Киреевы

— Я подумаю над вашим предложением, Константин Михайлович. — Кирееву нелегко было отказаться, да еще надолго, от воздушного гиганта, но он понимал: профессор прав.

Ушел Николай Николаевич почти убежденным: надо примириться с тем, что сначала придется построить самолет в четыре раза легче.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Наташа вышла из аудитории и осторожно закрыла за собой дверь. Длинный, пустынный коридор встретил ее полусумраком и прохладой. Несколько секунд она постояла неподвижно, словно раздумывая, что ей теперь делать? И тут же четкая дробь ее каблуков нарушила тишину.

У выхода девушка столкнулась со спешившими на экзамен подругами.

— Ну как? — в один голос спросили они.

— Константин Семенович сегодня явно не в духе. Я вытащила предпоследний билет. Хорошо его помнила — утром повторяла. А он начал меня по всему курсу гонять. Все же поставил «отлично». Но, по всему видно, не очень охотно. Когда возвращал мне зачетку, даже вздохнул.

— Это он от переполнивших его восторженных чувств, — засмеялась Лена. — Вероятно, ты его сердце пронзила своими блестящими знаниями. Признавайся!

— Брось свои шутки, Лена! — сердито сказала Валентина. — Нам сейчас отвечать. Смотри, плакать бы не пришлось.

— Вы с ответами не торопитесь. Я заметила, он любит, чтобы его вопросы обдумывали, — предупредила Наташа.

Она вышла на улицу и невольно зажмурила глаза от яркого солнечного света.

— Поздравляю вас, Наталья Николаевна! — раздался знакомый голос. Упругой походкой спортсмена подошел Глинский. Белая тенниска выгодно оттеняла покрытое легким загаром лицо. Инженер был необычайно оживлен и выглядел совсем юным.

Более часа он бродил взад и вперед около здания института, и каждый раз, как кто-нибудь выходил из подъезда, поспешно принимал небрежную позу человека, случайно остановившегося закурить. Наташа не знала этих подробностей, и все же появление Глинского тронуло ее. Впрочем, сейчас Наташу все трогало, все ей казались хорошими, добрыми. Она не смогла отказать Сергею Александровичу и согласилась поехать вечером за город на привезенном им из Германии сереньком «Оппеле».

…Автомобиль мчался вдоль крутого берега мимо тополевой рощи. Здесь на месте бывшего имения помещика Губина вырос богатый совхоз.

Не доезжая до новых совхозных строений, Глинский повернул вниз к реке и по недавно построенному деревянному мосту переехал на другую сторону. Теперь узкая дорога шла по пологому берегу, окаймленному зеленеющим камышом. Рядом широко раскинулись нескошенные луга. Над ними низко-низко висело заходящее солнце.

Глинский остановил машину:

— Правда, хорошо здесь?

Девушка с наслаждением вдохнула запахи полевых цветов, свежей травы и молча кивнула головой. Сейчас ей не хотелось говорить, хотя в начале прогулки она оживленно рассказывала Сергею Александровичу о своих институтских делах, о предстоящей поездке на врачебную практику в районный город, о дальнейших перспективах любимой работы. Глинский слушал внимательно, и Наташа чувствовала, что ему далеко не безразличны ее мечты.

Глинский здесь же вскользь упомянул о своей невеселой юности, о том, как трудно ему было получать «отлично», когда работа на заводе отнимала столько времени, что готовиться к экзаменам удавалось только за счет сна. Наташе стало стыдно за свою слишком спокойную, счастливую жизнь.

… Из совхоза донеслось дружное пение. Девичьи голоса плыли в вечернем воздухе. Наташе самой захотелось не то петь, не то плакать.

— Ну, что ж, поедем дальше? — спросил Сергей Александрович, первым стряхивая с себя очарование песни.

— Поедем догонять солнце, — негромко сказала Наташа. — Посмотрите, оно совсем близко!

Неожиданно для самого себя Глинский резко повернулся к ней, обнял и поцеловал в губы.

В первое мгновение Наташа растерялась, потом с силой вырвалась и возмущенно крикнула звенящим голосом:

— Как вы смеете!

Инженер сразу протрезвел. От его прежней самоуверенности не осталось и следа.

— Простите меня, — с искренним отчаянием в голосе сказал он, — я забыл все на свете, я так люблю вас, давно люблю. Если вы согласитесь стать моей женой, я буду самым счастливым в мире человеком.

