Три жизни

«Эй, ребята, подготовьте это тело к выносу немедленно! Набросайте стружек в ящик под номером сорок девять, а затем уложите туда этого парня. Из него не должно течь, но мы должны застраховаться», – закричал шеф, возвратившись в комнату. Он приплясывал, держа в руках большую пачку бумаг. «Они хотят, чтобы похороны состоялись сегодня в два тридцать. Немного спешат». С этими словами он удалился.

Герти и один из ребят перевернули тело Молигрубера, подложив под него веревки, затем вытащили концы с другой стороны. Затем сквозь петли продели небольшие крюки, тело подняли в воздух, и оно заскользило как вагонетка на рейках. Тело остановилось в конце комнаты, где стояло то, что они называли «футляром», на стенке которого красовались цифры 49, написанные мелом. Крышка «футляра» была открыта. Ассистент подошел к большой бочке и достал оттуда опилки, которые насыпал равномерно на дно гроба, пока не образовался слой толщиной около шести дюймов. Затем тело Молигрубера опустили в гроб. Девушка сказала: «Я думаю, что все будет нормально. Я подвязывала ему челюсть и, конечно же, вставила затычку, так что из него не должно течь. Но на всякий случай давай подсыплем еще немного опилок вместо стружки. Шеф не узнает». Итак, они взяли еще опилок из бочки и стали сыпать их сверху, пока тело полностью не покрылось ими. Затем они вдвоем подняли крышку и с размаху опустили ее на гроб. Мужчина достал пневматическую отвертку и стал закручивать ею винты, тогда как женщина вставляла их в отверстия. Затем она взяла в руку влажную тряпку и тщательно стерла ею номер, написанный на гробе мелом. Гроб, или футляр, сняли с козел и переставили на тележку. На гроб натянули алый покров и повезли в траурный зал.

Начальник, сейчас одетый как и подобает директору погребальной конторы – в строгий темный костюм, с шелковой шляпой на голове, засуетился и закричал: «Вывозите его отсюда побыстрее. Давайте, пошевеливайтесь! Катафалк готов, дверь открыта и все ожидают!» Герти и второй ассистент тут же «пошевелились» и подвезли гроб к рампе, где находился специальный автопогрузчик. Собственно говоря, это была площадка со множеством роликов, начинавшаяся у рампы и доходившая до того места, где останавливался катафалк.

Ассистенты поставили гроб на погрузчик, и тот плавно покатился по роликам в кабину катафалка. Шофер завел мотор. Директор сел рядом с ним. И когда дверь гаража открылась, катафалк тронулся.

На улице их поджидала лишь одна машина. В ней сидели четверо коллег Молигрубера. Они были одеты в свои лучшие воскресные костюмы. Возможно даже, эти костюмы были взяты прямо из ломбарда. У кого-то из этих парней возникла в голове светлая идея – оставлять выходные костюмы в будние дни в ломбарде. Таким образом все время до получки у них водились живые деньги и к тому же перед тем, как возвратить костюмы, ростовщик всегда отдавал их в чистку.

Бедняга Молигрубер, казалось, был привязан к своему телу невидимыми нитями. Куда бы ни передвигался гроб, Молигрубер в своей астральной форме неотлучно следовал за ним. Здесь он был не в силах что-либо сделать. Он находился приблизительно в десяти футах над телом и заметил, что может беспрепятственно проходить сквозь стены, полы и потолки. Наконец он попал в катафалк, и катафалк выехал на улицу. Директор погребальной конторы, высунувшись из кабины, закричал четверым мусорщикам, поджидавшим их: «Все в порядке, ребята! Поехали!» Катафалк покатил по улицам, и четверо бывших приятелей Молигрубера поехали за ним. Фары были включены, чтобы встречные видели, что это похороны, а из окна сопровождающей машины свисал треугольный флажок с надписью «Похороны». Это означало, что они могут ехать на красный свет и полиция не сможет предъявить им обвинений в нарушении правил движения. Они ехали и ехали по шумным улицам, мимо школьных двориков, где играла детвора, и наконец приостановились у длинного подъема, ведущего к кладбищу. Директор вышел из катафалка и обратился к четверым мужчинам, сопровождающим катафалк: «А теперь держитесь поближе к нам, так как на следующем перекрестке водители всегда пытаются вклиниться между машинами, а нам задержки ни к чему. К тому же вы можете потерять нас из виду и сбиться с пути. Мы повернем направо на третьем перекрестке, а затем налево на следующем. Понятно?» Водитель сопровождающей машины кивнул головой, и директор вновь залез на сиденье. Они тронулись снова вплотную друг к другу.

