С тобой без тебя

Я была потрясена! Я стояла возле аналоя и плакала. Прощай, мой друг! Видно, так нам на роду написано было. Таких совпадений не бывает.

20 августа

Пора нам собираться домой, в край, о котором вполне можно сказать словами песни.

Но этот край – наш дом, и поезд мчит нас на север, где нас уже никто не ждет и не встретит.

22 августа

Вчера ездила с твоими родными на кладбище. Поплакали, поправили цветы на могиле, помянули, как принято по христианскому обычаю.

А небо было такое высокое, голубое и такое бездонное, что, глядя в него, мне захотелось воспарить над грешной землей и умчаться в дальние дали, туда, куда ушел ты, где и меня ждут. Но рад бы в рай, да грехи не пускают!

А кто здесь будет сына до ума доводить? А кто напишет книгу о тебе, о жизни и смерти, о Боге? Если не я, то кто?!

Сегодня надо приступать к работе над книгой. Пора!

Все это время я вела дневники, проживала, осмысливала горе, собиралась с силами. А теперь пора.

Вечером, когда мы сидели за столом и поминали тебя, по телевизору показывали программу Киселева о гибели самолета ТУ-154, в котором летели 170 пассажиров.

22 августа в стране объявлен траур.

Теперь я по-настоящему понимаю, что такое горе.

Поздно, почти в одиннадцать вечера, села за компьютер и начала печатать свою будущую книгу. Писалось легко, руки словно сами ложились на клавиатуру. Столько хочется сказать, столько надо выплеснуть из себя…

Не хочу даже думать о том, что что-то не получится. Получится!

Ведь я пишу буквально кровью, текущей из моего раненого сердца!

А ночью мне приснился сон, будто у меня очень сильно разболелась челюсть и раздуло десну снизу, у крайних зубов. Боль была очень сильной, я еле сдерживала стон. И вот я заглядываю себе в рот и вижу: десна прорвалась и отодвинулась, а внутри появился новый, очень белый и здоровый зуб, пока еще очень маленький, точнее, даже его верхушка… Зубчик!

И я проснулась. Сон однозначно говорил, что начало новому делу положено.

А я теперь привыкаю доверять подсознанию.

Кириллу выплатили страховку, положенную за отца, погибшего в ДТП. Интересно, что сумма страховки – 118 тысяч 808 рублей.

1 + 1 + 8 + 8 + 0 + 8 = 26, или 2 + 6 = 8.

Я уже писала о том, что цифры 26 и 8 для меня не простые.

Эта выплата – твой последний выдох!

Оле Петуховой 20 августа исполнилось 44 года. Опять восьмерка.

Интересно, что и Сергею, погибшему вместе с тобой, этим летом тоже исполнилось бы 44.

Тебе в декабре было бы 48 лет

Над этим стоит подумать, порассуждать, поискать необходимую информацию в умных книгах. Это мой путь, и я пойду по нему.

Вечером сидели с сыном у твоих родителей за столом, много говорили о тебе, вспоминали различные случаи из жизни. Кроме родителей была твоя сестра Ольга и ее дочь Катерина.

Твоя мать рассказывала, что месяца за два до твоей гибели она потеряла свой нательный крестик. Перерыла всю квартиру, перетрясла каждую тряпочку в поисках – нет нигде. Она уже думала, что может случиться что-то плохое, а 8 мая зашла в спальню и увидела на шелковом, довольно скользком покрывале этот крестик. Как он удерживался на скользком покрывале, да еще и на покатой поверхности?

Разговор на разные темы продолжал свое неспешное движение и дошел наконец до моих родителей и до книг, которые они пишут. Спокойная и размеренная беседа постепенно стала приобретать другую окраску, наполняться энергией и из позитивного обмена мнениями все больше напоминать откровенный «накат» на творчество Тихоплавов со стороны твоей сестры.

Твоя сестра – худенькая, миниатюрная женщина сорока одного года, доктор философских наук, профессор Саратовского университета, обычно спокойная и уравновешенная женщина, вдруг из милого, безобидного существа превратилась в сильно разгневанную особу, которая, почти не владея собой, стала клеймить почем зря книги моих родителей и все их творчество. И это в то время, когда из разных уголков России, из всех стран СНГ и из многих стран мира, таких как Америка, Канада, Германия, Израиль и даже Австралия, буквально потоком идут к ним письма и телефонные звонки с благодарностью и просьбой писать дальше.

Глаза твоей сестры сверкали, голос буквально срывался на высоких нотах, тонкие руки дрожали и заламывались от мощи извергающегося негодования! Я с удивлением смотрела на этого человека, которого знала много лет, а, по сути, не знала совсем. Ярость и мощь ее гнева впечатляли. Мне было горько и больно слушать твою сестру. Временами поднималось огромное желание ответить «ударом на удар», но я сдерживалась из последних сил. Ведь все это происходило в доме твоих родителей, на глазах нашего сына и под взглядом твоих глаз, смотревших с портрета, поставленного на стол еще в день твоих похорон вместе с рюмкой водки.

Я умею бороться, могу постоять за себя, но в тот вечер я почти не защищалась. По тону, по глазам, по отдельным фразам этой женщины я поняла, что мои потери в этом году не ограничатся тобой. Я была чужая, когда 28 лет назад ты впервые привел меня в этот дом, в свою семью, чужой и осталась! Ничего удивительного в этом нет. Редко когда бывает наоборот.

Катализатором размолвки могло быть все, что угодно. Ты ведь погиб, и тебя больше нет! Что миндальничать с твоей бывшей?

А я не бывшая! Я твоя жена, Богом данная, потому что браки заключаются на Небесах.

Сын оценил мою сдержанную позицию и высказал свое восхищение тем, что мама так сумела подняться над собой. «Я бы не смог сдержаться», – уже дома резюмировал он происшедший инцидент, заглядывая в мои глаза, в которых была далеко не пушистая покорность.

Господи, спасибо, что удержал меня!

А сестре твоей я не судья. Может, ее пожалеть надо, но на это у меня душевных сил уже не хватило. Я сама еще учусь многому, в том числе и прощать обидчиков своих тоже.