Жизнь-в-сновидении

На следующий день я объехала город и его окрестности, а ночью, хотя и была утомлена, пыталась бодрствовать. Когда в конце концов я заснула, в ужасном кошмаре я увидела темное амебообразное создание, крадущееся ко мне от изножья кровати. Радужные щупальца высовывались из его кавернозных пор. Когда существо наклонилось надо мной, я слышала, как оно тихо вздыхало, издавая короткие скрипящие звуки, которые превращались в хрипы.

Мои вопли заглушались его радужными нитями, затягивающимися вокруг моей шеи. Создание, как я откуда-то знала, было женщиной. Когда тварь навалилась на меня сверху и стала душить, все вокруг почернело.

Этот неопределимый во времени момент между сном и бодрствованием был в конце концов прерван настойчивым стуком в мою дверь и озабоченными голосами постояльцев гостиницы, раздававшимися из холла. Я включила свет и пробормотала через дверь какие-то извинения и объяснения.

Моя кожа все еще ощущала кошмар как липкий пот, и я пошла в ванную. Когда я взглянула в зеркало, то едва сдержала крик. Красные линии, пересекающие мое горло, и равномерно распределенные красные точки, сбегающие вниз по груди, выглядели как незаконченная татуировка. В безумном состоянии я упаковала свои сумки. Было три часа ночи, когда я вышла в пустынный вестибюль, чтобы заплатить по счету.

— Куда это ты собралась в такое время? — спросила меня Делия Флорес, появляясь из двери позади конторки. — Я слышала о твоем кошмаре. Ты взбудоражила всю гостиницу.

Я так обрадовалась, увидев ее, что обняла ее и зарыдала.

— Ну, ну, не плачь, — бормотала она успокаивающе, поглаживая мои волосы. — Если хочешь, можешь спать в моей комнате. А я буду охранять тебя.

— Ничто в этом мире не заставит меня остаться в этой гостинице, — сказала я. — Я возвращаюсь в Лос-Анжелес сию же секунду.

— У тебя часто бывают кошмары? — спросила она небрежно, подводя меня к потрескавшейся старой кушетке в углу.

— Время от времени. Всю жизнь я страдаю от ночных кошмаров, — ответила я.—Ив каком-то смысле даже привыкла к ним. Но в эту ночь все было не так. Это был самый реальный, самый жуткий кошмар, который мне пришлось перенести.

Она бросила на меня оценивающий долгий взгляд и затем сказала, лениво растягивая слова: — Ты не хотела бы избавиться от своих кошмаров? — Когда она произносила это, то бросила полуукрадкой быстрый взгляд через свое плечо в направлении двери, как если бы кто-то мог оттуда нас подслушивать. — Я знаю кое-кого, кто действительно может помочь тебе.

— Конечно, я бы не отказалась, — прошептала я, снимая шарфик с шеи, чтобы показать ей красные отметины. Я рассказала ей в деталях о своем кошмаре. — Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное? — спросила я.

— Выглядит достаточно серьезно, — произнесла она, внимательно исследуя линии, проходящие поперек моей груди. — Тебе действительно не следует уезжать до тех пор, пока ты не встретишься с целительницей, о которой я говорила. Она живет приблизительно в ста милях к югу отсюда. Всего около двух часов езды.

Меня очень обрадовала возможность встретиться с целительницей. С самого рождения я пользовалась подобными услугами в Венесуэле. Как только я заболевала, мои родители вызывали врача, а сразу после его ухода наша домоправительница-венесуэлка укутывала меня и вела к целителю. Когда я стала старше и не хотела больше лечиться у знахаря — никто из моих друзей не делал этого — она убеждала меня, что не будет никакого вреда от того, что будешь защищена дважды. Привычка настолько крепко укоренилась во мне, что когда я переехала в Лос-Анжелес, то, заболевая, встречалась как с врачом, так и с целителем.

— Ты думаешь, она примет меня сегодня? — спросила я. Увидев непонимание на ее лице, я напомнила, что уже воскресенье.

— Она примет тебя в любой день, — заверила меня Делия. — Почему бы тебе просто не подождать здесь, и мы сейчас же отправимся к ней. У меня не уйдет и минуты, чтобы собрать вещи.

