Жизнь на другой стороне

Я была восемнадцатилетней студенткой, когда она впервые материализовалась. Помню, я сама лишила себя' возможности хорошо её рассмотреть: вместо того чтобы смотреть на неё «во все глаза», я зажмурилась и отвернулась.

Я мечтала стать учителем, поэтому в колледже святой Терезы моими основными предметами были педагогика и литература. Дополнительно я штудировала богословие и, кроме того, посещала курсы гипноза при Канзасском университете.

К тому времени я слышала «щебетание» Франсины уже в течение одиннадцати лет. Как-то раз в кинотеатрах демонстрировали «Многоликую Еву», захватывающий фильм о жизни женщины, страдавшей от «раздвоения» личности. Я чувствовала, что и со мной что-то не так. В качестве одного из обязательных предме-

я изучала психопатологию. У меня в руках оказались книги, в которых «по полочкам» были разложены основные симптомы шизофрении. Могу с уверенностью сказать, из восьми проявлений этого заболевания четыре я обнаружила у себя. Этого достаточно, чтобы навсегда забыть о карьере учителя. Я пришла к неутешительному выводу — трёхсотлетнее наследие предков, мои потрясающие способности в действительности не дар Божий, а врождённый психический недуг. Почему до сих пор я не придавала значения тому обстоятельству, что кроме меня Франсину никто не видел и не слышал? Как я была глупа! Она вовсе не духовная наставница. Её вообще не существует. Не исключено, что триста лет назад разум основателя нашего рода сорвался в бездну безумия. Франсина, судя по всему, — застрявший в моём сознании осколок чужого рассудка. Она — моя вторая личность!

Я осталась довольна результатом этого «расследования», поскольку нашла вполне логичное объяснение своей «странности». Тоном неподкупного прокурора я изложила основные пункты «обвинения» в прощальной речи, адресованной «причине» моего «умопомешательства» — главной «подозреваемой», которую я в течение многих лет воспринимала как Франсину. Проявляя завидное терпение и даже не пытаясь возражать, она молча выслушала мою гневную тираду. Так и не сказав ни слова в своё оправдание, «обвиняемая» ошеломила меня «последней просьбой»: прежде чем я вынесу окончательный «приговор», то есть объявлю её химерой, игрой воображения, она хочет кое-что продемонстрировать. С тех пор, как я с ней познакомилась, она впервые решила материализоваться.

Был пасмурный тоскливый вечер. Деревья ёжились, отворачиваясь от налетавшего ветра. В окна робко стучался дождь. Наверное, он хотел, чтобы мы впустили его погреться, но нам было не до него. Мама, папа, сестра и я собрались в комнате, где скоро должен был состояться «бенефис» Франсины, и с волнением Ждали, когда «поднимется занавес». Им не терпелось увидеть незнакомку, о которой я говорила столько лет. Я же страшно переживала по поводу предстоящей встречи, хотя внутренне ожидала

«провала спектакля». Я смирилась с мыслью, что в случае, если ничего не произойдёт, моё сумасшествие уже ни у кого не будет вызывать сомнений. Франсина попросила приглушить свет. По её словам, прошло несколько веков с тех пор, как она жила на Земле, поэтому в момент материализации яркий свет мог причинить боль её глазам. Приглушив «огни рампы», мы заняли свои места.

Не прошло и минуты, как в кресле-качалке, недалеко от меня, стали проступать очертания ниспадающих к полу складок бледно-голубого платья.

Затем показалась кисть с тонкими длинными пальцами…

Мой отец, не сдержавшись, выпалил: «Ни слова! Впечатлениями поделимся потом, иначе эмоции помешают нам запомнить подробности. Молчите, пока она не исчезнет». Папа тревожился напрасно: мама и Шэрон потеряли дар речи. Тщетно пытаясь что-либо сказать, они издавали невразумительные звуки.

Постепенно проявилась вся рука. У Франсины была гладкая кофейного цвета кожа. Потом возникло плечо, а на нём длинная коса густых чёрных волос.

С меня было достаточно. Пока остальные продолжали зачарованно, как кролики на удава, смотреть на Франсину, я отвернулась, и потом ни разу не взглянула в её сторону.

