Истина о мастерстве и героизме (СИ)

— А меня тут мучила жажда, после того, как мы убежали, — парень поправился, — ну, в смысле выбрались из пустыни. И я выпил воды и ничего.

— Конечно, ничего. Ты же того, — удивился тупости парня перевозчик, — помер. Мертвый умереть не может.

— Так, если мертвый умереть не может, а тут в аду, все мертвые или демоны, то кто же тогда может умереть, испив воды Стикса? Это же абсурд!

— Не абсурд, а недоработка. — Хитро ответил перевозчик.

Впереди замаячил берег. Уже издали спутники увидели, какую–то величественную конструкцию из металла. Сначала разобрать что–то было нереально, потом, когда берег стал ближе начала вырисовываться картина.

Огромный корпус космического корабля, был размером с небоскреб, только лежал, как бы, набоку. Из него, словно спички, торчали посадочные опоры. В трех местах из корпуса торчали трапы.

— Нам, что опять лететь в космос? — поинтересовался Алексей!

— Конечно, — ответил Харон.

— Этот корабль нас отвезет на седьмой круг?

— Нет. Этот корабль и есть седьмой круг. Просто он как бы здесь, и как бы уже нет. То есть зайти вы в него сможете, а вот выйти с него можно будет только в конце маршрута.

— Скажи, Харон, — ещё раз спросил Виталик у Харона, — а какой грех представляет собой седьмой круг?

— Страх, — подумав немного перевозчик добавил, — страх — это грех.

XI В пустоте

Under the world is only dead and cold

And you still think that you can save your soul…

Motorhead «Thousand names of god»

Петрович, уже в который день никак не мог оторвать свой зад от дивана, который был установлен напротив телевизора.

Изначально, когда, по мнению, Петровича вся эта кутерьма с кредитами якобы закончилась, капитан решил, что, наконец, спустя многие месяцы сможет вздохнуть свободно.

Первые дни так и было. Потом все стало по–другому. Возможность отдохнуть ещё один день перед суровыми трудовыми буднями сначала сменилась апатией и безразличием к своему будущему, а может быть и ленью.

Петрович находил любой предлог, чтобы не заниматься своими делами. Бывало он вставал рано утром, чистил зубы и принимал душ, затем обедал. А, вот после он брал мобильник и названивал своим директорам или продавцам — в зависимости от того, какого размера была торговая точка. Петрович укорял этих людей за то, что продажи упали, а вместе с этим и прибыль. Что товар привозят неходовой, а какой–то, вообще, не ликвидный. Дополнительно Петрович орал на подчиненных и угрожал тем, что сегодня, сию же минуту он выезжает из дома и приедет. И все непременно узнает сам, и устроит дикий нагоняй.

Затем он бросал трубку и….

… и его гнев моментально проходил. Он попросту понимал, что не может покинуть своё жилище, которое стало для него больше, чем домом. Это была скорлупа яйца, а он — не вылупившийся птенец, боявшийся окружающего мира.

Все–таки, прошедшие события оставили свои шрамы. Разум перестал контролировать душу. А душа боялась не только начать что–то сначала, но и банально, продолжить жизнь.

Он думал, что если продолжит заниматься своими делами, то непременно попадет в ту же ситуацию, со всеми вытекающими последствиями. А он так не хотел. Очень не хотел.

Возможно он устал. Возможно он просто трусил жить.

Вот и сейчас он просто сидел на диване в халате и смотрел телевизор. На экране показывали какой–то крестный ход в связи с обретением мощей, какого–то святого Виталия, которого совсем недавно причислили к лику святых. Молодая репортерша брала интервью у какого–то странного священнослужителя:

— Отец Святослав, — обратилась девушка к священнику, — как вы прокомментируете тот факт, что отцы церкви дали согласие на перенос святых мощей новомученика Виталия в Вознесенский храм столицы из этого областного центра?

От увиденного священника Петрович обалдел в прямом смысле этого слова.

