Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма

Что справедливо в отношении алхимии, справедливо и в отношении философии истории Св. Августина. Скрещение "града земного" и "града Господня", увиденное, в частности, Св. Августином в истории Израиля и Римской империи, ныне трансформировалось, сохраняя свою бессмертную сущность, в скрещение спасения и эволюции, скрещение религии и науки и, в конечном счете, в скрещение ora et labora ("трудов и молитв"), или благодати и усилий. Вот так и мировоззрение Св. Августина живет в радуге современного синтеза спасения и эволюции.

А что справедливо в отношении алхимии и Св. Августина, то справедливо и в отношении всех прочих составляющих -античных, средневековых и современных - синтеза спасения и эволюции. Труд всех тех, кто проповедовал путь - мистический и духовный путь очищения, просветления и единения, либо исторический и социальный путь прогресса цивилизации посредством расширения и утверждения социальной и нравственной справедливости, либо биологический путь эволюции от сферы химических элементов к сфере живых организмов, а от нее - к сфере существ, наделенных разумом и речью, - все эти труды, повторю я, наставляющие нас на путь индивидуального и коллективного совершенствования, сияют теперь полным блеском в радуге синтеза спасения и эволюции, в радуге надежды человечества. Ибо радуга эта есть традиция в полном ее расцвете - живая традиция, достигшая определенной степени яркости. А посему не забудем же слов поэта (61: р. 19):

Придавая значение традиции, нельзя обойти стороной поэзию. Вся Библия дышит поэзией -эпической, лирической, драматической -точно так же наполнена поэзией и книга "Зогар".

Основные труды Сан Хуана де ла Крус - это всего лишь комментарии к его же собственным отдельным поэтическим произведениям. Поэтический импульс настолько мощно звучит во всех трудах Тейяра де Шардена, что его критики - как я понял из беседы с одним из них - именно в этом усматривают главную слабость, заслуживающую осуждения с научной, философской и теологической точек зрения. Но критики ошибаются, ибо поэзия - это порыв, а порыв дает крылья воображению, а без крылатого воображения, если оно направляется и контролируется строгими законами последовательности и соответствия фактам, невозможен никакой прогресс. Невозможно обойти поэзию, ибо невозможно обойтись без порыва воображения. Только не следует, разумеется, давать полную волю тому воображению, которое пребывает в поиске великолепия, а не истины. Что же до воображения, любящего истину, т. е. стремящегося только к тому, что соответствует фактам и здравому смыслу, то такое воображение в сфере человеческих усилий мы и именуем "гением" или плодотворностью.

То же касается и герметизма. Что представляет собой Изумрудная Скрижаль Гермеса Трисмегиста, как не образчик высокой поэзии? Разумеется, это не "одна лишь поэзия" в ее изначальном и непосредственном значении словесной и музыкальной эстетики, поскольку она выдвигает великую мистическую, гностическую, магическую и алхимическую догму, но это и не сбивчивый прозаический трактат. Это песнь истины, охватывающей все три мира.

А что же Старшие Арканы Таро? Не являются ли и они обращением к крылатому воображению в рамках и в направлении, соответствующем каждому из них? Они суть символы. Но как иначе поступать с символами, если не прилагать к ним вдохновенное воображение, направленное на их значение, через волю, подчиняющуюся законам здравого смысла и в соответствии с внешними и внутренними - материальными и духовными - фактами опыта? Ведь поэзия - это не просто проблема вкуса, но, скорее, проблема плодовитости (или бесплодия) духа. Без поэтического настроения невозможно подступиться к жизни герметической традиции.

Будем же любить поэзию и почитать поэтов. Ибо поэты, а не герцоги, графы и маркграфы составляют истинную аристократию человечества. Человек благороден (в смысле благородства сердца) в той степени, в какой он является поэтом в душе. А поскольку во всякой человеческой душе живет одновременно и священник, и аристократ, и рабочий, преступно подавлять живущее в нас благородство, придавая чрезмерное значение практическим задачам либо всецело посвящая себя спасению души. Наоборот, облагородим наши труды и религию, привнося в них поэтическое вдохновение. Это нимало не унизит и не исказит функции священнослужителя и рабочего. Пророки Израиля были великими поэтами, а воспетый Св. Павлом гимн любви (caritas) - это поэтическое произведение, по сей день не имеющее себе равных. Что касается труда, то радость в нем присутствует лишь в той мере, в какой он своим участием в поэтическом порыве "великого человеческого свершения" возвышен над духом рабства.

Как бы там ни было, мы обязаны создать прецедент, рассматривая проблему поэзии в главе о Семнадцатом Аркане Таро, Аркане воды, которая над твердью, и воды, которая под твердью; Аркане надежды и непрерывности. Ибо поэзия -это слияние верхних и нижних вод второго дня творения. Сам поэт - это та точка, в которой встречаются эти разделенные воды и образуется единый поток надежды и непрерывности.

Только тогда, когда встречаются, объединяются и начинают вибрировать вместе поток человеческого кровообращения, несущий в себе непрерывность, и свет надежды, этой крови духовного мира и всех небесных иерархий, возникает поэтический опыт. Поэтическое вдохновение есть единение крови свыше (надежды) и крови снизу (непрерывности).

Вот почему необходимо пройти через воплощение, т. е. испытать биение горячей земной крови, чтобы создавать поэтические произведения, причем произведения, имеющие значение не только субъективное (сетрамы), но и объективное (мантры). Чтобы могли появиться на свет, к примеру, Псалмы Давида, необходимо было погружение в горячую человеческую кровь, т. е. воплощение, а затем возвышение над нею и слияние со светоносной кровью небес, т. е. с надеждой. Псалмы Давида были рождены не на небесах, а на земле. Но, появившись на свет, они вошли в арсенал магических мантр не только на земле, но и на небесах. Ибо мантры, т. е. магические формулы Псалмов, используются как таковые не только теплокровными существами, т. е. людьми, но и существами со светоносной кровью - сущностями из небесных иерархий.

Мантры - магические формулы трех миров - порождены союзом тепла и света: земной крови, носителя непрерывности, и небесной крови, носителя надежды.

С другой стороны, всякое человеческое слово может стать магическим, если оно настолько искренне, что ускоряет поток крови, и в то же время преисполнено такой веры, что приводит в движение светоносные воды надежды свыше. За "великим воплем", изданным Иисусом Христом на Кресте, когда Он испустил дух (срв. Мф. 27: 50; Мк. 15: 37), последовало землетрясение - "...завеса в храме разодралась надвое, сверху до низу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись..." (Мф. 27:51 -52) - ибо этот вопль содержал в себе магию последней пролитой капли человеческой крови и целого океана надежды мира.