Первозимок

Где-то истошно кричала женщина, кто-то звал: «Анюта!.. Анюта!..» И все звуки покрывал пронзительный вой пикирующих бомбардировщиков, потом разрывы и пулеметный треск, как будто над самой головой, со всех сторон сразу.

Немцы оставили пустой большак и, преследуя беженцев, весь свой огонь перенесли на рощу.

Люди, как обезумевшие, метались во всех направлениях, не находя надежного укрытия. И оставалось одно - бежать, бежать напрямую от большака, бежать, не останавливаясь, как можно дальше.

И Петька бежал, уже не соображая, откуда - справа, слева или сзади - настигают его горячие волны взрывов. Потом что-то в одно мгновение обожгло, оглушило его, приподняв от земли, куда-то швырнуло, и все для Петьки исчезло. Он не мог бы сказать, через сколько минут или часов вернулось к нему сознание. И - удивительное дело - прежде всего Петька почувствовал свои ноги, и потому, наверное, что они соприкасались с чем-то теплым, живым, мягким. Хотел вскочить, дернулся... и увидел синее небо над верхушками осин, какой-то стебелек у самого носа...

Вокруг стояла непривычная, недобрая тишина. А его, оказывается, почти до пояса привалило землей. Он нетерпеливо рванулся еще и еще раз, но земля крепко держала его. Петька понял, что так не выбраться, и стал откапываться руками. Мало-помалу высвободил правую ногу, потом, уже быстрее, левую. К счастью, обе оказались целыми и невредимыми, даже не затекли. В ответ на долетевший до его слуха отдаленный рокот сделал инстинктивное движение, чтобы нырнуть в бурьян. Спохватился, что рокот далеко, что рощу уже не бомбят, и удивился: куда подевались люди? Наверное, пролежал он все-таки долго.

Встал, стряхнул с себя землю. Огляделся. Воронка от взрыва, которым шибануло его, была всего в сорока-пятидесяти метрах. Солнечные пятна лежали на вывороченной земле, на ромашках, и безмятежно порхала какая-то бабочка. Казалось, какой-то иной, неправдоподобный мир окружал его - не тот, в котором он был недавно.

Он заметил что-то синеющее шагах в двадцати, за кустами широколистого папоротника. Подбежал.

На земле, уткнувшись лицом в траву и обхватив голову руками, лежал мальчишка примерно одного с ним возраста. Синяя косоворотка была разодрана на боку, я сквозь нее проглядывало загорелое тело.

Петька легонько толкнул мальчишку.

- Живой?!

Тот развернулся на бок. Худое, скуластое лицо его на секунду перекосилось, и он даже прикрыл глаза.

- Живой!.. А ты?

- Да вот, - сказал Петька, - привалило меня, насилу откопался.

- А меня оглушило здорово! Гудит в голове! - Мальчишка снова сморщил лицо. - Может, там лопнуло что-нибудь, - показал он на голову, - а?.. - С трудом сел. - Вроде даже слышу: что-то шевелится...

- Э-э!.. - спохватился Петька. - Пойдем быстрей. Может, там человек, в земле?! Ногами чувствовал, вроде живое что!..

- Все может быть, - рассудительно заметил мальчишка и встряхнул головой.

- Так быстрее же надо! - поторопил его Петька.

- Айда...

Парень с трудом поднялся и, слегка пошатываясь, двинулся вслед за ним. Был он самую чуточку выше Петьки, но заметно крепче в плечах и на год-полтора, наверное, старше.

- Меня зовут Петька. А тебя?

- Меня Василием.

- Откуда ты? - спросил Петька.

- Из Вереек.

- А я из Зареченска.

- Выходит, земляки, - невесело заключил Василий.

- Нас компания была, - сказал Петька. - Когда начали бомбить, потерялись.

- У меня тоже свои были... - отозвался Василий, опять встряхивая головой. - Кажется, проходит!

Петька остановился над завалом.

- Вот здесь!

И они начали в четыре руки разбрасывать глинистую породу.

Скоро показалась рука. Попробовали тянуть за нее, ничего не вышло. Стали торопливо расширять яму. И когда уложили на траву перемазанное глиной тело, Петька присел от неожиданности:

- Это ж Генка! Генка Скворцов! Наш, зареченский! Ген! - позвал он. - Гена!

- Без толку... - проговорил Василий. - Умер...