На следующий день я всё рассказала доктору Джону Ренику, который был для меня и психиатром, и учителем, и дорогим другом. Его озадачила моя реакция на «дебют» Франсины. Он думал, что я испугалась за своё психическое здоровье, и поспешил меня успокоить:

— Ты сильный человек и полноценная личность. Я уверен, у тебя нет ни шизофрении, ни каких-либо других проблем с психикой. Ты и твоя семья воочию убедились в существовании Франсины. Она реальна, и это значит, что с тобой всё в порядке. Почему ты от неё отвернулась?

Обычно я не плачу по поводу и без повода, но в тот момент мне трудно было сдержать слёзы:

— Потому что я должна жить в этом мире, д-р Реник. Я многое «вижу» и «слышу», и мне приходится с этим мириться. Я по горло сыта своими «странностями» и не хочу, чтобы их становилось еще больше. Я мечтаю стать учителем, а не объектом исследования психических отклонений!

Он посмотрел мне в глаза и улыбнулся:

Слова вполне здравомыслящего человека.

Наконец я успокоилась и улыбнулась ему в ответ. У меня до сих пор хранится написанный его рукой диагноз: «Здорова. Обладает паранормальными способностями?» Это заключение, даже с вопросительным знаком, значит для меня очень много, поскольку оно сделано глубоко уважаемым мною психиатром. С тех пор я никогда не подвергала сомнению своё психическое здоровье. Я нормальный человек с необычными способностями.

Когда Франсина исчезла, мои родственники обменялись сделанными ими записями. Как выяснилось, все трое видели одну и ту же женщину и потом вплоть до малейших деталей одинаково описали её внешность. В тот памятный вечер я «ушла» с середины захватывающего «шоу», и теперь злилась сама на себя, что не досмотрела его до конца. Но разве можно было всё предугадать?

Я предполагала, что моя внучка Ангелина — самая одарённая в нашей семье, и потому меня не удивило, когда она, четырёхлетняя малышка, заглянув однажды ко мне в ванную, поинтересовалась: «Багда (так она меня называет), за тобой повсюду ходит какая-то женщина с чёрными волосами. Кто она?» После моих лекций и выступлений на телевидении меня часто спрашивают, почему я не представила аудитории высокую темноволосую женщину, стоявшую у меня за спиной. Самое поразительное, что этот вопрос задают, в основном, самые «обычные» люди.

Окончательно убедившись в существовании Франсины, целиком и полностью приняв её в свою жизнь, я стала подумывать о том, что её голос следует непременно изменить. Рискуя прослыть неблагодарной и капризной, я стала жаловаться Франсине на её «птичьи» трели. Мне хотелось, чтобы она говорила медленней и чтобы её голос звучал в более низкой тональности. Франсина в который раз объяснила мне, что она не может контролировать звук своей речи, когда он проходит из её измерения в наше. Она предложила следующее: если я войду в транс, она будет говорить «через» меня. Само собой, когда я вернусь в реальность, то ничего не смог^ вспомнить, поэтому нужно заранее включить магнитофон, чтобы потом прослушать записанное на плёнку сообщение.

Можно было бы просто сказать: «Не выйдет». Но мой ответ был еще менее вежливым. Сама мысль о том, чтобы одолжить собственные голосовые связки духу, противоречила моему твёрдому намерению не терять связи с реальностью. Франсина попыталась доказать, что состояние транса не только безопасно, но и полезно. По её словам, я в любой момент могу вернуться «обратно на землю». Я не сдавалась. Франсина пообещала обязательно провести такой эксперимент, как только представится случай. Она хотела, чтобы я познала состояние транса и испытала новые ощущения, но я наотрез отказалась и прекратила разговор.

Это произошло несколькими днями позже, когда мы с моей лучшей подругой Мэри Маргарет пришли к доктору Роялу на занятие по гипнозу. Я помню, как меня усыпляли и как я затем пришла в сознание. Придя в себя, я выглядела не лучшим образом. Во время гипнотического сна положение моего тела изменилось. Я по-прежнему сидела на стуле, но уже не прямо, а наклонившись, так что моя макушка чуть ли не упиралась в пол между стопами ног.