Год рождения 1921

Бент во время этого похода часто подходил к Карелу.

— Когда придет время расставаться, а его уже недолго ждать, — злорадно обещал он, — я пристрелю вас вот из этого пистолета. За все, что вы сказали мне в Саарбрюккене. Не пытайтесь бежать, я найду вас, даже если мне придется ползти за вами на карачках. Вы испортили мне жизнь, и за это я с вами рассчитаюсь!

Полуслепой Станда всю дорогу жаловался на больные ноги. Когда рота спала или отдыхала где-нибудь на склоне холма, греясь на солнышке, Станда разувался и лечил свои ноги; ступни у него опухли, кожа на пятках была содрана, каждый шаг причинял нестерпимую боль. К утру, после ночного перехода, он едва двигался и плакал от боли.

— Терпи, терпи, — подбадривал его Кованда. — Не лежать же тебе тут, когда до дома два шага осталось. Я бы на четвереньках дошел, хоть никогда в жизни так ходить не пробовал.

И Станда стискивал зубы и шел, кряхтя от боли, шатаясь из стороны в сторону и спотыкаясь о камни.

— Дома я никогда не ходил дальше, чем за гумно, — куда уж мне, слепому. А тут такой путь, такой страшный путь!

На пятый день Куммер и Гюбнер исчезли. Во время привала они сидели на опушке, в стороне от всех, а потом пошли в лес и не вернулись. Их хватились только к вечеру и стали искать, хотя все догадывались, что они не вернутся и не будут найдены. Рота уже стояла, готовая к походу, и капитан нетерпеливо прохаживался по дороге. Над головами колонны, низко, у леса, пролетело звено истребителей. Все невольно пригнулись, ожидая обстрела.

Гиль, Бекерле и Липинский вернулись из леса.

— Нет их, скрылись, — отрапортовал Гиль и яростно отшвырнул ветку, о которую опирался. — Попадись они мне, я бы их… — И он выразительно похлопал по кобуре.

— Так, значит… — сказал Кизер и равнодушно пожал плечами.

Перед самым отходом Карел попросил у капитана разрешения поместить Станду Ежа на повозке. Станда, с трудом передвигая ноги, тоже подошел к ним.

Капитан поглядел на Карела, потом на Станду. Кованда, поддерживая Ежа под руки, ждал решения Кизера.

— Невозможно, — холодно ответил тот. — Лошадь слишком слаба. В России наши солдаты проделывали марши втрое длиннее. Он должен идти.

Карел понял, что упрашивать нет смысла.

— Благодарю, — сказал он и повернулся.

Капитан остался сзади, за повозкой, с ним Нитрибит, Липинский, Бент, Олин и Гиль. Кованда со Стандой задержались, и Гиль подошел к ним.

— Also los! — прикрикнул он на Станду, грубо толкнул его и выбил очки из рук. Станда пошатнулся, испуганно вскрикнул и хотел было нагнуться за ними, но нечаянно наступил на хрупкие стекла тяжелыми сапогами. Очки хрустнули, как раздавленный кремень.

— Мои очки! — жалобно вскрикнул Станда и принялся шарить по земле руками. Рота остановилась.

— Ты загубил ему очки, паскуда! — сказал по-чешски Кованда Гилю. — Не совестно тебе, сукин сын?

Гиль, захлебнувшись от ярости, ткнул коленом наклонившегося Станду, и тот упал ничком на каменистую дорогу.

— Очки, дайте мне очки! — плачущим голосом умолял он.

Кованда, стиснув кулаки, кинулся на Гиля. Ефрейтор отскочил в сторону, торопясь выхватить из кобуры пистолет, и споткнулся. Железный кулак Кованды обрушился на него. Но удар был плохо нацелен и не оглушил здоровяка-ефрейтора; падая навзничь, он выстрелил. Пуля просвистела в ветвях, над головой Кованды, Гиль ловко перевернулся на живот и снова прицелился. Ошеломленный Кованда стоял как вкопанный. Хлопнул выстрел, и вдруг Кованда увидел, как рука Гиля опустилась, пальцы судорожно разжались и пистолет выпал из них. Гиль выгнулся, вцепился в молодую траву и, упершись коленями в землю, попытался подняться. Но руки подломились, и он повалился на землю. Изо рта у него побежала алая струйка крови.

Кованда быстро обернулся и увидел, что Липинский опустил руку с дымящимся пистолетом. В этот момент Ота Ворач кинулся на унтер-офицера Миклиша и повалил его. Фрицек дал подножку Бекерле, Цимбал ударом кулака сбил с ног Рорбаха, остальные чехи навалились на группу солдат, шедших в авангарде.