С минуту Петька не двигался, подавленный. Он впервые видел смерть хорошо знакомого человека. Генка Скворцов умирал рядом с ним...

Наконец он заставил себя распрямиться и тяжело вздохнул:

- Давай похороним...

Василий растерянно огляделся по сторонам - ни лопаты, ни кирки у них нет. Да и времени...

Как могли, похоронили Генку в неглубокой воронке: сначала обложили камнями, потом присыпали землей. Уходя, Петька несколько раз оглянулся, чтобы запомнить место, где осталась могила.

Искать дорогу они не стали. Сориентировались по солнцу и двинулись прямиком на восток.

Осиновая роща скоро сменилась густым разнолесьем, и зачавкала подо мхом вода. Место оказалось болотистым. Это обеспокоило друзей по несчастью. Но примерно через полтора-два часа ходьбы лес как бы пораздвинулся, посветлел. Идти стало легче. А звуки боя, все отчетливее слышимые впереди, лишь прибавляли обоим сил и энергии.

Петьку удивляло, что из всех беженцев они в лесу оказались вдвоем, и он собирался было сказать об этом Василию, но тут впереди, за деревьями, мелькнули палатки.

Мальчишки приостановились и медленно, с опаской начали приближаться. У прогала, выводящего на большую солнечную поляну, обнаружили под кустами свалку: бинты, окровавленные тампоны и даже... ногу! Петька невольно отшатнулся.

- Гипсовая... - успокоил его Василий. - Госпиталь здесь, наверно. Чувствуешь, как лекарством несет?

- Не заметили, значит... - Петька показал головой в небо.

- А это им раз плюнуть. На самолете - не пешком: минута - туда, минута - обратно...

Шесть больших серых палаток с наброшенными на них маскировочными елками вытянулись в одну линию вдоль заброшенного проселка. Из крайней явственно доносились стоны. Госпитальная прислуга суетилась между палатками. А на проселке кое-как пристраивались друг к другу, образуя нечеткий строй, раненые: у кого перевязана голова, у кого в бинтах грудь, у кого рука на подвеске... Наконец один, видимо старший из них, подскакал на костылях к поджидавшему его начальнику госпиталя в забрызганном кровью халате.

- Товарищ военврач второго ранга! Отряд раненых, имеющих возможность двигаться, к эвакуации готов!

Военврач ответил как-то буднично, совсем не по-военному:

- Катя Нефедова будет сопровождать вас, не теряйте ни минуты. Сейчас каждая минута - жизнь.

Двое раненных в ноги, судя по всему командиры, сидели неподалеку, привалясь к березам, и с тоской глядели на уходящих.

- Связи нет, глушь... - проговорил один из них. - Хоть бы какая-нибудь часть оказалась поблизости, надо бы послать на дороги сестер, фельдшеров...

- Начхоз выходил... - со вздохом отозвался второй. - Вернулся ни с чем. Если идут, то боевые машины, у тех своего груза по горло...

Василий потянул Петьку за рукав:

- Идем... Увидят. Нам тут не положено...

Никем не замеченные, они стороной обошли госпиталь и опять двинулись прямиком на восток. Шли молча, будто чувствуя себя в чем-то провинившимися перед ранеными.

Когда начал накрапывать дождь, побежали, выискивая наиболее развесистое и ветвистое дерево. Но вскоре, как по команде, остановились.

Дорогу им преградила речка. А вдоль нее, лязгая на колдобинах всеми своими болтами, ползла старенькая полуторка.

Мальчишки, не сговариваясь, бросились к машине.

- Дяденька красноармеец!

Тот остановился, выглянул из кабины и спросил почти обрадованно, как будто не он их, а они его могли выручить в чем-то:

- Откуда вы, сорванцы?!

- Дяденька! Вон там госпиталь в лесу! Раненые! Много раненых!

- Так я же не врач...

- Их вывезти надо! Машин нет. А ходить они не могут! И связи нет! - вспомнил Петька.

- На этой машине, ребята, ничего не вывезешь! - Красноармеец вздохнул. - Она сама себя еле тянет. Хотел вот речку переехать, да боюсь: заглохнет посреди реки, и баста. А мостки тут, наверное, уже порушили. Вот какие дела!

Василий поглядел вдоль реки.

- Тут за поворотом, кажется, есть мосток...