Пришествие фей

Занимая место «инкуба», монах принимает на себя и функции последнего — получается эдакий гибрид организованной религии и язычества. В гораздо более положительном свете католические священники представали в фольклоре. Так, встреча с пастором — возможно, из-за его связи с похоронами — считалась несчастливой как для охотников, так и для рыбаков. Повстречав священнослужителя, последние возвращались домой или отказывались выходить в море. Тем не менее, рыбаки с острова Мэн делали исключение для католических священников. Встреча с ними не грозила бедой, в отличие от столкновения с пастором-протестантом. Считалось, что католики лучше управляются с нечистой силой, так что рядом с ними безопаснее.

Общественная элита была менее терпима. Ассоциации как народных суеверий с католичеством, так и наоборот, католичества с верой в магию, продержались до XIX века. Уже позже католическое прошлое начали воспевать как эпоху рыцарства, а до того, даже во второй половине столетия XVIII-гo, отношение к дореформационной Англии оставалось негативным. По словам ранней феминистки Мэри Уолстонкрафт, отреагировавшей на речь Эдмунда Берка в защиту католичества в революционной Франции, английское прошлое было ни чем иным, как «бесполезным гобеленом, украшавшим груду готических обломков, и гудящим колоколом, что сзывал на молитвы жирных попов». По мнению как консервативных, так и либеральных деятелей, католичество выступало тем единственным, что отделяло просвещенную Англию от дебрей язычества, будучи при этом наполовину языческим. Английский поэт XVII века Роберт Геррик напрямую связал «старую веру» с религией фейри в шуточном стихотворении «Храм Фейри, или Часовня Оберона». Во время воображаемой экскурсии по эльфийской часовенке, поэт замечает высушенных насекомых, установленных в нишах на манер статуй святых. Как объясняет Геррик, религия фейри смешанная — «наполовину языческая, наполовину папистская». Вопрос о взаимосвязи католичества с язычеством приобретал особенную остроту, когда дело касалось «ирландского вопроса». В своих тирадах противники ирландской независимости выставляли соседний остров чем-то вроде живого анахронизма, а его жителей — невеждами, не умеющими отличить истины от вымысла, веры в триединого Бога от небылиц о фейри.

К язычеству Реформация была не менее сурова. Под запрет попали не только католические обряды, но и «языческие суеверия», в частности майский шест. От его откровенно неприличного вида пуритане приходили в ярость, а пляски вокруг майского шеста казались им подобием вакханалии. Народные танцы и музыка в одночасье стали возмутительными, народная магия — служением Сатане, за которое можно было поплатиться жизнью. Новый порядок затронул даже баллады. В середине XVI века Церковь осудила издание баллад и популярных песен. Сборники скабрезных песенок следовало сжигать по обнаружении. Другой подход заключался в использовании известных мелодий в целях пропаганды: «неприличные» баллады переписывали, под знакомый мотив подгоняли благонамеренные строчки — и свежий гимн готов! Старый посыл баллад заменяли новым, религиозным, почти так же, как некогда католическая церковь привязывала новые христианские праздники к языческим.

Отношение к фейри среди ярых приверженцев новой веры было сугубо отрицательным и формировалось по принципу «кто не с нами, тот против нас». В мире, четко поделенном на черное и белое, дьяволово и Божье, положение фейри изменилось. Хотя во многих традициях происхождение фейри связано с падшими ангелами, низвергнутыми на землю, это генеалогическое древо далеко не единственное. Как скандинавские, так и английские легенды величают их «немытыми детьми Евы», которых праматерь спрятала от Бога, внезапно нанесшего ей визит. Ева попросту не успела выкупать свое многочисленное потомство, так что устыдилась и убрала грязных ребятишек с глаз долой. В то время как чистые дети получили благословение, чумазые остались ни с чем. А раз уж они оказались недостойны Божьего взора, то остались сокрытыми навеки. Но хотя в ирландской сказке фейри спрашивают у священника о своих шансах на Спасение и получают отрицательный ответ, они все же не прокляты, просто не благословлены. Фейри населяют лиминальное пространство, балансируя на стыке черного и белого, там, где четко разграниченные цвета сливаются в серый (или уж каким-то невероятным образом превращаются в зеленый).

