Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 1)

Появились у нас первые жертвы. Вражеский самолет сбросил несколько бомб. Одна из них попала в дом, где разместились бойцы Волжанина. Вместе с двенадцатью жильцами дома погибли два партизана...

Пятница, 4 августа

В районе Воли происходят тяжелые бои. Наши разведчики случайно оказались участниками ожесточенного сражения, которое вели молодые поляки из батальона Армии Людовой под названием «Чвартакув». Они сражались как львы, и фашисты, которые численно превосходили поляков почти в три раза, отступили. Во время затишья командир этих храбрецов Густав, молодой парень лет семнадцати, заявил нашим разведчикам, что командование АЛ отдало приказ своим частям сражаться на баррикадах плечом к плечу со всеми повстанцами, сплотить все демократические силы народа в борьбе против немецких оккупантов. «Мы сознаем, что восстание вспыхнули преждевременно и Цели его организаторов не совпадают с нашими целями, но когда народ идет на баррикады, Армия Людова не может оставаться в стороне», — сказал юный герой».

Сделав эту запись в журнале боевых действий, Соколов взял с собой трех партизан и вышел на улицу. Была ясная звездная ночь. Пахло гарью. Над районами Воли и Срюдместья стояло багровое зарево. С наступлением ночи бои затихают, однако кое-где еще раздавались выстрелы и короткие пулеметные очереди. Башенные часы пробили двенадцать. Соколов повел своих бойцов в сторону железной дороги, откуда днем не вернулись три разведчика. На улицах было тихо. Темные окна на фасадах казались пустыми глазницами. Пройдя два квартала, партизаны остановились в тени дома. Осмотрелись, прислушались. Чуткий слух Соколова тут же уловил приглушенные звуки шагов. Скоро из-за углового дома показались три человека. Они осторожно продвигались в сторону Млынарской улицы. Впереди шел офицер, за ним, чуть сгорбившись, шагали два солдата. Не доходя до перекрестка, они остановились.

Далеко еще? — по-украински спросил офицер.

Нет, где-то совсем рядом. Надо бы прочесть название улицы. Я тут был всего один раз, — ответил солдат тоже по-украински.

Черт бы побрал этого пьянчужку Хижняка. Никогда толком не допросит пленного. Как распалится, так сразу забьет до смерти или расстреляет. А нам потом расплачиваться...

Может, никакого партизанского отряда и в помине нет. Давайте, братцы, вернемся и доложим, что нигде его не нашли, — предложил один из солдат.

Дудки! Так тебе и поверят... Раньше чем через неделю Хижняку и не показывайся. Придется идти, иначе всем нам крышка.

Да черт с ним, с этим Хижняком! — выругался солдат и сплюнул. — Ну поругает, погрозит пистолетом, а убить побоится. Зато партизаны, если узнают, с чем мы к ним пришли, будьте уверены, повесят как пить дать...

А ты поменьше болтай! Пошли, ребята! — позвал офицер.

И они пошли вперед.

— Офицера оглушите, остальных скосим из автоматов, — шепнул товарищам Соколов.

Когда провокаторы поравнялись с ними, партизаны выскочили из укрытия. Один ударил прикладом по голове офицера, Соколов короткой очередью из автомата уложил обоих солдат. Затем, взяв оружие, все вместе поволокли оглушенного офицера в штаб. Там его окатили из ведра холодной водой; тот сначала застонал, потом открыл глаза.

— Встаньте! — крикнул ему Соколов.

Офицер медленно поднялся и сел на табуретку. Он был в форме лейтенанта вермахта, но с нарукавной повязкой с надписью «РОА».

— Власовец, значит! Предатель!.. — впился в него глазами Соколов.

А где остальные? — озираясь по сторонам; спросил предатель.

На том свете дожидаются тебя. Как зовут-величают?

Охримец, Грицко Онуфриевич. Зачем вы их убили? Мы же шли к вам, чтобы вместе бить фрицев, — пряча глаза, пробормотал власовец.

Лжешь, сволочь! Мы знали, что вы придете, вот и устроили торжественную встречу. Где и кем служишь?.

Товарищи, не убивайте меня! — взмолился Охримец. — В армию Власова я вступил с единственной целью — чтобы при первой же возможности уйти либо в партизаны, либо в Красную Армию. Сегодня, когда узнал, что здесь советские партизаны, уговорил двух солдат, и мы сбежали... Поверьте мне: в плену я только и думал, как бы поскорее вырваться из лагеря и воевать с проклятым немецким фашизмом.

