На рубежах Среднерусья

Александр Михайлович подошел к столу с покатой крышкой, отдернул занавеску.

— Я пока кое-что набрал на своей карте. Посмотрите.

Пятисотка была разрисована изящными линиями и стрелами. Синие вклинивались в Курский выступ, красные пересекали синие и устремлялись за его пределы — к Днепру у Киева и Днепропетровска, а севернее — к Гомелю. Более короткие стрелы пронизывали оборону врага… Нигде стрелы не смыкались, хотя было почти очевидно, что в Орловском выступе можно было окружить крупные силы врага. После эффектной операции под Сталинградом такой замысел сражения под Курском обоим генералам показался более перспективным.

— Удивлены, что на карте нет кольца окружения? Строго для вас. И Георгий Константинович, и я предлагали Верховному окружить все германские войска, удерживающие Орловский выступ, он не согласился с нами. Доводы такие: в окружении, как и под Сталинградом, немцы могут держаться и месяц и два; подготовленных позиций у них предостаточно; своим упорством могут лишить нас важных летних месяцев, и к осени мы не преодолеем Днепр, да еще с такими притоками, как Десна и Припять.

Подумав, свое мнение высказал Антонов:

— Конечно, временный фактор очень важен в оперативном искусстве. Но окружение крупных немецких группировок в районах Орла и Полтавы лишит немцев возможности образовать сплошную оборону на Днепре, и наши войска смогут преодолеть реку с ходу.

— Такое суждение мы высказывали Верховному, но он пока остается при своем мнении. Добавил еще одно соображение: подготовка операции на окружение потребует образования крупных ударных группировок, и мы можем упустить момент, когда немецкое наступление уже выдохнется.

Василевский дал помощникам время на обдумывание услышанного, затем добавил:

— Будем надеяться, что нам удастся остановить вражеские группировки вдали от Курска, и тогда сковывающими ударами мы дополним главные, что позволит нам быстрее развить контрнаступление в общее наступление. Пока такой ориентировки для вас достаточно? С любыми соображениями и предложениями заходите ко мне в любой день и час.

— Может быть, Григорию Семеновичу этот день сделать выходным? — предложил Антонов.

— День-то кончился. Если уж завтра…

— Целый день много. Посмотрю на жену, сына, и можно будет заняться работой.

— Поздравляю с наследником, — с шутливой торжественностью произнес Александр Михайлович. — Насколько я помню, был задуман как сталинградец.

— Варя постаралась к моему приезду.

— Поздравляю и я вас, Григорий Семенович, с отцовством и рождением генштабиста. Варе низкий поклон.

5

Войдя в кабинет, в котором он провел многие месяцы, Колосов окинул его тем добрым взглядом, которым смотрят после разлуки на давнего товарища. Изменений заметил не много. Взгляд остановил на городском телефоне: позвонить Варе сейчас или нагрянуть неожиданно? Склонился удивить неожиданным появлением на пороге. Помчался наугад — жена с сыном должна быть у стариков. Они же возятся с ребенком, когда она занята в театре. Но его неожиданное появление Варя могла расценить как подозрение, и набрал телефонный номер. Услышав голос, взволнованно спросил:

— Бодрствуешь?

— Гриша, ты?! — почти крикнула Варвара. — Неужели звонишь из Москвы — слышимость отменная.

— С известного тебе здания на Арбате. Если очень хочешь меня видеть, примчусь через минуты.

— О чем ты говоришь, Гриша! Не хочу, а жажду видеть, слышать и обнимать тебя.

Едва Григорий нажал кнопку звонка — дверь тут же распахнулась. С театральностью, вошедшую в привычку, охватила мужа руками, как лебедь-птица, и принялась самозабвенно целовать в губы, щеки, виски.

Вошли в комнату-кухню. Варвара осмотрела мужа со всех сторон:

— А генеральский мундир неплохо красит тебя, Гриша. Не бросишь полнеющую актрису?

— Женщина в теле — моя давняя мечта.

— Неужели я растолстела?!

— В самую меру. Теперь ты мягче, теплее… еще более любимая.

— Выкрутился, — ответила Варя, наградив мужа долгим поцелуем.

Из своей комнатушки вышли старики.

