Майя (СИ)

Когда Лобсанг открыл глаза, он сказал мне странные вещи. Он сказал, что истина открывается всякому, кто искренне ее ищет, и люди не находят ее не потому, что она закрыта за семью печатями, а потому, что они только делают вид, что ищут ее, а на самом деле ищут что-то другое, но не хотят в этом себе признаться. Он сказал, что даже среди тибетских монахов много таких, которые не ищут истину, которые даже во время медитации думают о том - скоро ли они достигнут просветления, и о том - когда еще не поздно будет уйти из монастыря, жениться и завести свое хозяйство, если их практика не будет идти успешно.

Он сказал, что события, случающиеся с обычным человеком, никуда не ведут, потому что обычного человека не интересует истина, его интересует имущество, внимание других людей, получение впечатлений, споры о том и о сем, и в результате жизнь превращается в помойку, и события, случающиеся с ним, это просто одна из секций этой помойки.

Он сказал, что есть простой способ найти свой путь во всех смыслах этого слова - и в самом простом, и в самом глубоком. Для этого надо "услышать" особый зов изнутри, и когда ты его "услышишь", ты никогда не спутаешь его с чем-то другим, ты никогда не предпочтешь что-то иное этому зову, он будет казаться самым сокровенным, самым сладким, самым высоким в твоей жизни, и именно потому этот зов и будет указывать на твой путь, и он сам станет твоим путем, потому что тебе придется менять свою жизнь для того, чтобы он не покидал тебя, чтобы "слышать" его чаще и глубже, чтобы становиться тем, что он открывает в тебе.

Он подчеркнул, что слово "слышать" он употребляет в переносном смысле, что когда возникает этот зов, то ты сам становишься им, и нет никого, кто мог бы его слышать - ты сам и являешься этим зовом.

Сказав все это, он замолчал и вопросительно посмотрел на меня, словно пытаясь почувствовать - как я отношусь к сказанному. На этот раз проблем с вопросом не было, и я сразу же его задал: "Лобсанг, КАК сделать так, чтобы услышать этот зов. ЧТО мне делать, Лобсанг - что конкретно делать?"

Он кивнул и сказал, что для того, чтобы услышать зов, надо стать тихим, очень тихим внутри, потому что когда наша омраченная жизнь шумит, когда мысли, желания, негативные эмоции непрерывно сменяют друг друга, то в этом шуме тебе не услышать этот тихий зов. Когда зов рождается, он звучит очень тихо, и лишь после долгой практики он начинает звучать все громче и громче, пока не приобретет полновесное звучание, которое захватывает целиком, каждую клеточку души и тела, наполняя тебя могучей блаженной вибрацией. Я вижу, сказал он, что тебе знакомо то, о чем я говорю.

Я удивился его словам и даже собрался было сказать, что он ошибается, что у меня никогда ничего такого не было, и я хоть и понимаю то, о чем он говорит, но лишь интеллектуально, я понимаю лишь описание, а не само переживание. Но Лобсанг так смотрел на меня, что я замолчал, едва начав, и тут меня осенило - ну конечно же, это именно ТО - тот "звук" из сна! Лобсанг точно выразил то, что мне не удавалось выразить самому - то, что этот звук и вовсе не был звуком, просто слово "звук" было наиболее подходящим, и он был насыщен этой удивительной полнотой, в которой есть все. Это был именно зов, который никуда не зовет, который и есть сам путь. Туманные воспоминания снова вспыхнули очень ярко, я снова пережил все это очень отчетливо, и Лобсанг, улыбнувшись, кивнул - "вот видишь..."

- Спросил ли ты его - как стать тихим, как это сделать? - Я была немного разочарована услышанным, я так и ждала, что теперь последует что-нибудь вроде "успокой свой ум" или "постигни, что все в этом мире иллюзия" или "представь, что все живые существа в прошлой жизни были твоими матерями и полюби их всех", после чего можно будет вставать и ехать домой, тем более что уже пора ужинать.

Я подтянула ноги и начала обуваться.

- Да, конечно спросил. Он сказал - прежде всего надо прекратить испытывать негативные эмоции.

- Ага, ну понятно...

Я затянула шнурки и встала, ноги слегка затекли.

- Пошли, Дэни, уже пора, я проголодалась и немного устала, а нам еще полчаса скакать обратно до подъемника.

Обратно мы ехали молча, порой переходя на мелкую рысь, я в самом деле устала, говорить ни о чем не хотелось. Словно вторя моему настроению, снова наполз туман, клочьями повисая на приземистых деревьях, обдавая сыростью.

- Прощай, морда! - Я потрепала свою лошадь, отдавая поводья конюху. - Больше мы с тобой не увидимся, наше совместное путешествие закончилось.

Глядя в ее большие глаза, я внезапно так остро ощутила боль расставания, что захотелось расплакаться. Я никогда, никогда больше ее не увижу, никогда... вечность разводит нас, и когда-нибудь она развеет и меня саму... как это глупо - вдруг испытать боль расставания с какой-то лошадью... да нет, не глупо, просто прорвалось что-то внутри и больше не хочет зарастать.

До машины мы шли тоже в полном молчании. Шафи, увидев меня, повеселел (соскучился, видать:), галантно распахнул дверь.

- Мэм.

- Спасибо, Шафи. Пока, Дэни, заглядывай в гости, если будет желание. Можно прямо сегодня вечером, только попозже, мне хочется поужинать и поваляться в кровати, может я даже немного посплю, а часиков в девять приезжай к моему "отелю", посидим, поболтаем еще. Шафи, ведь если он возьмет шикару, лодочник сможет по названию найти твой дом?

- Да, мэм, разумеется, это то же самое, что и в городе. Вот, на всякий случай, - он протянул Дэни визитку.

- Я обязательно приеду сегодня. Если ты будешь спать, я могу тебя разбудить?

- Да. Шафи, покажешь Дэни мою комнату.

Шафи, видимо, понял, что между нами зарождаются не только дружеские отношения, и заговорщицки подмигнул.