземлился, и я шептала:

"Я прибываю домой! " Официальные лица в аэропорту были приятные улыбающиеся люди, а люди на улицах имели самые прекрасные лица, которые я видела когда-либо в мире, и хотя Непал беднее, чем Индия, у них было достоинство и поведение, которое отрицало это.

Дорога в Покру вилась в роскошных зеленых джунглях, и когда я вышла из машины для туалета, я оказалась в роще с маленьким водопадом, ниспадающим в озерцо, окруженное скалами, орхидеями, обвивающими стоящие вокруг деревья подобно гигантским паукам, и маленьким потоком, исчезающим из виду в таинственно выглядящей лесной дали. "Четана! Четана!" Кричали мое имя, и я была вырвана из этого магического очарования.

Автобус, на котором мы ехали, вели два непальских санньясина, которые встретили нас в аэропорту, он карабкался вверх и вниз по горам, которые смотрели на аккуратные полосы рисовых полей, бамбуковых рощ и ущелья с бурлящими реками.

Было поздно, когда мы четырнадцать часов спустя прибыли в коммуну в Покре. Очень темно - там не было электричества! Мы вошли в столовую, неся с собой бутылку водки, и попросили, чтобы ее положили в холодильник. Может быть, сюда никогда раньше не приносили алкоголя.

Я посмотрела вокруг и увидела, что двадцать или что-то около того санньясинов, которые жили здесь, были либо индийцы, либо непальцы, и большинство были мужчины.

Столовая была шестьдесят футов длиной, с голыми цементными стенами и полом. Там было пусто, за исключением посуды на одном конце, а далеко-далеко на другом конце был стол и стул, где сидел Свами Йога Чинмайя. Он был лидером коммуны и "гуру" для постоянных жителей, которые дали ясно понять, что никто не может входить в столовую через вход "Свамиджи". Нам сказали, что из уважения никто не произносит его имени, а его называют Свамиджи. Но для нас он был Чинмайя, так, как он был всегда, и у него не было на это возражений. На самом деле у него не было возражений на все, что мы делали.

С ним обращались как с гуру, и он просто сказал "да", а когда мы приехали и обращались с ним как с любым другим, он сказал "да" этому тоже. У Чинмайя определенно было присутствие; он всегда двигался очень медленно, и очень редко у него на лице появлялись эмоции. Он представлял святого человека, может быть тысячелетней давности.

Он был учеником Ошо со времен дней раннего Бомбея, когда он работал его секретарем. Я заметила его десять лет назад в Пуне, когда он и его подруга побрили головы и заявили, что они соблюдают целибат.

Санньясины Ошо были из всех стран мира; здесь не было наций. И каждая религия в мире отбрасывалась у его ног; здесь не было ни индуистов, ни христиан, ни мусульман, ни иудеев. Все возможные типы индивидуумов были здесь, все, смешанные в космической кастрюле для готовки, от панкующих тинейджеров до старых саду; от молодых революционеров до древней аристократии; от простого человека до международной элиты, от бизнесмена до художника... Здесь встречался каждый цвет радуги и исчезал в призме белого цвета.

Когда я смотрела на обедающих, сидящих на полу лицом друг к другу в двадцати футах друг от друга, на коммунальные души и ванные комнаты на открытом воздухе и без горячей воды, и комнаты, в которых мы должны были спать, такие маленькие - голые кирпичи и матрасы на полу, я видела, что это совсем другая карета, чем та, к которой я привыкла, и она потребует всю медитацию, которую я могу собрать.

На следующее утро, когда я обнаружила дорогу в туалет, проходящую через небольшой участок травы, я повернулась и увидела Гималаи. С того места, где я стояла, три четверти горизонта занимали горные пики. Они на самом деле были не на горизонте, они были ни на земле, ни на небе, а между. Покрытые снегом пики были подвешены к небу, и они казались так близко, что я чувствовала, что могу коснуться их.

Когда взошло солнце, оно коснулось самых высоких гор первыми и окрасило их розовым, а потом золотым, до того, как оно двинулось к следующим. Я наблюдала, как солнце всходило в Гималаях от вершины к вершине, я встряхивала голову в изумлении - почему никто никогда не сказал мне? Я всегда думала, что Гималаи - это просто цепь гор, но это было не так! Я наблюдала, неспособная что-либо сказать, как горы в небе меняли цвета и швырнули мои чувства в новые измерения.

Без всяких сомнений я знала, что я буду очень счастлива здесь.

Проходили дни без всяких новостей от Ошо.

Я смотрела на цепь гор и думала о нем, он был просто на другой стороне. В моей голове созревал план: сесть на автобус в Индию через горы в Кулу, и прибыть как раз ко времени прогулки Ошо в саду в Спане, поприветствовать его намасте и вернуться в Покру.

Ашиш и я говорили о том, что нас беспокоит безопасность Ошо, даже несмотря на то, что мы были счастливы, что он в мягких и надежных руках Нилам. У нас был страх, что мы, может быть, не увидим его снова. Проходили недели безо всяких новостей, но мы хорошо вошли в ритм нашей монастырской жизни.

Земля вокруг коммуны была удивительной, и мы продолжали гулять, мы проходили места, где земля была смыта реками и оставила утесы три сотни футов высотой.

Осторожно подойдя к краю, я видела коров, пасущихся внизу, и скалы, которые некогда поддерживали огромные водопады, а сейчас стояли тихо, отмеченные навсегда и вытертые когда-то несущимися потоками...

Открывалась трещина в земле, и можно было увидеть в сотнях футов внизу маленькую струйку потока. Было так легко упасть в одну из этих дыр и никогда не быть найденной, что на самом деле и случилось с одним приехавшим немцем.

Мне скоро начал нравиться утренний ритуал стирки одежды и мытья тела на открытом воздухе, и я даже привыкла к диете, в которую входил чили на завтрак. Санньясины в коммуне были невинные мягкие люди, и у нас появилось несколько очень хороших друзей. Чинмайя был радушным хозяином, и хотя он был очень духовным, его правая рука Кришнананда был диким непальским мужчиной с развивающейся гривой черных волос, ноздрями, из которых вырывалось пламя, и с огромной любовью к скоростной езде на своем мотоцикле.