Полвека с небом

Порой сил и умения не хватало. Что-то не срабатывало, а что — нельзя было сразу понять. Коришь себя после посадки на чем свет стоит. А за что коришь и в чем ошибка — не знаешь. И что делать, если звено вновь поднять в воздух, тоже неизвестно. И тогда я отменял очередной полет. Уходил куда-нибудь в поле и думал. Середа и Храмов в таких случаях всегда проявляли тактичность: не лезли на глаза, не бередили душу вопросами. Потом приходила мысль, и мы ее обсуждали вместе.

А еще были разборы после каждого полета, даже если удачный — все равно разбор. Отчего удача? В чем ее причина? Чтобы повторить в будущем успех, чтобы сделать его надежным, надо понять, что привело к нему в первый раз. Искали, спорили, доказывали каждый свое… Иногда ругались. Но без зла, без обиды друг на друга. На что обижаться? И боль за неудачу, и радость от успеха — на всех одна.

Помню, какую гордость все мы испытали, когда нам впервые удалось чисто выполнить бочку. Для нас она имела принципиальное значение: бочка была одним из козырей тех, кто не верил в возможность нашей программы. Они уверяли, что машина ведомого не сможет удержаться на месте, когда при выполнении бочки самолеты окажутся боком к земле. Не хватит рулей, утверждали скептики в теоретических спорах. Рулей хватило. И бочка вышла что надо. Сперва мы ее отработали парой с Середой. Потом парой с Храмовым. А затем и звеном. Теоретиков рядом не оказалось. Но их отсутствие не омрачило нашей радости — мы знали, что теоретики будут посрамлены. Впрочем, мы знали это и без бочки, знали с самого начала. Бочка лишь олицетворяла в себе торжество нашей правоты.

Прошло немногим больше месяца, и вся программа высшего пилотажа в строю «клин» из трех самолетов вокруг оси ведущего была завершена. Пришел черед докладывать главкому о проделанной работе.

— Звеном, говорите? — переспросил Вершинин. — Вот и отлично. Я, впрочем, не сомневался. Вы же с Середой и во время войны на Як-3 летали.

Сообразив, что маршал меня неверно понял, я сказал, что речь идет не о Як-3, а о Як-15.

— То есть как? — удивился главком. — Вы что, пилотируете звеном на реактивных?

— Так точно.

— Все фигуры высшего пилотажа?

— Так точно, товарищ маршал.

— Хорошо. Приеду смотреть. И аэродинамиков наших тоже привезу, — усмехнулся чему-то Вершинин. — Надеюсь, не возражаете?

Я, разумеется, не возражал. Раз главком шутит, подумалось мне, значит, все будет хорошо. Может, сказать, что мы уже начали тренироваться пятеркой? Нет, пожалуй, еще рано. Не о чем пока говорить, только приступили… Быстро мелькнувшие мысли удержали меня, и я в тот раз промолчал. К счастью, промолчал, как вскоре выяснилось.

На другой день мы в присутствии главкома показали пилотаж на Як-15. Вершинин не скрывал своего удовлетворения. Приехавшие с ним специалисты, напротив, чувствовали себя, судя по всему, не лучшим образом. Может, и не следовало бы, но я не удержался: улучил подходящий момент и отвел одного из них в сторону.

— Не обессудьте, скажу с солдатской прямотой, — начал я. — Мы, летчики, никак не возьмем в толк, почему вы, крупный ученый, один из ведущих теоретиков, были против нашего полета? Возможно, мы чего-то не понимаем, не все, что следовало бы, берем в расчет? Объясните, пожалуйста, если не секрет, нам вашу позицию.

Собеседник мой выслушал меня молча, не перебивая. Видно было, что он о чем-то напряженно думает. Потом резко оборвал паузу и как-то просто сказал:

— Какие уж тут секреты! Вы, конечно, правы: я не летчик. И видимо, именно поэтому до сих пор до конца не понимаю, как вам удалось все это проделать? Так что уж если речь зашла о секретах, не мне, а вам следовало бы ими поделиться.

— Рад бы, да тоже, извините, нечем — ответил я. — Особенности при пилотировании реактивных машин есть. А секреты — откуда бы им взяться?

Так оно и было на самом деле. Различия между реактивным и поршневым самолетом, конечно, весьма существенные.Но не столько в технике пилотирования, сколько в диапазоне возможностей.

Подошел главком и, прощаясь, пообещал:

— Теперь можно включить ваш номер в праздничную программу официально. Думаю, возражений не будет.

К воздушному параду в Тушино готовились в тот год особенно тщательно. Ожидались гости из-за рубежа, представители прессы различных стран, военные специалисты, военные атташе из всех аккредитованных в Москве посольств. Программа парада намечалась обширнейшая. В нее входили все виды поршневой авиации: от тяжелых бомбардировщиков до планеров и легких спортивных моделей. Но главным, конечно, оставался показ новой реактивной техники и ее возможностей. Окончательный вариант праздничной программы должен был утверждаться даже не главкомом, а в более высоких инстанциях. Мы, конечно, знали об этом. Тем не менее заручиться поддержкой маршала Вершинина оставалось для нас главной задачей. Теперь такая поддержка была обеспечена, и мы испытывали прилив сил, желание продолжать успешно начатую работу.

После пилотажа тройкой у нас окончательно развеялись малейшие сомнения в возможности проделать то же самое в составе пятерки. Но замысел свой держали пока про себя. Решили, так будет лучше для дела. Опасались мы не столько главкома, сколько преждевременных разговоров, которые могли возникнуть. Противников хотя и поубавилось, но недаром говорится: береженого бог бережет. А нам не хотелось никаких осложнений. Их у нас и без того хватало. Если не на земле теперь, так в небе.

Пилотаж пятеркой мы начали отрабатывать опять на поршневых. Сперва одним крылом — то есть ведущий и два ведомых слева. Вторым ведомым, как было намечено, стал полковник Ефремов. Но местами я их поменял. Ефремова поставил себе в левое крыло, а в конец крыла — Середу. Концевому ведомому удерживать место в строю труднее, чем тому, кто ближе к ведущему. А у Середы уже был опыт работы в звене, ему и в конце крыла будет проще.

Начали опять с простых фигур, постепенно переходя к более сложным. Недели полторы отрабатывали на Як-3 левое крыло. На поршневых стало получаться вполне надежно. Надо было идти дальше — переходить на реактивные. Но мне не давала покоя мысль, что делаем мы все это полулегально. Главком считал, будто мы продолжаем шлифовать технику пилотирования тройкой, а о том, что происходит на самом деле, даже не догадывался.