Неведомое путешествие за пределы последнего табу

Я верю, что позитивное мышление может сыграть целительную роль. Поэтому мой подход такой, что я не умираю от рака, а живу с раком. Если я думаю о вероятности того, что умру, у меня такое ощущение, словно я приглашаю смерть.

В данный момент кажется более здоровым - сконцентрироваться на жизни.

Равновесие — это когда ты не выбираешь, когда ты видишь факт таким, как есть. Жизнь — не вопрос выбора, не «либо-либо». Выбирать не из чего, это все одно. Но твой выбор ничего не меняет. Своим выбором ты только входишь в своего рода невежество.

То, что ты выбираешь, только часть, и то, что ты не выбираешь, — тоже часть реальности. Невыбранная часть реальности останется вращающейся вокруг тебя в ожидании того, чтобы ее приняли. Она не может исчезнуть; нет способа сделать так, чтобы она исчезла. Если ты слишком любишь жизнь и не хочешь видеть факта смерти... смерть остается, висит над тобой, как тень.

Дзэн говорит: видь то и другое — все одно целое, все взаимосвязано. Видя то и другое одновременно, без всякого выбора, без всякой предвзятости, ты их трансцендируешь. Видя то и другое одновременно, ты больше не отождествлен с жизнью и не отождествлен со смертью. Неотождествленный, ты свободен, ты освобожден.

Мы выбираем небольшую часть и притворяемся, что это все целое. Мы выбираем жизнь; мы вынимаем жизнь из ее основного контекста — смерти — и говорим: «Это я. Я — жизнь». Теперь ты создаешь себе трудности. Этой отождествленностью ты будешь заключен в клетку. Как у тебя тогда получится смерть? Она есть, она происходит в каждое мгновение, и однажды она застигнет тебя врасплох.

Как только отождествленность отпадает, как только ты ни с чем не отождествлен, ты остаешься просто свидетелем — не говоря «я — это» или «я — то». Ты просто остаешься свидетелем. Ты видишь жизнь как нечто, идущее мимо; ты видишь смерть как нечто, идущее мимо; ты видишь секс как нечто, идущее мимо; ты видишь разочарование, радость, успех, поражение... Ты продолжаешь видеть; ты остаешься сущим видением. Ты ни во что не ловишься; ты не объявляешь: «Я — это».

Ни с чем себя не отождествляя, кто ты такой? Не ограничивая и не определяя себя, не создавая себе ограничения, если ты можешь оставаться текущим, просто видящим — это освобождение. Это великое освобождение.

Неотождествленный, - ты свободен. Отождествленный, - ты заключен в клетку.

Когда ты видишь ясно и насквозь, когда ты видишь прозрачно и не выбираешь, ты — нечто трансцендентальное: свидетель. Этот свидетель никогда не рождается и никогда не умирает.

Смерть и жизнь приходят в видение свидетеля, но этот свидетель вечен. Он был до того, как ты родился, и будет, когда тебя не станет. Ты приходил в мир миллионы раз, и, может быть, придешь снова — но, все же, ты никогда не приходил. Мир появляется в тебе, точно как отражение появляется в зеркале.

Это подобное зеркалу качество — именно то, что подразумевается под свидетельствованием. Именно поэтому зеркало остается чистым от всех впечатлений. Оно продолжает отражать, но на нем не собирается впечатлений. Это состояние осознанности. Именно в этом и состоит вся медитация.

Наблюдай, видь, будь бдителен и не выбирай.

В жизни ты становишься привязанным, ты собираешь пыль. Смерть отнимает все твои привязанности и всю твою пыль. Если ты сможешь увидеть эту суть, то будешь безмерно благодарен смерти.

То, чего не можешь сделать ты сам, смерть делает за тебя. Именно поэтому, если ты сможешь это сделать, для тебя смерти нет; тогда в смерти нет необходимости. Если человек может очистить свое сознание в медитации, он никогда не умрет. Я не говорю, что он не умрет телом, — это естественная вещь, — но он никогда не столкнется со смертью. Смерть случается только с собравшейся на зеркале пылью. Зеркало никогда не умирает, зеркало само по себе бессмертно. Это свидетельствование — бессмертный процесс; оно вечно. Путешественник продолжается; только одежда порвалась и истлела, и ее нужно сменить. Путешественник продолжается; только пыль собирается на теле, и нужно принять ванну. Но если ты начинаешь думать, что твоя пыль и есть ты, то никогда не сможешь мыться.

Смерть — это великий друг; она освобождает тебя от бремени. Она освобождает тебя от всего, что ты накопил. Если однажды это освобождение от бремени позволено добровольно, смерть превращается в самадхи. Если ты не позволяешь этого добровольно, тогда смерть — не самадхи, это боль. Теперь пойми суть. Одна и та же вещь может быть сущей болью и сущей радостью. Все зависит от твоего толкования — как ты смотришь на вещи, как ты проникаешь в определенный опыт, насколько глубоко ты в него идешь.

Если ты склонен цепляться и очень собственнически относишься к жизни, тогда смерть будет очень болезненной, и будет огромная боль. Ты будешь страдать. Ты будешь страдать не из-за смерти; ты будешь страдать из-за своего цепляния, из-за своего собственнического отношения, из-за своих привязанностей, из-за своей жадности и всего остального. Но если ты не склонен цепляться, если относишься к жизни не очень собственнически, если ты не жаден, не эгоистичен, не агрессивен, внезапно качество смерти меняется. Она приходит как свежий порыв ветра существования. Она приходит и очищает тебя. Она дает тебе огромный, такой нужный отдых. Она очищает тебя. Она приводит тебя к вечному источнику, из которого возникнешь снова. Если ты идешь в нее добровольно, то возникнешь вновь в лучшей форме, потому что чему-то научился из прошлой формы. Если ты не идешь в нее добровольно, то тогда смерть бросит тебя в топку и сожжет насильно, и ты вернешься в прежней форме, потому что ничему не научился.

Смерть несет великий урок, больший, чем жизнь, — и очень интенсивную возможность понимания, потому что жизнь очень растянута во времени; смерть происходит с потенциалом огромной интенсивности, и в очень короткое время. В один миг она встряхивает тебя. Если ты не бдителен, то упустишь этот миг. Этот миг ничтожно мал. Если ты бдителен, тогда сам этот миг становится дверью в вечное.

Я пытаюсь подружиться с этим страхом, который всегда со мной: правильный ли это подход?