Наташа молчала.

— Вы даже не хотите отвечать?

Сергей Александрович выглядел таким растерянным, жалким. Наташа заговорила смущенно, подбирая слова:

— Я буду женой только того, кого полюблю… Пока у меня нет такого чувства… ни к кому. Давайте, не будем больше говорить на эту тему, пусть все останется по-старому.

Глинский поклонился:

— Я повинуюсь, Наталья Николаевна!

Солнце скрылось. От реки повеяло мягкой прохладой.

— Пора домой, — сказала Наташа. Глинский послушно повернул машину.

Весь обратный путь до города Сергей Александрович не произнес ни одного слова. Наташа не замечала неловкого молчания, думала о своем.

Какой был чудесный день, и как он испорчен. Никому она не расскажет, даже матери… Что бы подумал отец, если бы знал? Он как будто не очень симпатизирует Глинскому, у них, кажется, деловые разногласия.

Прощаясь, Сергей Александрович осторожно попросил:

— Разрешите, Наталья Николаевна, навестить вас, когда вы будете на практике.

— Пожалуйста, приезжайте, — вежливо ответила Наташа. Она и сама не знала, приятно ли ей будет встретиться там с Глинским.

После ухода Наташи Сергей Александрович еще некоторое время сидел неподвижно, вспоминая каждое движение девушки, малейшие оттенки ее голоса.

— Наташа будет моей женой! — вслух сказал он.

* * *

Старый клен рос у крыльца небольшого свежевыбеленного дома. Его хорошо было видно из окна комнаты, в которой жили три девушки-студентки.

Наташа любила смотреть на клен. Особенно после восхода луны: тогда ей казалось, что это многорукий великан сторожит ее покой.

Сегодня перед рассветом налетела буря. Наташа проснулась и полураздетая прильнула к стеклу. Тревожно наблюдала она, как со скрипом пошатнулся мощный ствол, как мечутся под вспышками молний широкие узорчатые листья.

В бледном освещении наступающего утра Наташа увидела: клен не поврежден, зеленеет по-прежнему свежо и молодо. Сколько времени простояла она у окна? Трудно было определить. Она продрогла и снова улеглась спать.

Разбудила ее Лена. Солнце уже давно взошло. Утро было тихое, радостное, даже не верилось, что всего несколько часов тому назад ураган сбрасывал на землю крыши сараев и пытался вырвать с корнем богатырский клен.

«Хорошо, что такая погода. Часа через два приедет Сергей Александрович, можно будет пойти гулять к озеру», — подумала Наташа.

— Долго ты будешь бездельничать? Вставай, пора завтрак готовить. Валентине на дежурство идти, — тормошила подругу маленькая, подвижная, как ртуть, Лена.

Валентина еще спала, раскинув поверх одеяла полные белые руки. Сегодня ей предстояло дежурить в больнице и по неписанным, но твердо соблюдаемым девушками правилам, она в этот день освобождалась от всех хозяйственных забот.

Лена и присоединившаяся к ней Наташа убрали комнату и принялись чистить овощи.

Валентина встала, накинула халат и подошла к подругам.

— Я помогу вам, у меня еще есть время. Лена энергично отстранила ее:

— Отдыхай! Без тебя обойдемся.

— Счастливая ты, Валентина, — сказала Наташа, когда девушка, окончив завтрак, уложила в маленький чемоданчик чисто выстиранный халат и белую косынку. — По воскресеньям в больнице только один дежурный врач, значит, ты будешь помогать Федору Алексеевичу на операции. А ведь сегодня предстоит такая интересная операция.

— Не огорчайся, — дружелюбно ответила Валентина, — я вчера своими ушами слышала, как Федор Алексеевич говорил Николаю Петровичу: «У Киреевой пальцы хирурга, я хочу посмотреть, как она будет самостоятельно оперировать больного аппендицитом». Николай Петрович что-то мямлил насчет твоей молодости, даже девочкой тебя назвал. А Федор Алексеевич ему решительно заявил: «Ничего, что молодая, — зато она, я в этом убежден, не случайно в медицину пришла, любит свое дело и людей любит. Если Киреева возьмется делать операцию, доверю ей. Откажется или станет колебаться, — настаивать не буду».