Мало того, что он выглядел довольно моложаво, — он был ещё и одет как–то по–дурацки. Ряса была ему не велика, но просто неуместна. Ещё, скорее всего, у священника была накладная борода, но похоже этого никто не замечал. В объектив телекамеры попала несусветная толпа народу, которая толпилась подле священнослужителя. Здесь были и старики, и дети, и даже какой–то инвалид–колясочник. И какие–то бомжи. Совсем рядом с отцом Святославом стояла какая–то монахиня. Петрович сразу вспомнил о новоприобретенном костюме своей жены. Вот только, эта монахиня дала бы фору по всем параметрам жене Петровича.

Отец Святослав взял слово:

— Ну, это…. типо того, — священник, казалось, запинается и волнуется, — святая церковь решила, что не гоже…

Священник запнулся. Монахиня что–то начала ему нашептывать на ухо.

Отец продолжил:

— … решили, стало быть, что мощи святого, должны покоиться в соборе Вознесения, поэтому,

— вот и организовали эксгумацию…

— Что организовали? — репортерша переспросила.

Отец поправился:

— Обретение! Организовали обретение с крестным ходом!

— Кто участники хода?

Тут объектив телекамеры окинул взглядом толпу в рясах, держащую иконы. Это сборище, а иначе его никак не назовешь, разительно отличалось от остальных паломников.

Во–первых, даже невооруженным взглядом было видно, что все они беспробудно пьяны. Некоторые еле держались на ногах. Другие как–то умудрялись держать в руках иконы.

Так же в объектив телекамер попало трое пьяных рабочих кладбища с лопатами. Они уже готовы были выкопать гроб несчастного.

Удивительно, но похоже, предстоящее мероприятие окружающие воспринимали нормально.

Ну, а действительно, — воли церкви–то, противиться не след. Тем более, когда со святыми дела имеешь. Тут уж положись на святых отцов.

Петрович переключил канал.

8 9 0

Славик и Лена возглавляли процессию, нанятых ими заблаговременно для всей этой операции, бомжей, несших иконы и выкопанный гроб Виталика. Молодые люди перешептывались.

— Черт, это же, хрен знает как нелепо, — шипел на девушку парень. — Откуда ты взяла весь этот сброд, черт возьми? Что другого способа не было? Дальше то, что будем делать?

— Заткнись, — сказала сквозь зубы Лена, — я думаю.

Вдруг Славика по плечу кто–то постучал. Это был предводитель всей бомж–бригады Рашпиль.

— Ну, вы это…, — бомж икнул, — мы договаривались только до того холма. До дороги. Если дальше, вы, это, бабла подкиньте.

Лена достала откуда–то ловким движением пачку купюр и протянула их в грязную руку бомжа. Рашпиль ухмыльнулся, спрятал деньги и процессия направилась дальше.

788

Все имело свое объяснение. Наверное, даже здесь. Хотя Алексей не был уверен по поводу последнего. Вот уже более двух недель они находились в каюте космического корабля Фрига. Да. Фрига — женское имя. У английский моряков было поверье, что женщина на корабле к беде. Дело в том, что корабль у англичан женского роду. Он мог приревновать экипаж.

Как оно было в космосе Алексей не знал. Тем более не совсем в настоящем, а ещё и в космосе хаоса. Тем более, что корабль, по словам Харона сам был кругом Хаоса — все может быть.

Если бы ты, Путник, посмотрел на корабль издалека, то тебе бы представился раскрытый зонт, рукоятка которого была параллельна земле. Да, — так и летел корабль. Лишь только он оторвался от песков Одиума и вышел в открытый космос, лепестки космического паруса раскрылись. Вот тогда он и стал напоминать зонтик. Гонимый солнечным ветром, которого тут и не было, спутники, на борту корабля, в числе экипажа летели на шестой круг ада. Полет протекал вполне спокойно. Парни даже не верили, что это может быть адом. Торвальд был сосредоточен. Расслабляться было нельзя.

— Торвальд, — спросил Алексей у варяга, находясь в их каюте, — я все–таки ничего не понимаю.

— Чего? — отозвался варяг.

— Ну, вот есть смертный мир, то есть наш. А есть пустоши — типа тамбур. А есть ещё навь — как бы мир мертвых. И есть ад.

— Ну да, — проговорил Торвальд.