В балладе о Томасе Рифмаче королева фей повествует о трех дорогах: одна из них, самая приятная с виду, на самом деле ведет в ад. Другая, заросшая терниями, бежит к райским вратам, да только мало кто ее выбирает. Но есть и третья дорога — та самая, что уводит в Волшебную Страну. Таким образом, мир фей оказывается альтернативным по отношению к обеим христианским парадигмам. Это не добро и не зло в теологическом понимании. Волшебный мир существует сам по себе, дразнит и завораживает своей неопределенностью. Именно на этой, третьей дороге, рьяные пуритане поставили кордон. Всем прохожим было велено выбирать одну из двух оставшихся.

Фей, вместе с призраками и ведьмами, насильно присоединили к свите Сатаны. Среди бумаг в приходе Лэмплаг (Камбрия) был обнаружен реестр смертей за период с 1658 по 1663 год. Помимо других, более банальных причин смерти, там значилось:

Возможно, клерк таким образом скрашивал скучные часы, занятые подсчетом смертей от дифтерии и родильной горячки. Однако не менее вероятно, что сверхъестественные причины смерти также принимались на веру. Поскольку фольклорные существа обрели демонические черты, общение с ними приравнивалось к колдовству. Так, в 1576 году в колдовстве обвинили англичанку Бесси Данлоп, а в 1588 году по такому же обвинению осудили Элисон Пирсон. Обе женщины дали показания, что принимали помощь от фейри и несколько раз встречались с королевой фей. Хотя обвиняемые утверждали, что использовали свои способности исключительно на благо общины, обеих сожгли на костре.

Период со второй половины XVI до середины XVII века стал эпохой активной охоты на ведьм в Англии и Шотландии. В то время как Церковь насаждала суровые постулаты веры, простой люд рад был свести счеты с недругами, отомстить за старинные обиды, проучить заносчивых соседей. Показательной в этом отношении является история Анны Гюнтер, которая в 1604 году заявила о своей одержимости нечистым духом. С девушкой случались припадки, она теряла слух и зрение, голодала неделями, кидалась на родню, и, что страшнее всего, сотнями изрыгала булавки. В своих несчастьях Анна обвинила трех соседок, однако в ходе затяжного процесса выяснилось, что против них девушку настраивал ее отец, Брайан Гюнтер. За несколько лет до того, во время игры в мяч, он пырнул ножом родственников одной из обвиняемых, и между семьями началась война. Чтобы нанести удар соседям, Гюнтер использовал родную дочь — заставлял ее вдыхать дым от горящей серы, избивал ее и втыкал в нее булавки. Запуганная Анна не смела никому рассказать, что творится у нее дома. Конфликты между односельчанами были первопричиной и многих других ведовских процессов. Воистину, вред от фольклорных существ не может сравниться с тем злом, которое способен причинить сосед через дорогу.

За религиозной революцией последовала еще одна, научно-техническая, которая нанесла традиционным верованиям сокрушительный удар. Мир уподобился часам, некогда заведенным Богом-механиком. Мерное тиканье заглушило песни фей. Новое рациональное мышление не оставило места для волшебства. В эпоху Просвещения отпала необходимость запрещать обряды и верования на законодательном уровне. Достаточно было высмеять их как удел глупцов. Отношение к суевериям напоминало реакцию седовласого ученого мужа, нашедшего свою детскую погремушку — иногда смущение пополам со снисходительностью, порой откровенная насмешка. Рациональному субъекту не должно возиться с игрушками и слушать сказки. Он обязан стремиться к развитию интеллекта, познанию окружающего мира, накоплению капитала.