— С какой стати ты сворачиваешь со своего пути для того, чтобы помочь мне? — спросила я, внезапно придя в замешательство от ее предложения. — Ведь я для тебя совершенно незнакомый человек.

— Совершенно верно! — воскликнула она, подымаясь с кушетки. Она снисходительно взглянула на меня, как будто ощущала возникшие у меня сомнения. — Что может быть лучше? — задала она риторический вопрос. — Помочь совершенно незнакомому человеку — это безрассудное действие, или акт большого самообладания. Мой случай — это последнее.

Не зная, что сказать, я не нашла ничего лучшего, как уставиться в ее глаза, которые, казалось, воспринимали мир с изумлением и любопытством. В ней было что-то странно успокаивающее. Дело было не только в том, что я доверяла ей, — мне казалось, что я знакома с ней всю жизнь. Я чувствовала существующие между нами связь и близость.

Когда я наблюдала, как она исчезла за дверью, чтобы взять свои вещи, я собралась связать и закрепить багаж в автомобиле. Мне не хотелось оказаться в затруднительном положении, проявив дерзость, что так много раз случалось прежде. Но какое-то необъяснимое любопытство удержало меня, несмотря на хорошо знакомое ноющее чувство тревоги.

Я прождала около двадцати минут, как вдруг женщина, одетая в красный брючный костюм и туфли на платформе, вышла из двери за конторкой клерка. Она задержалась под лампой. Обдуманным жестом она откинула назад свою голову так, что локоны ее белокурых волос замерцали на свету.

— Ты не узнала меня, не так ли? — Она весело улыбнулась.

— Это на самом деле ты, Делия? — воскликнула я в удивлении, с раскрытым ртом уставившись на нее.

— Ну, а как ты думала? — Все еще посмеиваясь, она шагнула со мной на тротуар по направлению к моей машине, припаркованной перед гостиницей. Она швырнула свою корзину и вещевой мешок на заднее сидение моего маленького автомобиля с откидным верхом, затем села рядом со мной и сказала:

— Целительница, к которой я везу тебя, говорит, что только очень молодой и очень старый человек могут позволить себе выглядеть вызывающе.

Прежде чем я успела напомнить ей, что к ней не относится ни то, ни другое, она призналась мне, что она значительно старше, чем кажется. Ее лицо сияло, когда она повернулась ко мне и воскликнула:

— Я напяливаю это обмундирование, потому что люблю поражать моих друзей!

Имела она в виду меня или целительницу, она не сказала. Конечно же, я была поражена. И это касалось не только ее нарядов, которые сильно отличались по стилю, — изменилась вся ее манера поведения. Не осталось и следа от надменной, настороженной женщины, которая проехала со мной от Ногалеса до Эрмосильо.

— Это будет самое очаровательное путешествие, — произнесла она, — особенно если мы откинем верх. — Ее голос звучал счастливо и мечтательно. — Я обожаю путешествовать ночью в машине с откинутым верхом.

Я охотно выполнила ее пожелание. Было почти четыре часа утра, когда мы оставили позади Эрмосильо. Небо, неяркое и черное, испещренное звездами, казалось самым высоким из тех, что мне приходилось видеть. Я ехала быстро, тем не менее казалось, что мы вообще не движемся. В свете фар без конца появлялись и исчезали шишковатые силуэты кактусов и мескитовых деревьев. Казалось, что они все были одной и той же формы, одного и того же размера.

— Я упаковала с собой несколько сладких булочек и полный термос чампуррадо, — сказала Делия, доставая свою корзину с заднего сидения. — Утро наступит до того, как мы доберемся до дома целительницы.

Она налила мне полчашки густого горячего шоколада, приготовленного с маисовой мукой, и накормила рулетом по-датски, давая мне кусочек за кусочком.

— Мы проезжаем через волшебную страну, — сказала она, прихлебывая восхитительный шоколад. — Волшебную страну, населенную воюющими людьми.

— Что это за воюющие люди? — спросила я, стараясь, чтобы это не прозвучало снисходительно.

— Яки, народ Соноры, — сказала она и замолчала, вероятно оценивая мою реакцию. — Я восхищаюсь индейцами яки, потому что они постоянно воевали, — продолжала она. — Сначала испанцы, а затем мексиканцы — не далее как в 1934 году — испытали храбрость, хитрость и безжалостность воинов яки.