— С приездом или возвращением тебя, Гриша? — произнес старик, как-то неловко взглянув на генеральские погоны. Обнявшись с ним, пропустил жену. Потому, как она по-матерински просто обняла зятя, для нее он в первую очередь был мужем дочери, отцом внука, а остальное…

— Я бы хотел взглянуть на сына. Не возражаете? — с нетерпением спросил Григорий.

— Богатырь, басистый, в Большом будет петь, — с гордостью отозвался тесть.

— Парням положено следовать дорогой отцов. Так что…

Григорий и Варя в обнимку подошли к сыну, спавшему в деревянной кроватке, сбитой дедом.

— Голосистый в меня, а в остальном — я хотела, чтобы похож был на тебя, — прошептала Варя.

— А дочкой не мечтаешь обзавестись?

— Появится еще один голосок — придется оставить работу, а не хочется.

— Да… Представить тебя только генеральшей воображение мое пока не в состоянии.

— Я генеральшу сыграю в театре. Похвалюсь: одного из режиссеров призвали в армию — меня назначили на его место.

— В обретении командирских начал я готов тебе помочь, а в остальном я твой поклонник.

Варвара спохватилась:

— Что-нибудь приготовить?

— Потом…

Варвара поняла намек и принялась расстегивать пуговицы кителя. Распахнув борт, пропустила руку между спиной и кителем и прижалась со страстью.

— Чуть-чуть потерпишь?

Варвара размашисто сдернула одеяло — Григорий отошел к печке-голландке. Разоблачившись, повернулся к жене.

— Погасить свет?

— На тебя я еще не насмотрелась. Потом, потом…

О существовании искусства любви Варя узнала в девичестве из книг, практику прошла в актерской среде и с Майковым. Сейчас о нем она даже не вспомнила. Народный способ позволял отдаться страсти быстрее и чувствовать близость всем телом.

Смогли заговорить, когда желания иссякли.

— Недавно я навестила Николая.

— Как он?

— Начал передвигаться, правда, еще с костылями. Познакомил меня со своей женой. Она из тех, кто на всю жизнь остаются верными. Но Николай до сих пор не сделал ей предложение, хотя, подметила, они близки.

— Такое решение, видимо, вызывает нелегкие муки и сомнения.

— Так полагаю и я.

— А что она?

— Накоротке я поговорила с ней. Без сомнения, любит Колю, и его ранение не отягощает ее. Об этом говорит фраза, которую она произнесла при нашем расставании: «Если я не стану женой Коле, фамилию Соболева не верну себе, хотя она очень красивая».

— Николай сторонится ее?

— Ее заботы принимает терпеливо, следит за ее движениями с той признательностью, за которой, думаю, в его памяти не вырисовывается ни одна девушка из прошлых знакомых, тем более жена, не дождавшаяся его. Но вместе с тем лицо, озаренное возможным счастьем с Томой, вдруг мрачнеет, взгляд осуждающе уходит в себя. Может быть, мне или тебе поговорить о жертвенности наших женщин, особенно в пору больших бед?

— Завтра до обеда мне дали время побыть с семьей. Я заеду к Николаю. Одновременно посмотрю, как возвращается академия в свои пенаты.

На трамвае «букашке» Колосов доехал до Девичьего поля. Через сквер прошел к парадному подъезду здания академии, стройному, как боевое каре перед атакой.

Весь нижний этаж выглядел пустым. Лишь слева, где располагался спортивный зал, солдаты что-то разгружали. Пусты были второй и третий этажи. Лишь там, где прежде располагалось начальство, прошла женщина. Только в приемной начальника академии Колосов увидел капитана. Тот живо встал, представился.

— У себя? — кивнул Колосов на дверь.

— Так точно, товарищ генерал.

— Доложите начальнику академии, что прибыл из Генштаба генерал Колосов.

Адъютант юркнул в кабинет и вскоре раскрыл две двери.

Генерал-лейтенант Веревкин-Рохальский получил академию, когда все способные руководить армиями и фронтами находились на фронтах. Получали ордена и медали, о них писали в газетах. Не раз просился на фронт — отказывали. Увидев Колосова, он вышел из-за стола, поздоровался, предложил место. Все степенно, корректно, в духе тех царских генералов, которые когда-то преподавали здесь.