Слова его звучали фальшиво, глаза бегали. Соколов не выдержал и стукнул по столу.

— Молчать, собака! — закричал он. — Ты будешь отвечать на вопросы или нет?

Власовец понял, что партизаны ему не верят. Но сдаваться так быстро не хотел.

А что сделаете, если не отвечу? — оскалил он зубы, подобно волку, попавшему в капкан.

Шашлык сделаем! — спокойно ответил Алим, который сидел на подоконнике и точил друг о друга кинжалы.

— Режьте, жгите, но не добьетесь больше ни слова! — запальчиво крикнул Охримец.

Соколов ненавидел власовцев. Каждый власовец — презренный изменник, предатель. Это всем известно. «Кто поднял руку на свою Родину, тот не человек и жить не имеет правд», — убежденно говорил он. К власовцам Соколов был беспощаден. Вот и сейчас он обернулся к партизанам и коротко бросил:

— Расстрелять!

Власовец побледнел, затрясся. Он кричал отчаянно, сопротивлялся, но партизаны поволокли его к выходу.

—Подождите! — крикнул он. — Я расскажу все, что знаю... Армия Власова входит в группу немецких армий «Центр». Узнав о готовящемся восстании в Варшаве, Власов послал сюда бригаду Каминского. Я служил там командиром взвода.

С какой целью послали вас сюда?

Захватить «языка»... Теперь я понял свою вину... Если оставите в живых, буду служить своей Родине до самой смерти, — лепетал Охримец.

Опять? — схватил его за шиворот Соколов.

— Простите! — замахал обеими руками изменник. — Скажу правду, сейчас скажу... Нам было приказано проникнуть к вам под видом перебежчиков, завоевать доверие, узнать все необходимое и, захватив командира, возвратиться в свою бригаду.

Все?

Завтра в бои вступают регулярные войска.

Какие конкретно?

На Волю обрушит мощный удар группа войск под командованием генерала Рейнефарта, в районы Мокотува и Охота вступят войска генерала Рора. Севернее вас будут наступать эсэсовские части под командованием оберфюрера Дирливангера. Они глубоко врежутся в расположение повстанцев, выйдут к Висле и соединятся с дивизией генерала Штагеля. Сегодня нам об этом зачитали приказ. Это не секрет. Даже по городской радиотрансляционной сети его передали. Призывали повстанцев сложить оружие.

А если повстанцы не послушаются?

Это тоже предусмотрено в приказе. Выполняя директиву рейхсфюрера Гиммлера, город разрушат до основания, всех жителей перебьют. На месте Варшавы останется пустыня...

—Не может быть! — закричал Соколов. — Выдумываешь, хочешь напугать нас. Но нервы у нас стальные.

— Посетите завтра район Воли и убедитесь, что я сказал правду. А лучше всего бросьте этих поляков, они же наши исконные враги, и пойдемте вместе с нами в бригаду Каминского.

Соколов посмотрел на него и еле-еле удержался, чтобы не плюнуть ему в лицо.

— Щенок! Ишь чего вздумал — завлечь нас в команду покойников! Не выйдет! Алим, покажи ему дорогу в ад, пусть приготовит там местечко и для своего Каминского, и для Власова, и для всех их прихвостней!..

О показаниях пленного власовца Соколов доложил командованию. На всех это произвело большое впечатление.

— Неужели они посмеют уничтожить Варшаву? — усомнился Яничек.

— Нет преступления, на которое не пошли бы фашисты, — сказал Комиссаров. — Если бы могли, они уничтожили бы все столицы мира.

— Да, дело серьезное, — согласился с ним Турханов. — Нечто подобное они действительно передавали сегодня по радио. Надо проверить и сообщить обо всем генералу Барсукову. Поговорите с Кальтенбергом, можно ли пробраться в тыл карателям и посмотреть все своими глазами...

— Слушаюсь, товарищ полковник!— щелкнул каблуками Соколов. — Мы с Конрадом обдумаем это дело.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как всегда, уходя, в расположение немцев, Кальтенберг и три поляка из его разведывательного отряда переоделись в эсэсовскую форму, взяли заранее подготовленные документы и немецкое оружие. На рассвете они подошли к пустырю, через который пролегал путь в тыл карателей Дирливангера. Их сопровождал Соколов, переодетый в мундир власовца. Кроме немецкого автомата у него были две гранаты с длинными деревянными ручками, документы на имя Астахова и безымянный пропуск для свободного хождения по улицам Варшавы, отобранный у лейтенанта Охримца.