Кизер, Нитрибит и Бент на мгновение опешили, потом кинулись бежать. Напролом продираясь сквозь кусты, падая и поднимаясь снова, они скатились вниз по откосу и исчезли в густом ельнике. Карел, подняв обе руки, предостерег товарищей, бросившихся за ними.

— Назад, вернитесь назад, они будут стрелять!

Как бы в ответ на его слова, из кустов сухо щелкнули два выстрела, и пули просвистели над головами чехов. Липинский поднял руку с пистолетом и, расставив ноги и целясь в кусты, выстрелил целую обойму. Сверху, с дороги, Ота Ворач дал пять выстрелов из пистолета Миклиша.

— Не стрелять! — крикнул Карел. — Беречь патроны! — И Ота послушно сунул пистолет в карман.

— Берегись Шварца! — хрипло воскликнул Кованда; он все еще не мог прийти в себя. Но ревматический Шварц уже слез с повозки и, угодливо улыбаясь, подал свой пистолет Карелу.

— Возьмите, пожалуйста, — тихо сказал он. — Я не буду стрелять.

Чехи столпились около повозки, притащив с собой наполовину оглушенных и смертельно перепуганных немцев.

— Вот они! — кричали парни, сгоняя солдат в кучку. — Руки вверх!

Карел поднял руку, требуя тишины.

— Ота Ворач, Цимбал, Ирка и Фера, возьмите пистолеты и идите на разведку. Ота и Цимбал — вниз по косогору, в ту сторону, куда удрали немцы. А вы, Ирка и Фера, — вперед по дороге. В случае чего — стреляйте.

Шварц, униженно кланяясь, присоединился к группе немцев, испуганно теснившихся около повозки. Карел молча глядел на них.

— Обыщите их! — коротко распорядился он, и ребята обшарили немцев, отбирая у них обоймы с патронами и ножи. — Остальное оставьте.

Ефрейтор Шварц поспешно сообщил, что на повозке, под козлами, спрятана жестяная коробка с патронами к пистолетам.

— Винтовок у нас, к сожалению, нет, — виновато добавил он.

Кованда удивленно поглядел на Карела.

— Ты хочешь их отпустить?

Карел оглянулся на товарищей.

— Да, — сказал он. — Если вы согласны. Кто возражает, говорите.

Молодые чехи посмотрели в сторону немцев. Жалкое это было зрелище! Порванные мундиры, поцарапанные лица… Такими они еще не видели своих сторожей. Фельдфебель Рорбах сплевывал кровь и прижимал платок к глазу, у Бекерле кровоточила царапина над бровью, Миклиш обматывал платком руку, ефрейтор Мюллер, сняв сапог, растирал лодыжку. Шварц смущенно ухмылялся, не зная, что сказать, как угодить чехам. Девять на смерть перепуганных вояк в рваном заношенном обмундировании, без фуражек и без оружия, девять заурядных солдат, всегда выполнявших чужие приказания. Они не умели ничего решать сами, и никого не обижали по собственной инициативе.

— Капитана бы сюда и Нитрибита! — в сердцах воскликнул Кованда и отвернулся.

— И Бента, — тихо добавил Карел и посмотрел на товарищей. — Так отпустить?

— Пусть идут, ну их! — отозвались те. — Получили свое.

Карел подошел к Шварцу.

— Возвращайтесь обратно той же дорогой, — идите всю ночь. Если вздумаете следить за нами, мы будем стрелять, предупреждаю. Карта у вас есть?

— Она была только у капитана, — торопливо ответил Шварц.

— Ну, уходите.

И немцы пошли. Мюллер нес в руке сапог и босой ногой неуверенно ступал по траве. Рорбах поддерживал Бекерле, Миклиш шел, засунув руки в карманы и носком сапога отшвыривал камешки с дороги. Когда они обогнули повозку и проходили около мертвого Гиля, из кустов вышел Липинский.

— Фельдфебель Рорбах! — окликнул он, и Рорбах испуганно вздрогнул и остановился.

— Bitte? — спросил он и машинально выпрямился, словно собираясь стать во фронт, но потом спохватился И сплюнул кровавую слюну. — В чем дело?

— Ваш мундир и фуражку! — спокойно сказал Липинский.

Фельдфебель изумился.

— Мундир? — недоуменно переспросил он. — Зачем вам мундир? И почему именно мой?

— Нужно, — хладнокровно ответил Липинский. — Дело не в мундире, а в петлицах.

Рорбах секунду колебался, потом снял мундир и подал его вместе с фуражкой Липинскому.