Вскоре они достигли ворот кладбища. Обе машины поехали по дорожке между могил. Наконец они достигли свежевырытой могилы с деревянным обрамлением и прикрепленным к нему блоком. Двое мужчин, стоящих возле ямы, подошли к катафалку. Директор и водитель катафалка вышли, и вчетвером они открыли заднюю дверцу катафалка, вытащили гроб и направились к могиле. Четверо мусорщиков следовали за ними. «Этот человек был атеистом, – заявил директор, – потому службы не будет. Поэтому похороны обойдутся вам несколько дешевле. Мы просто спустим гроб в яму и закопаем». Четверо сопровождающих согласно закивали. Гроб подцепили хомутами и поставили на ролики. Он медленно стал опускаться на дно. Четверо мужчин подошли к зияющей яме, и один, заглянув в нее, сказал: «Бедный Молигрубер, никто в целом мире не позаботился о нем». Второй сказал: «Я думаю, что он найдет кого-нибудь, кто будет ухаживать за ним в том мире, куда он отправляется или уже отправился». Затем они возвратились к машине, сели в нее и медленно поехали с кладбища. Двое мужчин, стоящих рядом с директором, подняли доски, и холмик земли у края могилы обрушился вниз, на крышку гроба с отвратительным звуком. Директор сказал: «Да забросайте яму землей и все». После этого он развернулся и пошел к катафалку. Шофер сел на место, завел мотор, и катафалк поехал обратно.

Молигрубер так и остался висеть там, не в состоянии двинуться с места. Он посмотрел вниз и подумал: «Итак, это конец жизни? Что же мне остается делать? Куда я отправлюсь дальше? Я всегда верил в то, что все кончается со смертью. Но вот пришла смерть, я нахожусь тут, а мое тело лежит в земле. Так где же я и что со мной?» Тут раздался громкий звук, словно сильный ветер гудел в телеграфных проводах, и Молигрубер обнаружил, что вновь уносится со страшной скоростью в ничто. Ничего не было перед ним, ничего не было за ним, ничего не было с обеих сторон от него, и он уносился в ничто.

Безмолвие! Безмолвие, ничего, кроме безмолвия. Он прислушивался очень внимательно, но не мог расслышать ни звука. Не слышно дыхания, не слышно сердцебиения. Он задержал дыхание, вернее ему показалось, что он задержал, и вдруг с ужасом осознал, что его сердце не бьется, а легкие не дышат. В силу привычки он приложил руку к груди, чтобы ощутить сердцебиение. У него создалось отчетливое впечатление о том, что он действительно приложил руку к груди, отчетливое представление о том, что все работает… но там не было ничего, ничего!

Тишина становилась гнетущей. Он беспокойно задвигался. Но задвигался ли? Сейчас он не был ни в чем уверен. Он попытался подвигать ногой, затем осторожно попытался покрутить пальцем. Но нет – ничего не вышло. Не было никаких ощущений, не было ощущения движения, не было ощущения того, что вообще что-то ЕСТЬ. Он откинулся назад (или ему показалось, что он откинулся) и попытался успокоиться, попытался привести в порядок свои мысли. Как вы можете чувствовать себя в самой сердцевине ничего, когда вы даже себя считаете несуществующим? Но он должен существовать, иначе как же объяснить то, что он способен был мыслить, если его вообще не существовало? Он подумал о гробе, зарытом в твердую, сухую землю, которая будет все высыхать и высыхать с каждым днем под безоблачным небом и палящим солнцем. Он думал.

По мере того как он думал, возникло странное ощущение движения. Он взглянул, как ему показалось, «вниз» на могилу. Но как это могло случиться, если всего лишь секунду назад… или было ли это все секунду назад? Как мог он измерять здесь время? По привычке он вытянул руку, чтобы взглянуть на часы, но часов не было, не было и руки. Не было ничего. Но когда он смотрел вниз, то видел могилу. Его изумление все возрастало, когда он увидел, что на могиле выросла длинная трава. Как быстро растет трава? Ему стало ясно, что его похоронили не меньше месяца назад. Трава не могла вырасти такой длинной за меньшее время. Должно было пройти не меньше месяца или по крайней мере шести недель. Затем он обнаружил, что видит то, что происходит под травой, видит то, что происходит под землей. Вокруг роились маленькие насекомые, он видел червей, прокладывающих свой путь сквозь почву. Его взор проник еще глубже, и он стал различать доски гроба. Затем под крышкой гроба он увидел разлагающуюся массу. Тут же он отпрянул в отвращении и взвился вверх с пронзительным криком ужаса (или, по крайней мере, у него было ощущение крика). Он почувствовал, что дрожит всем телом, что страх пронизывает каждую его косточку, но тут же вспомнил, что не имеет костей и не имеет тела. Он оглянулся по сторонам, но снова убедился в том, что не может ничего увидеть. Вокруг была пустота – абсолютный вакуум. Здесь даже свет не мог существовать. Ощущения были ужасными. Но как он мог испытывать ощущения, если у него не было тела? Он лежал там, но мог ли он находиться там? Он пытался понять, что происходит.